***
— Ты уже целовался с кем-нибудь? — спрашивает Чимин в очередной раз проигрывая Тэхёну, на этот раз в Овервотч. — Ммм, нет… а ты? — Тэхён откладывает джойстик в сторону и смотрит Чимину в глаза, пытливо и стыдливо. — Ага, — Чимин по понятной причине краснеет, но не отводит взгляда. Что-то накаляется до предела и становится чертовски тяжело дышать. — И как? — Тэхён сглатывает слишком громко и отворачивается к экрану телевизора. — Ну такое… много слюней. Тэхён смеётся, ерошит чиминовы волосы, а потом брыкается на полу от чиминовых рук, от которых щекотно. Чимин думает, что хотел бы стереть себе память и поцеловаться заново… с Тэхёном.***
Чимин не ожидает, что посреди драки его обеспокоенно окликнет Тэхён. Бросится к нему с перепуганными глазами, огромными от шока, первый раз поднимет на кого-то руку из-за него, озвереет, ощетинится, начнёт неумело отбиваться. Чимин надеется никогда больше не увидеть его таким: с плотно сомкнутыми зубами, до слышимого скрипа, с руками, сжатыми в кулаки до выпирающих вен, с глазами, способными убить. Чимин пугается, отмахивается кое-как от задир, оттаскивает Тэхёна, хватает за руку и просто убегает, пока не случилось ничего плохого. — Тэхён, посмотри на меня, эй, — Чимин обхватывает его лицо руками, сморит в глаза. Тэхён стоит изваянием, стеклянной статуей, сильной на вид, но всё равно сделанной из хрупкого материала. На детской площадке у дома никого, сумерки поглощают город, в окнах один за другим зажигаются огоньки, цикады стрекочут, сентябрьский тёплый ветер играет с качелями, а те в ответ немелодично скрипят. Чимин слышит тяжёлое тэхёново дыхание, горячее, обжигающее лицо. Он поднимается на носочки, потому что Тэхён выше его на полголовы, обнимает крепко, прижимает к себе, гладит по мягким волосам. — Всё хорошо, всё уже хорошо. — Почему ты мне не сказал? — звучит глухо и забито куда-то в шею. — Это неважно, они просто придурки, не стоит из-за этого… — Стоит! — отпихивает его Тэхён и смотрит обеспокоенно, и Чимин видит всё ещё плещущуюся ярость на дне его зрачков. — Это же ты, конечно стоит! Почему они тебя задирают? Как долго это продолжается? Почему ты ничего нам не сказал? — Это продолжается… какое-то время, я не знаю, недолго… точнее долго, не знаю, не помню уже, — его голос дрожит и он только сейчас понимает, как на самом деле глупо было всё это скрывать от своих друзей. Он думал, что достаточно силён, чтобы справиться с этим в одиночку, но теперь он в действительности осознаёт, что ему нужна помощь. — Почему это происходит? — Тэхён мягко хватает его за плечи, поглаживает, успокаивая Чимина, но больше конечно себя. — Потому что я… похож на девочку. — Бред, ты не похож на девочку! Кто вообще такую глупость сказал? — Хосок. — Ну Хосок не считается, он… — Я знаю, он любя. — Я хотел сказать, он дебил. Тэхён подходит ближе, обнимает его, они слушают, как мир вокруг медленно погружается в сон. — Почему ты нам не сказал? — Не хотел казаться ещё более жалким в ваших глазах. — Что бы ты ни делал, ты никогда не станешь таким для нас. Пожалуйста, пообещай, что теперь всем будешь с нами делиться, что бы это ни было. — Я обещаю, — Чимин цепляется за тэхёнову футболку как за свой последний шанс, прижимается ближе, мнёт её в своих руках, чувствует успокаивающие проглаживания по спине и это действительно помогает. — Что мы будем теперь делать? — Для начала подождём Хосока, я надаю ему тумаков, а потом он неделю будет стоять голыми коленями на рисе и думать о своём поведении. А потом мы накатаем заяву на этих ублюдков, снимем