Баллада о Пламени Дракона

Ты серьезна не по годам: Мало прожито. Много боли. Можно, я тебя не отдам Никому, заслонив собою?

— Ты точно цела, золотко? — в сотый раз ощупав мои плечи и руки, Кили наклонился так близко, что я успела рассмотреть, какой тревогой полны его обычно смеющиеся глаза. Прежде они казались молочным шоколадом, сейчас — горьким. — Ну что ты молчишь? У тебя что-нибудь болит?  — Уши, — устало буркнула я, и, чтобы он занялся чем-то полезным, показала глубокую ссадину на правом запястье, оставшуюся после одного из падений в туннелях нижнего яруса Серых Гор. — И вот здесь печёт. — Сейчас, моё золотко.       Гном поспешил к Балину за антисептическим спреем, а мне было стыдно. Невыносимо стыдно за то, что я так плохо подумала о нём, обо всём отряде Торина там, в гроте Горлли. В те долгие минуты мне было безумно страшно, и в голову полезли ужасные мысли, будто гномы могли меня бросить, оставить одну и просто уйти, спасая собственные жизни. Они не сделали этого и, сразившись с бандой гоблинов, отправились на мои поиски вместо того, чтобы уносить ноги, пока не прибыло подкрепление с верхних ярусов. Гэндальф говорит, что с наступлением сумерек это самое подкрепление обязательно устроит на нас облаву, ведь они на своей территории, которую мы никак не можем покинуть. Пешком, даже бегом, далеко не уйдешь, и нужно поторопиться; однако, даже понимая это, возбуждённые гномы больше бурно обсуждали произошедшее, чем двигались вперёд. Не мог их призвать к порядку даже Торин. Пока не заматерился такой отборной черной бранью, что мне в жизни не доводилось слышать. Зато помогло. Отряд стал двигаться более собрано, и теперь я поспешала в его хвосте, благодарная Кили за его заботу и обработанную руку. И Фили за то, что прикрывал нас и всех остальных с тыла.  — Может, ты заикаться начала от испуга, когда упала? — снова принялся расспрашивать меня Кили, помогая перескакивать через камни, ветви и стволы деревьев и узкие пересохшие русла горных ручейков. — Только не стесняйся, у нас такое у Ори было, мы его вмиг вылечили. — Молитвами? — заинтересовалась я, с тоской взглянув на кустик сочной земляники, оборвать с которого ягоды не было никакой возможности — мы слишком торопились. Хорошо хоть гномы не потеряли мой рюкзак. Как и большинство своих, они вынесли его из подземелья. Есть хотелось просто невыносимо, а в нём было чем заморить червячка. Если у нас, конечно, будет привал раньше, чем гоблины нас догонят и покажут, где орки зимуют. — Или как Торин? — Как медведь гризли, — услужливо подсказал за моей спиной Фили.       Хорошо что только подсказал, а то его младший братец имеет дурную привычку показывать всё на личном примере. Если меня ещё раз за сегодня напугают, то я точно заикой стану.  — Голодный? — Золотко, ты даже не представляешь себе насколько, — от нахального смешка Кили мне стало ещё более не по себе и захотелось зажать уши, чтобы не слышать того, что последует дальше. Нужно отметить, что гном меня не разочаровал, — и я сейчас не про еду.  — И не про аллегории с драконом? — нужно же сперва уточнить прежде чем наступить на хвост этому невыносимому шутнику?  — Ну, думаю, у драконов тоже бывают подобные трудности.  — Так, — остановившись как вкопанная, я с подозрением уставилась на младшего племянника Торина. Надо же, как старательно он пытается спрятать свою наглую ухмылку. Ах да, считает меня невинной овечкой, которую нужно опекать и иногда покусывать. Совершенно безответной. Что ж… — только не говори мне, что мы идём к Горе исключительно за тем, чтобы ты смог доставить эти трудности Смаугу!  — Прости?.. — похоже, побагровевший до самых ушей принц просто не мог поверить в услышанное и, уперев руки в бока, ждал объяснений, но я была страшной трусихой. А услышал меня не только он — от оглушительного хохота заинтересовавшихся нашей перепалкой гномов даже птицы спешно ретировались с ветвей деревьев.  — Смауг простит! — с этими словами я сорвалась с места и бросилась наутёк, стараясь не растянуться на каменистом горном бездорожье и как можно быстрее оказаться во главе отряда рядом с хмурым Торином и внимательно наблюдавшим за мной последний час Гэндальфом, а можно и ещё дальше.  — Крылышками, крылышками маши, моя фея, — подбодрил Бомбур и, сунув в мою руку сосиску, деликатно посоветовал — не останавливайся, я бы на его месте да за такие слова…       Мне некогда было его слушать. Конечно, прозвучавший далее в контексте глагол «отодрать» придал желанное ускорение, но, Махал его знает, что толстяк имел ввиду — я уже давно запуталась в их лексиконе. Ноги мне что ли отдерут? Или крылья? Ну вот что за членовредительские замашки?  — Помогите! — со всех ног врезавшись в спину Торина, я поняла по его скептическому взгляду, что, если он сейчас кому и поможет, то точно не мне, и пришлось удирать ещё спешнее, чем раньше казалось вообще возможным. — Вы обещали мне защиту и утешение в трудный час!..  — Защиту от врагов, а не от своих, — напомнил подгорный наследник. Хорошо, что пендель не поддал — так осерчал. — Да и не умею я баб утешать. Вон Кили мастак, но ты ж не хочешь.       Даже не решившись уточнять, что тот тоже не в восторге от таких утешений и чаще против них, чем за, я пулей слетела с пригорка, по которому мы спускались, и не придумала ничего лучше, как искать укрытия в кустах орешника. Дыхание совсем сбилось, воздух никак не хотел задерживаться в лёгких, и вдобавок к этим горестям позорно дрожали руки — я отлично знала, кого лучше не дразнить, если не хочу нажить себе неприятности на ближайшие несколько дней. Впрочем, Кили не такой злопамятный — подумаешь, ноги вмиг выдергает, потом ведь его сразу отпустит. Даже прощения попросит и золотком назовёт. Или песцом из заповедной пущи. Главное не это всё, а то, что мне мои ножки и другие части тела дороже его ласковых слов и нежных взглядов.       С трудом отдышавшись, я, наконец, откусила кусочек угощения Бомбура. Сосиска оказалась такой вкусной, что жить захотелось определённо сильнее, чем ещё минуту назад. И домой тоже. В наших кафе такие сосиски подают — пальчики оближешь. У меня, кстати, три упаковки в морозилке заначено. Ну вот почему я не у себя на кухне? Сейчас бы вытащила и на гриле с зефиром поджарила, а так приходится довольствоваться гномьими сырыми запасами.  — Белли, блядь, — влетевший вслед за мной в кусты Кили едва не кувыркнулся через узловатые корни и разозлился от этого ещё пуще прежнего. — Ты долго будешь меня изводить?..  — Я только начала! — перебив растрёпанного красавчика, я спешно сунула ему в рот остатки сосиски, благо она была достаточно большая, и попыталась шмыгнуть мимо него, но тут же с размаху налетела на догнавшего нас запыхавшегося Ори, — да что же за день такой?!  — Дети мои, — схватив меня за руку, чтобы не сбежала, вторую проповедник прижал к своей груди в области сердца. — Прошу вас, ради Махала, давайте не будем омрачать этот и без того трудный день ещё и смертоубийством! Поверьте, интимные предпочтения Смауга того не стоят!  — Святой брат, если вы так боитесь, что кто-то из нас прольёт кровь другого, то с какой стати вцепились в меня так, словно собрались помогать самосуду этого нахала? — все мои попытки вырваться разбивались прахом о его недюжинную, должно быть, и впрямь праведную силу, и пришлось с мольбой взглянуть на гневно дожевывающего сосиску Кили. Мог бы и спасибо мне сказать за то, что поделилась завтраком, а не пытаться испепелить взглядом. — Может, вы уже, наконец, позволите мне уединиться по женским делам?  — Ага, держи карман шире, — буркнул младший племянник Торина и, легко освободив меня из хватки не вовремя смутившегося Ори, потянул назад, к каменной осыпи, по которой пробирался оглядывающийся на нас отряд. — Чтобы ты опять какому-нибудь троллю яйца подпалила? — А ты бы сильно расстроился по этому поводу? Мужская солидарность? — Так что там насчёт дракона? — Сам у него спросишь, с кем ему больше нравится!  — Нет уж, лучше ты меня просвети, а то умру от любопытства раньше, чем закончится наш поход! — Тогда у Торина и Балина спрашивай, они с ним лично знакомы!       Наверное, мы бы и дальше продолжали усердно ссориться, веселя этим весь отряд, но тут позади раздался предупреждающий крик бдительного Фили, и стало ясно — гоблины выдвинулись за нами в погоню.       