Я с Луны, а ты от Звёзд. Мы загадка для друг друга. Вот почему это еще более особенно. Однажды, когда все радостные восклицания погаснут, оставайся рядом со мной
Красный свет окрашивает пространство. Мокрые проявленные фотографии аккуратно висят на нитке. В этих фотографиях вся тэхёнова жизнь: река, горы, родной городок, Хосок, танцующий прямо на улице, Чимин, заснувший на траве, ромашковые веночки, звездопад, рисунки разноцветными ручками на руках, растаявшее ежевичное мороженное, испачканные в грязи велосипеды, беззубые улыбки, растрёпанные ветром волосы, снежинки на языке, сломанные санки — и что-то ещё, волшебное и совсем неуловимое. Воспоминания, от которых Тэхён не в силах отказаться. Он бережно сворачивает плёнки и распределяет их по коробочкам. Снимает перчатки, приглаживает растрепавшиеся волосы и смотрит на часы, совсем потерявшись во времени. Сокджин с утра пораньше потаскал Намджуна по магазинам — Тэхён толком не успевает уследить за тем, как быстро они сдружились. Хосок с Чонгуком уехали за чиминовой мамой, а Давон помогает Чимину с приготовлением праздничного стола. Микки, к слову, тоже нашёл себе занятие по душе — решил выспаться после изнурительной фотосессии с приколками и бантиками. Тэхён думает о том, что это могло бы быть хорошим финалом его истории. Да, такой финал совсем неплох, без излишней драматичности, абсолютного хэппи энда и других преувеличений. Такой, как это бывает в жизни. У простых людей. Он воодушевлённо одевается, спускается по закрученной лестнице и выбегает прямо в холод сгущающихся сумерек. Он ещё должен успеть забрать подарки. Ветер обдувает лицо и очень бодрит. Щёки пылают от мороза и предвкушения лучшего Рождества. Тэхён забегает в ювелирный магазинчик, совмещённый с флористическим на углу улицы. — Они готовы? Я могу их забрать? — нетерпеливо, затаив дыхание. Мужчина средних лет достаёт из-под прилавка две бархатные продолговатые фиолетовые коробочки. В одной — тонкая цепочка из белого золота с кулоном звезды, во второй — яркое солнце из жёлтого золота с таким же ремешком. Тэхён сам рисовал эскизы, выбирал оттенок металла и толщину изделия. Он правда доволен. Татуировки солнца и звезды на ключицах приятно чешутся. Тэхён прячет коробочки в карман и надеется, что ему хватит смелости их подарить.***
Вечер проходит в уютной атмосфере. Чонгук обыгрывает Намджуна в приставку, потому что у того в самый неподходящий момент выпадает кнопка со стрелкой вправо. Давон помогает госпоже Пак с нарезкой фруктов, а та взамен нарочито громко говорит о том, что Давон будет отличной хозяйкой. Хосок мучает смирившегося со своей участью Микки, наряжая в разные наряды под звонкий смех Чимина. Тэхён фотографирует всех вокруг, а Джин наблюдает со стороны с лёгкой улыбкой. Ему нравится смотреть на них таких: настоящих, искренних и искрящихся. Он видел сломленного Хосока, который отказывался ходить; видел уставшего Чимина, чьи синяки под глазами были глубже чёрных дыр; видел потерянного Тэхёна, что яро цеплялся за полы его халата в больнице и подавленного Чонгука, что отказывался говорить. А ещё он видел влюблённого Намджуна, что больше не мог продолжать. На самом деле, у Джина к Намджуну что-то есть. Пока ещё не до конца понятое им самим, но уже щемящее и перекатывающееся на языке; что-то, близкое к слову «нравится», бродящее по самому краю, но пока ещё не переступающее черту. Сокджину нравится это чувство, нравится всё, что происходит сейчас. Это значимо. За столом не прекращаются разговоры, еда на столе всё не заканчивается, огни на ёлке блестят разными цветами, Микки мирно отдыхает на подушках. Тэхён смеётся, и у него закладывает уши от собственного голоса. В ушах звенит, во всём теле непередаваемая лёгкость. — Вот, для нашей любимой девушки, — Джин галантно