побои, я выступлю свидетелем. Из старших возьмём мою бабульку, чтоб твои не узнали. Чимин только сейчас впервые думает о том, какой сильный на самом деле Тэхён. — Только давай не говорить Хосоку. — Но… — Я сам ему скажу, когда мы всё уладим. А то я его знаю: разнервничается, возомнит себя Халком и пойдёт в одиночку начищать им морды. И огребёт же, потом снова нужно будет снимать побои. Они смеются, дожидаются Хосока, вместе гуляют почти до двенадцати и долго не могут проститься, поскорее желая наступления завтрашнего дня, чтобы снова провести его вместе.***
Они сидят у реки и снова ждут Хосока с тренировки. Ветер играет с гладью воды, треплет волосы, поднимает пух от одуванчиков к небу. Они сидят на мягкой траве, неспешно болтают, соприкасаются плечами и кончиками пальцев, и есть в этом что-то такое, отчего у Чимина внутри всё дрожит. Его больше никто не трогает, узор синяков почти сошёл с тела, обидчики получили по заслугам. Жизнь снова становится прекрасной, хотя даже тогда, когда он получал синяки и ссадины, он всё равно был счастлив. Потому что его друзья были рядом. И если таковой была расплата за это счастье — Чимин готов был платить по счетам. Тэхён рядом, красивый такой, сильный, но хрупкий одновременно, и при этом не вызывает диссонанса, наоборот, всё очень гармонично в нём сочетается. Чимину вновь хочется поднять тему первых поцелуев, подразнить младшего, а потом поцеловать, но Тэхён его опережает. Он прочищает горло и несмело говорит. — Я… это… Чимин, не хочешь попробовать с парнем? — Попробовать что? — он прекрасно знает. У него несколько открытых вкладок, как нужно делать это с парнем, он гуглил, изучал. До гей-порно ещё не дошёл, потому что слишком стыдно, но гормоны уже давно просят. — Поцеловаться? — почему-то спрашивает младший. Чимину хочется рассмеяться во весь голос, но он видит бледное лицо Тэхёна в контрасте с красными ушами и думает, что это очень мило. — А что? Хочешь попробовать? — он улыбается и тянется рукой к тэхёновым волосам, смахивая пух. — Ага. Чимин сам краснеет, закрывает глаза и просто ждёт решения Тэхёна. Он для себя уже давно всё решил. Он чувствует тэхёновы сухие губы на своих спустя долгую минуту и чувствует себя так правильно, так нужно. Они никуда не спешат, целуются медленно и нежно, совсем без языка, а чувство, будто проникают друг в друга насквозь. Тэхён перебирает чиминовы волосы, они вдыхают воздух носом, а Чимин решает, что отныне будет считать это своим первым поцелуем.***
Чимин всё ещё ненавидит слово «девочка». Чуть меньше он его ненавидит только если это произносит Хосок. Ласково, нежно, тонкими иголочками под кожу и куда-то глубже. Хосок обычно после этого срывает ромашку или одуванчик и обязательно заправляет его за ухо Чимину. Улыбается нежно, расслабляюще. Но Хосок после того случая в танцевальном зале больше не называет его так, а Чимин неожиданно понимает, что хочет услышать это чёртово девочка из хосоковых уст. На шестнадцатый день рождения Хосок дарит ему собственноручно сплетённый венок из одуванчиков и целует в лоб. Чимину так хорошо рядом с ним теперь, когда старший не тратит свою энергию на ненависть. Чимин бережно засушивает все цветы, что заправлял за его ухо Хосок. Красивый венок стоит на подоконнике, осеннее солнце ласкает его своими лучами, не сжигая, а лишь слегка засушивая. Чимин вспоминает, как около двенадцати старший написал ему содержательное «Выходи» и взяв за руку повёл на гору. Чиминов день рождения подходил к концу, как неожиданно красивый венок лёг на его голову