Шумно выдохнув, припомнив Горлли, мёртвого красатунчика и других виденных за ночь подгорных бандитов, я буквально застыла от нахлынувшей паники. У меня почти не осталось сил, а они, похоже, совсем близко. Все те, кто, как и подгорная фея, мечтают полакомиться живой плотью. Какой кошмар! Когда же это закончится?  — Белли? — Кили пихнул меня ниже талии и разозлился ещё больше, не дождавшись ничего мало-мальски похожего на ответ. — Золотко, нужно срочно уносить ноги… Ты меня вообще слышишь?  — Я сдаюсь! Пусть жрут, и всё, наконец, закончится! — Блять, ну самое время для бабской истерики! — продолжая на чём свет стоит материться, он перекинул моё оцепеневшее тело через плечо и с грацией горного козла ринулся вниз по склону. — Я тебя сам сожру! На романтическом ужине! — А мороженным сначала угостишь? — С орешками! Молчи уже!       Накрывший ступор сделал меня очень даже послушной и смирной. Наверное, пустому желудку было больно от упёршегося в него каменного плеча бегущего гнома, но сейчас я этого почти не чувствовала. Только страх и панику. И благодарность за то, что мои ножки и прочие части тела резво уносят от наших преследователей, которые пытались догнать нас с таким шумом, словно попутно крушили бензопилами заповедную пущу.       Далеко не сразу, но всё же среди отборной брани ловко поспешающих потомков Дурина и прочих свидетелей Махала мне удалось понять, что нас преследует не просто толпа гоблинов, а вооружённая банда гоблинов и разномастной подгорной нечисти на байках. И это было скверно. Очень скверно. Однако Гэндальф на бегу строчил смски и уверенно направлял отряд в сторону какой-то лощины, которую взбешённый Торин именовал не иначе как обрыв для взволнованных весенними порывами сумасбродов. Правда, я смягчила, и он употребил всего два более ёмких слова, но повторять их крайне неловко даже в такой страшной и безвыходной ситуации. Не так меня мама воспитывала. Зато так и подмывало спросить у задницы Кили, считает ли её хозяин себя подгорной нечистью или относит к другим, более ценным видам живых существ? Рисковать, конечно, не стоило, потому что если королевский племянник пошлёт меня куда подальше и предложит передвигаться на своих двух, то ни сил, ни храбрости у меня совсем не осталось, и лучше уже помалкивать относительно неудобств того положения, в котором он меня несёт.       Прекратив, наконец, безвольно пялиться на обтянутую джинсами пятую точку Кили, я попыталась оглядеться и со злорадством отметила, что гористая местность стала куда как круче и лесистее. Наверняка гоблинам на их байках здесь будет труднее передвигаться, а вот пешим убегающим гномам очень даже удобно маневрировать и даже спрятаться. Жаль, конечно, что они действовали, как орангутанги в джунглях, и полезли на верхушку росшей на самом краю обрыва лиственницы, но кто меня спрашивал? Кили просто передал меня с рук на руки подтянувшемуся на ветках Фили и принялся обсуждать с дядюшкой, Бофуром и Гэндальфом прибытие каких-то крылатых десантников, которые обычно не задерживаются, но и вовремя никогда не являются. Единый с ними, с этими неизвестными десантниками, меня больше волновало то, как вцепившись мёртвой хваткой в лиственницу истошно не завизжать при виде буквально вылетевшего на обрыв отряда вооружённых до зубов байкеров.       Зрелище было настолько впечатляющим и масштабным, что самые крутые гондорские блокбастеры даже рядом не стояли. Во всяком случае, именно так мне в ту минуту показалось. Руки тряслись, ноги не слушались, и очень хотелось мирно хлопнуться в обморок, но вид огромного белокожего вожака и примостившейся за его спиной Горлли вмиг отрезвил меня. Быстро же подгорная фея нашла замену почившему красатунчику. Ещё краше себе кавалера отхватила. Подумаешь, вместо одной руки — протез, зато наколок сколько — целая картинная галерея. Даже у Двалина и Нори вместе взятых столько не наберётся.  — Дыши глубже, — посоветовал расположившийся рядом Фили, зорко оглядывая наших неприятелей. — Говорят, это иногда помогает.  — В чём помогает? — шмыгнув носом, я с тоской осознала, что гоблинов раза в три больше, чем нас, и все они вооружены и очень опасны. К тому же мы сидим на единственной лиственнице, деваться с которой совершенно некуда. Разве что сигать в ущелье, на дне которого шумит горная речка с ледяной водой, и полно острых каменных обломков. Хорошая перспектива, ничего не скажешь. Один оптимист Гэндальф ещё на что-то надеется, хотя нам даже ужин не светит. Разве что мы сами им станем. — Научиться летать и слинять отсюда к балрогам? — Тише ты, ещё беду накликаешь! — непривычно хмурясь, одёрнул меня гном. — Откуда только понабиралась?       Надо же, какой суеверный нашёлся. Наверное, лучший ученик Ори и остальной набожной элиты. Высказаться по этому поводу я, к сожалению, не успела, обрыв огласился громогласным рыком орка: — Торин, сын Трайна, лучше сам покажи свою наглую физиономию, не заставляй меня действовать! Ты и твоя шайка обвиняетесь в воровстве и незаконном вторжении в наши подгорные владения, за что будете осуждены и узнаете приговор уже сегодня ночью!  — Какая муха его укусила? — пробасил сидевший веткой выше нас Оин. — Разве мы что-то крали? Это нас самым наглым образом ограбить пытались. Глоин, ты часом ничего из их добра не прикарманил? — Какое там добро? — донёсся возмущённый шёпот снизу. — Охренел совсем, что ли? Они вон даже бабу свою одеть и прокормить не могут! На ладан бедняжка дышит, я дистрофиков толще видал! Срамота!       Припомнив, чем питается эта не всуе упомянутая бедняжка, я чуть не свалилась на землю от дурноты. Спасло ещё одно воспоминание. Вовсе не Торин с компанией у них руки нагрели. Это в моём кармане лежит её обручальное колечко. Наверняка из-за него весь сыр-бор. Ещё бы, ведь сам Тёмный Владыка подарил. Стоп, а что тогда она у него стырила, раз так бойко пустилась в бега перед самой свадьбой? Хоть убей, не помню, о чём в то время в новостях говорили. Наверное, стоило вернуть украшение, однако проснувшаяся женская вредность заставила насупиться и промолчать. Тем более, что рядом, наконец, оказался Кили, у которого так и не получилось успокоить несправедливо обвинённого в воровстве рвавшего и метавшего Торина. Ну не признаваться же в самом деле, что это я обокрала местную красотку? К тому же я ничего и не крала. Я нашла. Это разные вещи. Кто же виноват, что она, когда на красатунчиках скачет, такой раззявой становится?  — Угомонилась маленько? Больше сдаваться без боя не хочешь? — тихо спросил Кили, и, приняв моё молчание за согласие, снова вложил в ладонь свой пистолет. — Держи. Гэндальф говорит, нам бы ещё минут двадцать продержаться.  — А потом?  — Суп с котом.  — Я не ем такую гадость.  — Погоди, оголодаешь и не такое за пир почтёшь.  — Вы меня за этим к дракону тащите? Голодать с ним на пару? — Ну или разберётесь, кто из вас кому поможет.       Подлец! Ещё и подмигивает! Недаром в моём контракте столько внимания уделено ритуальным услугам в случае гибели нанимаемого! Они меня как десерт своей ящерице доставить собираются?! Может ещё и на Аркенстон обменять хотят? Торин, бывает, только об этой семейной реликвии и говорит вечерами.       Я хотела злиться, я хотела лютовать и оттоптать ухмыляющемуся принцу ноги прямо здесь, на ветке, но тут произошло такое, от чего пришлось вновь вцепиться в смолистый ствол лиственницы и, пожалуй, даже начать учиться возносить молитвы Единому. Всё потому, что я жить хочу, а самоубийственной гномьей смекалке нет предела. Точнее нет предела её совершенству. Это что такое употребил Бомбур, что догадался запустить каким-то огненным снарядом в байк белокожего любимца Горлли? Колесо взорвалась с таким грохотом, что перекрыть его не смог даже истошный визг свалившейся на траву прекрасной феи. Эхо, пронёсшееся по горным склонам, буквально оглушало. И совершенно не собиралось стихать. Потому что остальные гномы, последовав примеру толстяка, принялись палить и кидать снарядами по байкам наших преследователей. Ну да, за массовое убийство гоблинов на их же территории по закону, если до этого дойдёт, могут присудить больше, чем за порчу их имущества. Торин ведь не так давно чуть в порошок меня не стёр за то, что они были вынуждены прикончить трёх троллей из-за моих фокусов. Это только за смерть моих родителей никто не понёс наказание, а вообще законы в Арде периодически чтут и соблюдают.       