кладёт в тарелку Давон самый большой и аппетитный кусочек мяса. — Эй, у неё вообще-то один парень. И это я! — возмущается Чонгук и перекладывает мясо обратно в общую тарелку. Потом берёт свои палочки и кладёт этот же кусок в её измазанную тарелку снова. — Тогда не тормози, потому что соревноваться с галантностью Джина тебе ещё рано! — поучает госпожа Пак, отчего поднимается нестихающая волна смешков. Когда за окном уже почти ничего не видно, кроме далёкой Луны, Чонгук отвозит госпожу Пак домой и возвращается, когда уже все сидят на полу и выпивают. — Блин, я, конечно, всё понимаю, но просил же без меня не начинать, — бубнит Чонгук, поворачиваясь к Джину. — Ладно, они, но ты, хён! Ты предатель! — Эй, я, между прочим, для тебя самое лучшее приберёг, — Сокджин откуда-то достаёт бутылку малинового соджу. — А ты неблагодарная козявка! Чонгук светится оттого, что о его персоне позаботились, но тумаков под пьяный смех Сокджин всё равно получает, даже несмотря на возраст. Тэхён, конечно, растягивает бокал шампанского на целый вечер. За соджу браться слишком опасно, а шампанское он никогда не любил, слишком много пузырьков и горчит неприятно на языке. То, что нужно для того, чтобы на дне всегда оставалось несколько глотков. Когда сыгран уже не первый десяток партий в Хвату — после четвёртой победы Намджуна все перестали считать баллы, — а все смешные истории Сокджина рассказаны, на часах, наверное, уже около трёх утра, но ложиться спать ещё слишком рано, потому что алкоголь по венам течёт так приятно. Игра в Хвату неожиданно набирает обороты, когда кто-то предлагает играть на желания. Тэхён чувствует, что это ни к чему хорошему не приведёт. Невинные вопросы перетекают во что-то личное, гуляют по черте и путаются в захмелевших головах. Чимин лежит на хосоковых коленях, укрытый пледом. Хосок мягко перебирает его волосы и посматривает время от времени на изогнутые в улыбке пухлые губы. Джин приваливается плечом к Намджуну, делая вид, что слишком пьян, хотя глаза выдают обратное. Тэхён смотрит на них с дивана. Руки зудят коснуться фотоаппарата и запечатлеть все лица, каждую знакомую черту, родинку, эмоцию — и он сдерживает себя достаточно долго, но после всё равно тянется к камере и делает несколько снимков без вспышки. Они немного размытые и смазанные блеском гирлянд, но всё равно неуловимо прекрасные. В своём сознании Тэхён тоже оставляет эти воспоминания фотографиями. Как и всё, что связано с ними. Игра становится опасней, когда он совершенно глупо проигрывает последний раунд Хосоку и тот, глубоко вздохнув, несмело просит: — Расскажи свой секрет. У Тэхёна есть один секрет, но он настолько большой и тяжёлый, что сказать его равно убить себя. Эта тайна мучает его по ночам, порождает тьму, сомнения и лютую ненависть к себе самому. Проще рассказать и будь, что будет, но у Тэхёна всё ещё нет для этого смелости. — У меня… есть татуировки, — полушёпотом выдыхает Тэхён. Это единственное, что приходит на ум из безобидного. — Покажешь? — голос Хосока становится на целый тон ниже и он громко сглатывает. — Возможно, как-нибудь потом, — Тэхён сам пугается своего загнанного голоса. Но показывать их сейчас, перед всеми, это… смущает и совсем не к месту. Показать их — выдать свою тайну. — Они красивые, — подливает масла в огонь Намджун, и Чимин, чувствуя, как Хосок под ним напрягается, спешит разрядить обстановку. Игра продолжается, наверное, только по инициативе Чонгука, который не на шутку расходится. Когда Хосок проигрывает ему, тот кричит на весь дом: «Снимай штаны» и будит Микки своим звонким пьяным голосом. Хосок снимает. Под прицелом серьёзного взгляда Джина и напрягшегося Чимина. Тэхён не дышит. У Хосока ноги — полотно для белых росчерков шрамов. От крепких бёдер до выпуклых косточек и стопы. Симметричные