Прежде чем мы проиграем

      С момента, как Антонин Долохов помог укрыться от Пожирателей смерти раньше, чем они оказались в доме Грейнджеров, Гермиона не имела возможности даже отправить хоть какую-то весточку о своём пребывании. Долохов трансгрессировал её к дому мистера и миссис Уизли, где ей пришлось, к некоторому неудовлетворению, провести несколько дней в компании Рона и Джинни. Если с первым ей удалось помириться ещё в учебное время, найти общие точки соприкосновения и равнодушно существовать в мире, то с последней всё было намного сложнее.       Как раньше, Джинни предпринимала множество попыток утащить с собой Гермиону, увлекая просмотрами женских или спортивных журналов, шалостями под носом у родителей и полуночной болтовней, сплетничая обо всём, что только можно. Но в этот раз та не стала поддаваться напору Джинни, потому что это было слишком скучное, безынтересное и совсем не рациональное времяпровождение, о чём Гермиона сразу же довольно вежливо поставила в известность и плюхнулась в кровать, накрывая с головой себя одеялом.       Тогда Джинни ничего не сказала, возможно, решив, что подруга слишком сильно поддалась удручённому состоянию из-за развёртывающейся ситуации в Британии, но когда была предпринята через день ещё одна попытка разболтать и развеселить Гермиону, то в ответ та получила довольно развёрнутый и немного резкий ответ на все предложения: она не готова тратить своё время впустую, потому лучше ей не мешать идиотскими затеями и глупыми фокусами, — ей всего лишь нужна тишина и спокойствие, чтобы размышлять.       Возможно, Гермиона не была бы с ней настолько резкой, но каждый раз в голове всплывали ситуации из повторяющегося дня: ей иногда казалось, что Джинни готова снова обрушиться на неё с упрёками о книгах и излишней серьёзности, — поэтому она ничего не могла поделать с собой и буквально не собиралась лишний раз встречаться с подругой, хоть, к её разочарованию, спали они в одной комнате.       Гермиона томила себя в ожиданиях, каждое утро, параллельно разговаривая с миссис Уизли, пока та готовила завтрак на всю семью, перелистывала страницы свежих газет, одновременно надеясь и боясь увидеть какие-то новости.       Она с нетерпением ждала дня, когда Гарри должен появиться рядом.       Ей казалось, что хоть как-то это должно было облегчить обитание в доме семейства Уизли, и почему-то Поттер представлялся спасательным кругом в тягучей трясине, в которой пока что она не утонула с головой.       Ночами ей снились кошмары, а на утро Джинни осторожно спрашивала об её сновидениях, пытаясь выяснить, что происходит с подругой. Однажды ей, видимо, удалось что-то разобрать из бормотания Гермионы, поэтому накануне свадьбы Билла и Флёр та задала вопрос, который моментально заставил Гермиону онеметь от неожиданности.       — А кто такой Том, Гермиона?       Выйдя из оцепенения, сидя на краю незастланной кровати, Гермиона сначала вздрогнула, затем опустила голову вниз и довольно резко отозвалась:       — Какой ещё Том? И откуда взяла это имя?       — Ну... — почти шёпотом ответила Джинни, — просто во сне за последние несколько дней ты как будто бы... зовёшь какого-то Тома?       Гермиона сдвинула брови и подняла исподлобья полный раздражения взгляд.       — Я не знаю никого с таким именем. Возможно, на нервной почве мне снятся какие-то неизвестные люди с неизвестными именами.       — Хочешь сказать, ты не помнишь, какие кошмары тебе снятся? — с недоверием спросила Джинни, вытягивая перед собой руки от волнения.       — Конечно, помню, — неожиданно улыбнулась Гермиона, и её улыбка показалась слишком вежливой, в какой-то степени очаровательной и... убедительной? — Не все сны, разумеется, но... в последнее время мне снится детство, в котором не всё так радужно, как было на самом деле.       — И... почему так?       Гермиона пожала плечами и поднялась с кровати со словами:       — Возможно... я просто слишком много думаю о родителях, ведь я отправила их в Австралию.       Джинни понимающе кивнула и сочувствующим взглядом проводила Гермиону из комнаты.       Она переживала, что этот разговор уйдёт за пределы спальной комнаты девчонок, но на следующий день облава Пожирателей смерти избавила её от этих дум: ей, Рону и Гарри пришлось моментально бежать, и первым местом, которое ей пришло в голову, стал людный переулок в Лондоне, однако каким-то образом их вычислили. Каким изумлением было увидеть входящих в неприметную кафешку Долохова и ещё какого-то высокого мужчину — Гермиона сначала резко отпрянула от стола, настороженно провожая взглядом Антонина, бросившего на неё короткий взгляд, вытащила из кармана волшебную палочку и приготовилась к любой неожиданности.       Как их вычислили и что нужно с этим делать?       У Гарри оказалась превосходная реакция, а, может быть, Антонин слишком медленно совершил выпад, давая возможность троим волшебникам отскочить от проклятий. Гермиона всей душой не верила в то, что прекрасно обученные сторонники Волан-де-Морта могли дать заминку, ведь их основная цель — поймать Поттера и получить награду.       