Нужно отметить, что очухавшиеся, наконец, хозяева Серых Гор были на своей земле и чтили законы не меньше нас. Потому что, крича и сквернословя, принялись палить прямо по кроне лиственницы, служившей нам ненадёжным укрытием. Пули проносились мимо стаями разъярённых ос, и если пока не жалили, то это только из-за того, что в темноте ночи, окутавшей склоны гор, было сложно целиться.  — Держись и ради Махала не кричи, — потребовал Кили и, прижав меня к широкому стволу, закрыл своей спиной от выстрелов. — Тише, пока нас не заметили. Или я сделаю такое, от чего ты ещё очень долго будешь краснеть, как варёный рак.  — Что? — опять угрозы интимного характера? Да сколько можно издеваться над моей девичьей скромностью? Впрочем, я согласна сколько угодно краснеть, лишь бы только быть при этом живой, целой и невредимой. — Ты наглый, беспринципный хам!  — Знаешь, я уже давно не робею ни в каких ситуациях, если девушка мне нравится. Теперь я борзею.  — Ты!..       Я ему действительно нравлюсь?!       Я нравлюсь Кили?!       Это не просто шутки, подколки и мелкое издевательство над наивной хоббитянской девчонкой?       И он решил мне в этом признаться именно сейчас, когда вокруг нас свистят пули, не стихают взрывы, и, кажется, начинается пожар? Ну что тут скажешь? Очень оригинальное признание…       Буквально ошалев от происходящего, я во все глаза смотрела на зарвавшегося гнома и не понимала, что вообще происходит. Зачем он так со мной? Но то, что Кили сделал в следующую секунду, было последним, что я от него ожидала. Буквально схватив за шиворот, одним невероятно сильным движением он толкнул меня в пропасть. Туда, где в испещрённом скальными обломками ущелье несла свои бурные ледяные воды горная река.       Из глаз хлынули слёзы, вырвавшийся из горла крик острой болью отозвался в барабанных перепонках. Я не хотела умирать. Умирать было страшно и невыносимо обидно. Особенно зная, КТО это со мной сделал. Холодный воздух впивался в лицо, руки и шею, заставляя давиться рваным дыханием и паниковать всё сильнее.       Я умру.       Прямо сейчас. Шум воды совсем близко.       Я не умерла, а врезалась во что-то тёплое, движущееся, невероятно большое и мягкое.       В живое.       В спину орла.       И он был здесь не один. Судорожно вцепившись в перья огромной птицы, я видела десятки таких же. На спинах некоторых из них тоже были гномы.       Гэндальф говорил, что связался с орлиным спецназом, но я думала что это армейское подразделение, а не настоящая птичья стая.  — Жива, моё золотко? — бодро спросил упавший вслед за мной на тут же взмывшего вверх орла Кили. — Ну ты и голосистая…  — Я тебя ненавижу! — и действительно, в эту секунду ничего другого я к нему не испытывала, хоть и была невероятно благодарна за то, как крепко обнял и держит, позволяя расслабиться и не заботиться о равновесии. — Ты самый подлый из всех…  — Я прошу прощения, что вмешиваюсь, — от ясной человеческой речи повернувшего к нам голову орла волосы у меня на голове буквально встали дыбом, и захотелось тут же аккуратно спрыгнуть с его массивной спины. Даже неважно куда. — Но не могли бы вы оставить свои сентиментальные признания на другой раз? Они меня очень отвлекают, а между тем нас, кажется, преследуют.  — Бешеные орки, мать их через косяк!.. — выпалил Кили, посмотрев в указанном нашим спасителем направлении, и ещё крепче прижимая меня к своей груди. — Да это же, кажется, назгул!.. Какая нелёгкая его сюда принесла?!       Понимая, что происходит что-то из ряда вон безумное и страшное, я тоже оглянулась. Минувший день и так был самым жутким и невероятным, каким только можно себе вообразить, но к тому, что нас будет настигать угрожающее завывающий ящер с вооружённым всадником на спине, меня ни жизнь, ни Гэндальф с Торином и Балином не готовили.  — Единый, прости… — не помня более ни одной молитвы, я подняла руку, в которой всё ещё сжимала пистолет Кили, и, прицелившись, выстрелила.       Один раз. Второй. Третий.       Это было моё первое собственноручное убийство.       Всадник безвольным чёрным кулем рухнул вниз.       Отчаянно верещащий ящер устремился вслед за ним в ущелье.  — Единый, прости меня…