хосоковыми руками. — С днём рождения, Чимин-и. И в тот момент Чимин пожалел, что у него нет в запасе ещё одного первого поцелуя, потому что прямо сейчас, в ярком свете золотого месяца, под мерцаниями миллиардов звёзд, он бы очень хотел его поцеловать. — Я всё время обижал тебя, сам того не осознавая. Я много делал неправильно, думая лишь о своих чувствах, прости. Я буду внимательнее, я всегда буду на твоей стороне. Мы будем. Поэтому пожалуйста, никогда ничего не скрывай от нас, хорошо? Мы всё ради тебя сделаем, ты же знаешь это, верно? Поэтому если ты чего-то боишься или что-то тебя раздражает или ты чего-то хочешь, не держи всё в себе, ладно? Чимин хочет. Хочет, чтобы Хосок назвал его своей девочкой. Но это слишком трудно произнести вслух. Он просто не сможет. Ему понадобится долгих четыре года, чтобы осмелиться. А пока это томящее девочка хосоковым голосом будет бережно храниться где-то между его рёбер, засушенным, как те самые цветы между листами книг. И будет ждать своего времени. Вместо этого почему-то не стыдно произнести «Поцелуй меня» и получить трепетный поцелуй в лоб и тёплые объятия. Он по праву может считать шестнадцатый день рождения своим лучшим. — Хён, мы всегда будем вместе? — спрашивает Чимин как когда-то в детстве. — Конечно. Я много думал о том, что самое важное в жизни. До недавнего времени я думал, что это танцы, но… иногда мне кажется, что важно только это. Просто давать друг другу знать, что мы здесь. Что мы часть одного большого я. Чимину в хосоковых объятиях становится очень горячо. Настолько, что положи его кто-то на снег, тот растаял бы до ядра Земли. — Спасибо. Спасибо за то, что сказал слова, которые я так жаждал услышать.***
У Тэхёна не получается рисовать. У него проблемы с перспективой, объёмами и пропорциями. Он хуже всех в своём художественном классе. Рисовать голых девочек очень странно и почему-то совсем неинтересно. Природа статична, люди — изменчивы. Он рисует фиолетовые завитушки на окне вместо девичьего лица в три четверти и получает подзатыльник от учителя. Ему нравится рисовать, но быть худшим отстойно. Тэхён уже всерьёз думает о том, чтобы бросить рисование и заняться чем-то другим. Его друзья ведь не станут его осуждать, если у него что-то не получается, это нормально — искать себя, пока не найдёшь, куда приткнуться. Он устало плетётся домой, потому что Хосок и Чимин снова в танцевальном зале, и вообще-то он должен был зайти к ним по пути и подождать, но настроения совсем нет. Он чувствует себя неудачником. Ким щёлкает замком, ставит массивный рюкзак на пол и устало снимает свои кроссовки. В доме темно и только из кухни горит тусклый свет из вытяжки. — Бабуль? — осторожно зовёт Тэхён. Обычно у него дома всегда светло и пахнет бабушкиной вкусной стряпнёй. — Бабуль? Обычно она появляется на пороге коридора и ласково улыбается ему, приветствуя и зовя за стол, насыпая ему большие порции чачжанмёна с кимчхи, расспрашивая о том, как прошёл день. — Бабуль? Обычно Тэхён не срывается с места и не бежит к открытой на кухню двери. — Бабушка! Она лежит на полу, бледная и неживая. Её лицо стало гладким, все морщины будто покинули её. В руках так и не набранный тэхёнов номер. Она застыла с открытыми серыми глазами, смотрящими в потолок, лишённая жизни. Тэхён не слышит другого биения сердца, кроме своего. Его тошнит прямо на чистую кухонную плитку. А потом он чувствует, как ломается внутри. На него разом обрушивается осознание, что произошло. Его бабушка, мама и папа в одном лице, его ангел в теле старушки… Её больше нет.