Видимо, ни деньги, ни почётный статус Долохова не интересовали, как, впрочем, и жизнь самого лорда.       С этого момента Гермиона погрузилась в ежедневные раздумья о том, как же их смогли найти, и, конечно же, ничего вразумительного она не нашла.       Втроём они поселились в доме Сириуса, и вот тут с ней начали происходить странные вещи. Буквально на третий день она проснулась от того, что её ужасно мутит — она открыла глаза и едва сдержала тошноту, быстро поднялась на ноги, сбрасывая с себя плед, и закрылась в ванной комнате. Тошнота сразу отпустила, поэтому Гермиона очень быстро забыла об этом.       Но на следующее утро всё повторилось, и первой её мыслью стала беременность.       Она запаниковала так, как не паниковала в отделе тайн, когда Пожиратели смерти настигли их среди полок с пророчествами. Невероятно, сколько мыслей закружились в голове, ведь если это так, то всё было совсем некстати! Она с друзьями на важном и ответственном задании, Том вообще не должен существовать в этом времени и когда-то исчезнет, да и что там говорить: что она скажет Гарри и Рону через несколько месяцев?!       Весь день она не могла успокоиться, проводя время в метаниях и отчаянной безысходности, и спустя неделю томления не выдержала и заявила, что собирается отлучиться на пару часов в магазин, якобы за необходимыми ингредиентами для зелий. Ребята отпустили её, но дали срок — полтора часа.       Гермиона, не теряя ни минуты, отправилась в ближайшую деревню, чтобы содрать чей-то женский волос и добавить его в оборотное зелье, которое было припасено заранее на разные случаи. После несложных манипуляций она превратилась в какую-то девушку и, накинув мантию, трансгрессировала в магический переулок.       Там её встретила сырость, присущая августовскому утру, ближайшее кафе с ароматным запахом кофе и небольшой киоск с газетами и свежими новостями.       Гермиона не смогла пересилить себя, и первое, что сделала, купила кипу разных газет, засунула их за пазуху и направилась в аптеку за зельями. Оказавшись там, она быстро набрала всё необходимое, в последний момент взяла зелье для выявления беременности и выскользнула из помещения, громко хлопнув дверью, и, стремительно направляясь к концу переулка, чтобы поскорее исчезнуть, не заметила, как буквально по пятам её стал кто-то преследовать. Лишь на полпути пришло чувство тревоги, что кто-то сзади следует именно за ней, а не проходит мимо. Гермиона пониже натянула черную шляпу, пряча глаза незнакомки, крепче сжала волшебную палочку, и в тот момент, когда оставалось пройти небольшое здание до конца пути, а нервы натянулись, как струны, она резко рванула за угол здания, но с ужасом почувствовала, как мужская ладонь схватила её за шиворот и прижала лицом к стене так, что Гермиона не смогла даже достать палочку, чтобы дать отпор.       Она не взвизгнула и даже не вздрогнула, а лишь недовольно фыркнула и нарочито расслабилась под натиском незнакомца, чтобы дать понять, что она не собирается сопротивляться.       — Ты нормальная — ходить по переулку?       — Руки, мистер Долохов, — брезгливо проговорила Гермиона. — Если вы дальше так и будете преследовать меня, это, как минимум, привлечёт чужое внимание. Что вы вообще здесь делаете?       Натиск значительно уменьшился, поэтому она резко оттолкнулась от стены и повернулась к мужчине, запрокинув голову и вперившись в его впалые глаза, в зрачках которых сверкало какое-то озорство.       — Я хочу спросить у тебя: что ты здесь делаешь? В каждом заведении находится егерь, неужели тебе надоело бегать?       — Лучше расскажите мне, как вы меня узнали? — с недовольством отозвалась Гермиона, опуская шляпу ещё ниже на глаза.       — Только ты можешь совершать идиотские поступки: покупать оборотное зелье и отвары для беременных. Вообще, я на это и расчитывал.       — Вы увидели меня в аптеке?       — Я поджидал тебя в аптеке, дорогуша, — усмехнулся Долохов и невзначай осмотрелся по сторонам.       — Рассказывайте, что там у вас? Как вы нашли нас после того, как мы сбежали из дома Уизли? — требовательно заговорила Гермиона, также осмотревшись по сторонам.       — На имени Тёмного лорда стоит запрет: не произноси и другим не позволяй, — тут же отозвался Долохов и облокотился плечом на стену, лениво доставая из новенького с иголочки плаща сигарету.       — Запрет? Что за глупости? — нахмурилась та, протягивая открытую ладонь к собеседнику.       Тот без лишних слов достал ещё одну сигарету и подал её Гермионе, после чего подал огонёк сначала ей, потом себе, а после глубоко затянулся и шумно выдохнул сизый дым.       — Это не глупости, Грейнджер. Таким образом уже поймали нескольких помощников вашего ордена, а также Тонкс, которой повезло вовремя уйти. Удивлён, что вы до сих пор не поняли это и ходите на свободе, — иронично заметил Антонин и выдохнул густую порцию дыма.       Гермиона затянулась сигаретой и почувствовала необычайное расслабление, которое уже давным-давно не появлялось в груди: она прикрыла на пару секунд глаза, наслаждаясь лёгким головокружением, слабо улыбнулась и медленно приоткрыла веки, взглянув на мужчину из-под полуопущенных ресниц.       — Запрет значит, — медленно протянула Гермиона и снова вдохнула дым, закатывая глаза. — Вы же знаете, где я нахожусь, почему не расскажете об этом ему?       — Я думал, мы по одну сторону баррикад, — слабо улыбнулся Долохов, с интересом наблюдая за собеседницей.       — Жаль, что Том ещё об этом не знает.       — Первого сентября тебе нужно быть в Министерстве. Это самая удобная дата, чтобы забрать его.       — О чём вы, мистер Долохов? — усмехнулась Гермиона сквозь фильтр в зубах.       — У второго прохода в каминном зале ты должна захватить его с собой, а после достать для меня кольцо. У тебя будет время до конца зимы, а дальше я найду способ, как выйти с тобой на связь.       Та тут же оживилась от услышанного, подавилась дымом и хрипло закашлялась.       — Тише, деточка, — усмехнулся Долохов, выпуская дым. — Главное, успей его схватить и ни в коем случае не выдавай друзьям.       — Но как он будет со мной в нашем убежище? Его сразу же заметят, и там стоит заклинание хранителя...       — За это не переживай, всё разрешится.       — Но...       — Никаких "но". Мы же договорились: либо выполняешь, либо я делаю всё сам, без тебя, — с нажимом отозвался тот, бросив на Гермиону тяжёлый взгляд.       Та смиренно кивнула и с неловкостью втянула в себя сигаретный дым.       — Всё, иди отсюда и больше не высовывайся. Помни, что на имени стоит запрет.       Гермиона снова кивнула и неуверенно пошла прочь, как вдруг она вспомнила, что хотела ещё спросить, и резко развернулась.       — Откуда вы узнали, что я пойду в аптеку?       Долохов отпрянул от стены и прошёл на несколько шагов поближе.       — Тебя тошнит не из-за беременности. Без подпитки магии вы стали плохо чувствовать друг друга: его уже выворачивает наизнанку из-за магического голода, а у тебя всё ещё впереди.       — Но мне нельзя, чтобы Гарри и Рон о чём-то начали подозревать! Если меня каждый раз так будет тошнить...       — Просто принимай успокоительные. С ними тебе будет лучше.       Гермиона кивнула, отошла подальше и трансгрессировала.       Оказавшись дома, она отметилась перед друзьями, прошла в ванную комнату и всё равно решила выпить отвар для беременных, чтобы наверняка успокоиться. Через несколько минут она с облегчением выдохнула, поняв, что Долохов прав, и спустилась к ребятам.       Следующие дни они посвятили поиску крестражей, многое обсудили, допросили Кикимера, вышли на след Флетчера и с помощью него узнали, где находится подлинный медальон Слизерина.       — Нам нужно проникнуть в Министерство и забрать медальон у Амбридж, но, чёрт, как мы это сделаем? — вслух высказал свою мысль Гарри, почесав затылок.       — Министерство? — тут же оживилась Гермиона, привставая со стула.       — Да, это единственный шанс забрать у Амбридж медальон. Нужно разработать план, как это сделать.       И когда план был хорошо разработан, Гермиона предложила совершить вылазку первого сентября.       По совету Долохова каждый день она пила успокоительные, находилась в полурасслабленном, полуленивом состоянии, не чувствуя никаких колебаний, проходящих на другой стороне. Казалось, магический стержень Риддла наглухо замолчал, вызывая ощущение, что связь распалась, однако за неделю до вылазки Гермиона перестала сидеть на успокоительном, чтобы быть в трезвом рассудке и полной энергии, и буквально на третий день проснулась от тошноты, неприятно сводящей желудок. На пятый день её начало слегка трясти, а за день до министерства Гермиона не могла долго уснуть, мучаясь с жаром и приступами тошноты, которые уже не получалось подавить. Если ей так было плохо, то каково было Риддлу?       Она старалась не думать об этом, лишь поддерживая себя мыслью, что скоро всё как-то закончится: если Долохов прав, то она встретит Тома у камина в Министерстве магии и должна забрать его с собой. Но как это сделать, чтобы ни Рон, ни Гарри его не обнаружили?       Ночь прошла без сна в составлении плана, а на ум так ничего вразумительного не пришло, поэтому, когда наступил рассвет, Гермиона заметно нервничала.       — Не переживай, у нас всё получится, — подбодрил её Гарри.       — Я знаю, что получится, — кивнула та, и после этого они трансгрессировали к Министерству.       Всё сначала шло по чётко намеченному плану, но когда Гермиона оказалась рядом с Амбридж глубоко под землёй, ей стало казаться, что всё провалено: действие оборотного зелья вот-вот закончится, кругом десятки дементров, а она до сих пор не может хотя бы уйти с заседания, не то чтобы забрать медальон. Приход Гарри и Рона немного сгладил ситуацию, но когда Гарри пошёл ва-банк, напав в открытую на эту розовую жабу, от голоса которой за последние полчаса ужасно тошнило, Гермиона ни о чём больше не смела думать: выдернув заветный медальон, не чувствуя ног, она помчалась наверх, к лифтам, чтобы оказаться в атриуме, и точно верила, что у них всё получилось.       Как и сказал Долохов, Том ждал её возле второго камина. Она даже не поняла, как схватила его и утащила с собой в каминную сеть, после чего сконцентрировалась на трансгрессии, но, как назло, к ней прицепился министерский, поэтому, отбившись от него, пришлось менять место трансгрессии.       Тяжело дыша, она смотрела на зелень, огромным пятном рябящую перед глазами, и в голове крутилась лишь одна мысль: Долохов знает всё наперёд, значит, он должен знать, чем всё это закончится.       Бессилие растекалось с кипящей в жилах кровью — всё нутро чувствовало источник невероятно мощной магической энергии, находящейся где-то неподалёку. Оно хотело тут же притянуться к этому, страдая от невыносимого голода.       И Гермиону тут же затошнило.       Едва она переборола жжение в груди, услышала где-то рядом хрип и, собрав последние силы, бросилась на помощь Рону, вытесняя мысль о том, что где-то рядом находится Риддл.       Чёртов Риддл, которого она не видела несколько месяцев, от которого сбежала и поклялась Долохову ни за что не говорить, с помощью кого и зачем она это сделала!       Её внутренности готовы были расплавиться, чувствуя колоссальной силы призыв, но она беспомощно смотрела в воздух, тяжело вдыхала прохладу вечера и молилась, чтобы Том нашёл в себе силы немного потерпеть ещё.       Когда опустилась ночь, Гермиона стала прислушиваться к шорохам, чуть ли не отсчитывая секунды до полуночи, чтобы выйти из палатки и заменить Гарри.       Однако это произошло раньше — Гарри начал что-то кричать, что явно дало понять Гермионе: друг видит какой-то сон или копается в голове у Волан-де-Морта. Она быстро выскочила из палатки, позвала друга по имени, понимая, что Гарри провалился в сознание врага, и почувствовала, как начинает наполняться раздражением: неужели он не понимает, что Волан-де-Морт может воспользоваться этой связью и запудрить Гарри мозги?       — Сон приснился, — произнёс Поттер, быстро садясь, и в оправдание добавил: — Похоже, я задремал, извини.       — Я же знаю, что это опять твой шрам! У тебя на лице всё написано! Ты снова заглядывал в мозг Волан…       — Не произноси его имени! — выкрикнул из палатки Уизли.       Рон был прав, а она совсем забыла, что на имени табу.       — Хорошо! — более раздражённо отозвалась Гермиона, покосившись на брезентовую дверцу. — В мозг Сами-Знаете-Кого!       Гарри поднялся, явно пребывая в возбуждении, а Гермиона с невероятно жалящим раздражением понимала, что вызвала мощный вихрь, который неумолимо тянул её куда-то в сторону, где, очевидно, находился Том. Он был настолько рядом, а магия в нём бурлила настолько сильно, что не было больше никаких сил чего-то ждать, поэтому Гермиона любым способом решила положить этому конец: она скрестила руки на груди и едва сдержала себя, чтобы не выгнуть губу в презрении.       — Я не хотел этого! Мне приснился сон! Ты своими снами управлять умеешь, Гермиона? — словно оправдывался Гарри, поднимаясь на ноги.       — Если бы ты научился пользоваться окклюменцией…       — Он нашёл Грегоровича, Гермиона, и, по-моему, убил его, но перед этим вошёл в сознание, и я увидел…       Сил терпеть кипящую лаву в груди больше не было, поэтому она резко перебила:       — Думаю, если ты настолько устал, что сидя спишь, на посту лучше побыть мне.       — Нет, ты же совсем измотана! Иди полежи…       Гермиона горько усмехнулась про себя, сделала шаг назад ко входу в палатку и демонстративно открыла брезентовую дверцу, взглядом приглашая зайти внутрь. Поттер спорить не стал, потому юркнул туда, а та отпустила брезент, обернулась и взглядом пробежалась по местности. Спустя минуту она отшатнулась от палатки, медленно прошла к месту, где сидел Гарри, и осторожно опустилась вниз на тёплый плед, с болью в груди ожидая, когда Том сам выйдет к ней.       Но минуты шли, а вдалеке притягательная магия не сдвигалась, приманивая своей силой и теплом.       Стало слишком невыносимо ждать, и когда Гермиона уже сама готова была подняться и найти то, что ей, казалось, было жизненно необходимым, энергия вокруг заколебалась, стремительно приближаясь к ней, отчего кровь прилила в голову и где-то в ушах начала глухо пульсировать.       Гермиона затаила дыхание, боясь, что вдохнёт воздух и сорвётся в какую-то бездну, привлекая к себе внимание друзей, выдавая тем самым Риддла, а кругом, казалось, всё запылало неестественным жаром, пытаясь прожечь в и так продырявленном сердце огромную зияющую дыру.       Где-то рядом послышался звук шалящего тока: Гермиона точно знала, что Том сейчас находится напротив неё.       Сколько в нём выдержки, чтобы не сорваться и не вцепиться сейчас в неё?       В отличие от него она больше не могла ждать: её рука быстро поднялась вверх и нащупала ткань плаща, и как только это произошло, чужие руки вцепились ей в плечи, резко подняли с земли, и Том с силой потащил её на несколько метров дальше от палатки, завёл за толстое дерево и больно прижал к стволу.       Перехватило дыхание, а сгустившийся разряд тока до боли в ушах затрещал, накрывая ту плотным кольцом теплоты, сжигающей изнутри. Как околдованная, она рвано вцепилась в плащ, до боли сжимая костяшки, а из глаз неожиданно полились слёзы. Что-то очень тяжёлое и незримое топило её вниз, заставляя колени подогнуться и медленно сползать по стволу дерева.       Незримая энергия была слишком огромной, до ужаса тяжёлой, невероятно величественной, что хотелось рухнуть на колени и преклониться перед этим.       Она вспомнила тот день, когда бежала из замка и, находясь в гостинице с Томом, открыла для себя мощь и тепло волшебства, которым он был наделён. Тогда хотелось раствориться в этом, остаться навечно укутанной лоскутами незримого тепла, жадно и нежно обволакивающими её раненую душу. Тогда хотелось преклоняться перед восторженной величественностью волшебника, и сейчас, испытывая точно такие же ощущения, как в первый раз, ей хотелось упасть в ноги и слёзно умолять, чтобы лоскуты невероятно бархатного и мягкого тепла ни за что не отпускали её, залечивая вскрывшиеся за одно мгновение огромные раны.       Она почти рухнула на землю, но чужие руки придержали её, не позволяя упасть. Гермиона жалобно простонала, понимая, что не может ухватиться пальцами в желанную энергию — они словно оцепенели, перестали слушаться, кажется, она даже перестала их чувствовать.       Всё стало казаться каким-то другим миром, сложенным из тысячи серых оттенков, пляшущих перед глазами неясными тенями, завлекающими своей величественностью и мощью. И в этот момент чужие руки слабо встряхнули её, заставляя мир вздрогнуть, разбиться на мелкие куски и с треском наэлектризованного тока рассеиваться в никуда.       Гермиона больно сглотнула и прерывисто вдохнула ночной воздух, застучав зубами от вкуса тепла, которым было пропитано всё кругом. Её затрясло хуже, чем при лихорадке, а зубы так громко застучали, что Гермиона не сразу различила тихий шепот над ухом, успокаивающе произносящий её имя.       Этот голос, казалось, был заколдован, иначе отчего ему быть настолько волшебно красивым, очаровательным и с ума сводящим?       Зубы застучали ещё звонче, а у Гермионы даже не было мысли как-то унять их. Она лишь проникалась к потокам кружащей энергии, как одержимая, пытаясь умолять дать прикоснуться к этому, ибо почему оно всё было таким не досягаемым?       Перестали слушаться не только пальцы, но и практически всё тело — оно обмякало, принимая какую-то форму, а кругом казалось всё бездной, в которую хотелось свалиться и чувствовать, как ласкает величественная энергия, кружа её до потери сознания. Но что-то не дало ей упасть, и в этом замкнутом кругу она продолжала тихо бормотать и умолять свести её с ума, оставить без разума и жизни, лишь бы ей позволили плавиться и, наконец, расплавиться в колоссально манящем волшебстве.       Волшебный голос шептал что-то про выдержку и стремление взять себя в руки, но Гермиона протяжно смеялась, хотя её голос был похож на какие-то всхлипы. Зубы застучали ещё сильнее, словно сейчас было холодно, как на северном полюсе, а ей почему-то приносило удовольствие не справляться с собой. Всё вокруг казалось мягким и магнетически притягательным, хотелось хвататься в наполненный теплом воздух и сжимать, сжимать и сжимать.       Гермиона потеряла счёт времени, забыла, где она находится, и что вокруг происходит. Казалось, она пребывала в каком-то забвении, постоянно кого-то умоляя растопить её в тягучей лаве, и, чёрт знает, сколько времени прошло, когда что-то вокруг резко изменилось.       Перед собой она увидела невероятно красивое лицо, настолько ровное и божественно завораживающее, что на несколько секунд её зубы перестали стучать, а пальцы наконец почувствовали прохладную землю — оказывается, она уже сидела на земле и сжимала горстями мокрую траву, вырванную с землёй. Случайно она поймала себя на мысли, что меланхолично сжимает и сжимает эту грязь, но вдруг резко всё оборвалось и ничего не видящие глаза жадно уставились в антрацитовый блеск, в котором, казалось, был заключён весь этот бесполезный и несчастный мир. Казалось, свет из глаз аж клубил столбами густого чёрнеющего дыма над кипящей лавой, в которой Гермиона слёзно желала раствориться. Тонкие губы как-то странно, но очень изящно изгибались, очевидно, что-то шепча ей, но Гермиона тонула в других звуках, которые оглушили ей все мысли и призывали всё время умолять и плавиться. Зубы снова задрожали, произвольно застучав в бешенном ритме, а пальцы, погрязшие в мокрой земле, потянулись к божественно сияющему среди всех серых тонов лицу, желая прикоснуться к чему-то поистине прекрасному, подавляющему настолько сильно, что в ту же минуту хотелось припасть.       Гермиона не могла справиться с собой, она даже далеко не думала об этом. Она просто желала сгореть.       Распознав среди неразборчивых пятен тонкие губы, она жадно потянулась к ним, но они почему-то постоянно отдалялись и стали казаться неуловимыми, пропадая в своём очертании и постоянно теряясь из вида.       Тепло просачивалось сквозь неё, оставляя неизгладимые шрамы повсюду, но этого было слишком мало. Хотелось ещё и ещё.       Она не поняла, что произошло снова, но мир второй раз начал разбиваться на осколки и с грохотом падать вниз, как падают провода высокочастотного тока, оглушая всё вокруг. Невыносимый и пугающий шум заставил резко вздрогнуть, и зубы снова замерли, переставая на некоторое время стучать, а после где-то вдалеке потонули последние искры тока, оставляя за собой тишину, которую тут же пронзил пьянящий голос:       — Тише-тише, — ласково и нежно режа слух так, что Гермионе показалось — сейчас из ушей польётся кровь. — Не стучи зубами, не надо... Гермиона, всё в порядке... Я рядом...       Но Гермиона ничего не понимала из услышанного, она лишь умоляла изрезать её вновь.       — Гов-вори-и, гов-вори-и, — сквозь дрожь зубов еле выговаривала она, меланхолично покачиваясь и закатывая глаза. — Д-дай мн-не...       Тонкие губы, которые она долго пыталась схватить, даже не улыбались — она пыталась просить их улыбнуться, только почему-то её желания не выполнялись.       Пальцы снова устремились куда-то вперёд, Гермиона видела свои руки размытыми пятнами, но они не могли ни за что ухватиться, после чего внутренности стало заполнять отчаяние.       — П-прошу...       — Остановись, — слишком глухо прозвучал волшебный голос рядом. — Мне уже слишком тяжело...       — Н-не от-твергай, — провыла та, предпринимая попытку снова вцепиться в исток волшебства, разрывающего на части всю сущность Гермионы своей мощью.       И на этот раз у неё почему-то получилось.       Пальцы ухватили что-то тёплое, наполненное энергией, с дрожью стали притягивать к себе, а после, как удар молнии, в неё что-то вцепилось, и невозможные, нескончаемые потоки тепла стали нанизывать её словно на какие-то спицы — больно и в то же время желанно протыкая насквозь.       Казалось, то самое величие, которым она безумно восхищалась, стало разрывать её на части, больно сжимая, стискивая, сдавливая и ломая, как хрустальную вазу. Сквозь безудержно стучащие зубы, Гермиона пыталась что-то вдохнуть, и из её глаз рекой потекли слёзы, как только губы почувствовали что-то жгучее и невыносимо манящее, наполненное невозможным волшебством. Она с упорством пыталась вцепиться в чужие губы, но стучащие зубы плохо позволяли это сделать, и лишь когда чужая рука с силой дёрнула её за волосы, Гермиона на мгновение замерла и почувствовала, как тонкие губы впились в её, не позволяя зубам снова затрястись.       Они были слишком нежными и пьянящими, вызывающие дикий восторг и удушающий трепет, — в них хранилось столько тепла, что в ту же секунду хотелось забыться и исчезнуть в небытие.       И в третий раз мир стал рушиться мозаикой, оставляя за собой невероятно ослепительный свет, лучами прожигающий насквозь. Привыкнув к нему, Гермиона смутно различила, что он исходит из зрачков, обрамлённых затянутыми антрацитом. И, не найдя в себе сил противостоять превосходящему величию и упиваться пронизывающей до боли магией, Гермиона ослабла, наблюдая, как белоснежная нить прерывается, исчезая на тонких губах.       Весь мир померк, превратившись в чёрный сгусток, дурно пахнущий контролируемым кем-то волшебством, и лишь два ярких ослепительных пятна, словно прожигая её насквозь, пристально следили за ней.       Не было сил не то чтобы подняться, а даже поднять голову, чтобы лучше видеть волшебника напротив.       Он источал что-то невероятно мощное и захватывающее, казалось, из него вот-вот готовы просыпаться белоснежные искры, однако минуты шли, а ничего не происходило, лишь воздух продолжал быть слишком горячим и плотным, словно предвещая грозу, а силуэты деревьев наконец стали различимы, как и вихри кудрявых волос, спадающих на лицо, которое она не видела, казалось, множество лет, а сейчас не могла не восхититься увиденной красотой и очарованием.       Сделав какой-то неумелый вздох, Гермиона пошевелила липкими от грязи пальцами и остановила последние попытки невольно задрожать зубами.       — Прекратилось?       Нет, голос продолжал околдовывать и заставлять нервно постукивать зубами. Гермиона поднесла ладонь ко рту и осторожно прикоснулась, словно это поможет унять дрожь.       Риддл повернул голову куда-то в сторону, словно прислушиваясь к окружающим звукам, но кругом стояла тишина, и, убедившись в этом, снова повернулся к ней.       — Дай руку, — шёпотом произнёс он, протягивая ладонь.       Гермиона отпустила губы, позволяя зубам дальше постукивать в непонятном ритме, медленно взялась за ладонь и вздрогнула, как от удара тока, который реально, казалось, прошёл сквозь неё, принося одновременно боль и странное удовольствие.       Том поднялся с колен, осторожно потянул на себя Гермиону, пытаясь поставить её на ноги, и ей показалось, что она стала парить над землёй — она ничего не чувствовала и не понимала, как стоять и держать равновесие. Стоило Тому ослабить хватку, как та тут же начала ускользать вниз, а после тихо засмеялась, не понимая, что вообще происходит с ней.       — Находишь это смешным?       — Н-не знаю, что бы я д-делала на твоём месте, — улыбчиво выдохнула та.       Она почувствовала чужую частицу чего-то ласкового и необъятно трепетного, и ей захотелось устремиться на мягкую траву, закрыть глаза и пропасть в нежнеющей неге, тихонько посмеиваясь.       Кажется, она невольно радовалась, что чужие эмоции и чувства вновь пронзали её, и стало казаться, что этой части настолько сильно не хватало, что теперь и дня она не сможет прожить без этого.       А Том ей слабо улыбался, мерцая в темноте белизной магии, осторожно прислоняя её за плечи к дереву.       — Ты изменилась, — его уголок губ дрогнул, а глаза странно сверкнули.       — Плохо выгляжу?       — Я о твоей душе.       Гермиона ответила не сразу, задумчиво посмотрев перед собой. Перед глазами пролетели долго тянущиеся дни одиночества, и на фоне привязанности, эмоционального сближения и совместного времяпровождения в съемной квартире Тома это всё казалось каким-то ужасным сном, которому пришёл конец. В чёрном сгустке одиночества не было ни одного проблеска света, отчего темнел образ призрачно светлой натуры, превращаясь в чёрствость и сухость.       Изменилась ли она?       Несомненно, да. И ей казалось, что так многим лучше, потому что с тех пор Гермиона любому способна сказать "нет". Куда-то исчезла вселенская жалость, ярое желание помочь или сострадание, которое ранее она испытывала ввиду каких-то потерь и неурядиц. Всё стало настолько тусклым и безразличным, что было плевать даже на эти изменения. Просто так ей было свободнее и лучше. Так она видела своё преимущество даже перед друзьями, зная, что когда-то ей это поможет.       Где-то глубоко внутри она готовилась к чему-то необычному, и у неё было не так много времени, чтобы подготовиться к тому, на что согласилась, дав обещание Долохову. И если сейчас она была совсем не готова, не допуская мысли о том, что когда-то придёт время воспользоваться тёмной магией, то всё точно вело к тому, чтобы однажды вспомнить об этом и принять эту мысль. Долохов был уверен, что присутствие Риддла в этом очень сильно поможет.       С этих пор Гермиона не собиралась отступать от Тома даже на шаг.       Он смотрел на неё с каким-то превосходством, а теплящиеся частички магии ощущали его довольство. Очевидно, то, что он в ней разглядел, приносило некоторое удовлетворение. Он совсем не был разочарован — напротив, наполненный мощью, он чуть ли не сверкал, как самая яркая звезда на небе, приготовившаяся взорваться, осветив всё обжигающим белоснежным светом.       — Изменилась, — подтвердила Гермиона, поднимая голову выше. — Давай ещё раз поможешь мне встать.       Том наклонился к ней, ухватил за плечи и аккуратно поставил на ноги, и в этот раз Гермиона почувствовала землю, осторожно сделала шаг и с облегчением поняла, что может стоять на ногах. Том сделал полшага назад, но та тут же вцепилась в его плащ, обхватила руками и крепко обняла. Грудная клетка Тома задрожала от неслышного смеха, а ладони мягко прижались к её спине.       — И что это за проявление нежности?       — Ты нормальный? Вообще-то я скучала, — деланно хмуро отозвалась Гермиона, слегка отпрянув.       — Я заметил, — с сарказмом отозвался тот, отчего Гермиона почувствовала, как заливается краской.       Она сама не ожидала, что после длительного вынужденного разрыва первая встреча произойдёт именно так, и точно знала, что Риддл также не ожидал, хотя, возможно, и мог предполагать. Гермиона до сих пор ощущала, как невидимые нити жестоко сдавливали, словно собираясь растворить её в Томе, но, очевидно, он, утолив магический голод, превосходно контролировал движение плавающей вокруг энергии: насытившись и воссоединив недостающие части, Том ощущал спокойствие, а Гермиона больше не испытывала одержимого притяжения, вдоволь насытившись теплом.       — А теперь расскажи мне всё, что с тобой было, — неожиданно твёрдо потребовал Том, отстранив от себя Гермиону.       Его белизна стала медленно меркнуть, превращая глаза в привычный тёмный цвет. Гермиона отступила на шаг, настороженно оглянулась и, убедившись, что всё спокойно, принялась рассказывать свою историю.       Она рассказала чуть ли не про каждый день своей жизни без него, умолчав только про Долохова и их тайны, а Том молча слушал, прислонившись к дереву и опустив глаза себе под ноги.       — ...наконец, в Министерстве я увидела тебя и... не могла я не захватить тебя с собой! Из-за того придурка у нас нет убежища, и теперь, кажется, настало время прятаться в безлюдных местах.       — Этого придурка зовут Яксли. Не совсем уверен, что он увидел меня, но шансы допускаю.       — Ты так и не встречался с Тёмным лордом?       — Не думаю, что это хорошая идея, — отрицательно качнул головой Том.       — Как ты оказался в Министерстве? — сдвинув брови, спросила Гермиона.       — Хотел бы я у тебя узнать, как вы вообще додумались проникать под оборотным зельем в логово врагов? — с раздражением отозвался Том. — То, что вы унесли оттуда ноги — это шанс один из ста, и вам просто невероятно повезло, что именно этот шанс выпал вам.       — А как мне, по-твоему, нужно было доставать медальон? Амбридж появляется только в Министерстве, только там мы могли отследить её.       — Я зря учил тебя дезиллюминационным чарам?       — Это опасно! Одно дело неизвестный волшебник, другое дело невидимка!       — Вы глупо поступили тем, что не выяснили, в каких волшебников собираетесь превратиться. Повезло, что Поттер оказался на хорошей должности и с отличными связями. Этого было бы достаточно, чтобы вызвать за дверь Амбридж, оглушить её и забрать медальон, а не привлекать внимание и волшебников, и дементоров.       Гермиона скрестила руки на груди и с иронией отозвалась:       — Очень жаль, что тебя не было с нами, чтобы продумать план настолько идеально.       — Теперь я здесь, и планы буду продумывать я, — отрезал Том, сверкнув глазами.       — Не понимаю, для чего ты так сполошился? Всё же закончилось благополучно и...       — Грейнджер, если с тебя хоть кто-то уронит волос, ты хоть понимаешь, что станет со мной? Разве ты не чувствуешь важность беречь себя и затолкать куда подальше свои идиотские планы?       Гермиона ответила не сразу, слабо улыбнувшись от того, как странно Том говорил о своей заботе и переживаниях за неё.       — Ладно, ты прав, — отступилась она, продолжая улыбаться.       — Я сказал что-то смешное?       — Нет, скорее, ведёшь себя очень забавно. Неужели нельзя просто сказать, что ты переживал?       Том дёрнул желваками, смерив ту тяжёлым взглядом, и, переходя на низкий шёпот, произнёс:       — Если я скажу так, то это нисколько не заставит тебя включить мозги. Я просто хочу, чтобы ты поняла, что можешь попасть в лапы Тёмному лорду, а там я не особо представляю, как тебе помочь. Ладно Поттер опять строит из себя героя, решаясь на идиотские поступки, но ты-то зачем? Эти двое на тебя плохо влияют...       Гермиона закатила глаза и на выдохе перебила:       — Ладно, хватит. Я же сказала, что ты прав. С моей стороны весь план был очень рискованным, но раз мы здесь, то давай придумаем, что с этим делать. Извини, второй палатки у меня нет, но, возможно, ты можешь куда-то трансгрессировать, а потом приходить к нам...       — Исключено. Если вас найдут, пока меня нет, я даже не узнаю об этом.       — Ты будешь с нами? — слегка удивилась Гермиона.       — У тебя есть идея получше? — с иронией отозвался Том, выгнув бровь.       Та закусила губу и задумалась, а после покачала головой.       — Я же сказал, теперь ваши планы выстраиваю я. До утра мы будем здесь, а дальше отправимся в другое место — долго задерживаться нигде нельзя. Вокруг слишком много егерей, которые рыщут по лесам.       — Ты весь день сидел здесь? — вдруг озабоченно поинтересовалась Гермиона, делая шаг к Тому.       Тот выпрямился, отходя от ствола дерева и, слегка сощурив глаза, словно пытаясь понять, к чему задан вопрос, тихо протянул согласие.       — Может быть, я тебя накормлю? Вряд ли за это время ты научился питаться магией, — тепло улыбнулась Гермиона, взявшись кончиками пальцев за ладонь Тома.       Он опустил глаза вниз, деланно задумавшись, а после исподлобья взглянул на неё, произнося:       — Не научился.       Гермиона потянула его за собой, оба тихонько пробрались к палатке, Том тут же накинул на себя чары невидимости, и в тишине та выложила всю еду, что осталась с вечерней трапезы. Через пять минут тарелка с варёными грибами и собранными в лесу ягодами исчезла, а рядом раздался насмешливый шёпот:       — Тебе следует научиться готовить блюда с грибами.       Гермиона даже не обиделась, а лишь мягко усмехнулась:       — Извини, к такой ситуации меня жизнь не готовила. Значит, самое время научиться.       — Иди спать, — спустя минуту раздался голос Тома.       — Я не могу...       — Я буду сторожить.       Гермиона посмотрела в сторону, где предположительно находился Том, ощущая его плотностью вихрящей энергии, и только хотела отозваться, как тот спросил:       — Или не доверяешь?       — Доверяю, — шепнула она, поднимаясь с тёплого пледа. — Спокойной ночи.       В ответ ей была тишина. Гермиона открыла брезентовую дверцу, убедилась, что друзья крепко спят, и легла на кровать, быстро забываясь сном.