надрезы под коленными чашечками, ровные и красивые. Джин старался сделать всё максимально аккуратно. Они не выглядят болезненно, но у Тэхёна всё равно что-то надламывается внутри. Он зажмуривает глаза и боится их раскрыть вновь, только чувствует, как Хосок смотрит на него, ждёт реакции, хоть чего-нибудь. А Тэхён пошевелиться боится. Кажется, если сделает лишнее движение — шибанёт током так, что даже пепла не станется. Игра почему-то продолжается. Продолжается, когда уже ни у кого нет сил и желания играть. За окном уже линия горизонта светится массакой, рассвет готовится расцвести, а в комнате всё ещё полумрак и переливающиеся огни гирлянды. Ноги Хосока то жёлтые, то ярко-фиолетовые, то иссиня-пурпурные, а иногда изумрудно-зелёные. Тэхёну хочется вскочить и выдернуть вилку гирлянды вместе с розеткой, потому что глаза непривычно покалывает. Когда проигрывает Чонгук, ему приходится описать весь свой первый секс от начала до самого конца, потому что Хосок умеет мстить. Тэхён пропускает подробности мимо ушей и не думает, что сможет смутиться когда-нибудь больше, чем сейчас. Потому что, если честно, девушки его никогда не привлекали. Его не привлекали и парни тоже. Никто кроме… У Тэхёна вставало порой на замысловатые картины Ван Гога, на качественные баллады, или когда он напивался и рисовал. Тогда стояло до боли. Люди почему-то не возбуждали, только отталкивали. Прикосновения казались настоящей пыткой, а объятия — стальными тисками. Возможно, всё дело в голове. Возможно, Тэхён просто никого другого не хотел. Может быть, той близости с Чимином хватило на десять тысяч жизней. Тэхён неожиданно для самого себя выигрывает у Чимина и не придумывает ничего лучше, чем попросить то, что ранее спрашивал Хосок. — Расскажешь секрет? — получается немного наивно и звучит до боли умоляюще. Чимин медлит, промаргивается и громко дышит. Хватает секунды, чтобы решиться. — Когда мне было семнадцать, я был… влюблён в одного парня. И я… соблазнил его? — Чимин будто спрашивает у самого себя. В горле немного сушит. Хосок крепче сжимает его руку под пледом, переплетая пальцы. — Мы зашли достаточно далеко, чтобы у нас не было пути обратно. — Чимин смотрит Тэхёну в глаза и будто просит чего-то. Сам не знает чего. Просто у Чимина всё это так глубоко сидит, подпитывается надеждами, томительным ожиданием, детским трепетом и сотнями прочитанных Тэхёном смс. — Я, наверное, должен был после всего обнять его крепко-крепко и сказать, как сильно я его люблю. Но тогда любовь казалась мне таким громким словом. Я думал — неважно, что будет дальше. Оказалось, что важно. Оказалось, что «завтра» важнее «сейчас». Я был таким глупым. Чимин не знает, откуда у него столько смелости. Наверное, это всё сжимающая его руку рука Хосока. А может, это всё алкоголь, ворошащий прошлое вилкой и ножом. Возможно, и то и другое. Просто Чимину кажется, что второго шанса может не быть. Что они просто будут продолжать ходить по кругу, бесконечно. Говорить обо всём, но молчать о самом важном. Это важное внутри плещется, живёт там, мучает, не выключает свет на ночь и воет иногда тихим голосом. Чимин не знает, как можно любить двух людей одновременно, но он любит. Его сердце не мечется и не хочет выбирать. Оно желает двоих сразу. И так нельзя. Это неправильно, возможно, даже грязно. Но Чимин смирился со своей сущностью, потому что жить, не признавая этого — значит обманывать самого себя. Тэхёну хочется, словно ужаленному, бежать куда подальше. Потому что всё, на самом деле куда сложнее. С Чимином было что-то, что нельзя назвать простым «секс». Это было… другое, просто другое. Невообразимое и не до конца Тэхёном осознанное в семнадцать. Чиминово откровение застигает его врасплох. В голове — звенящий голос Чимина, в теле — жар, оставшийся от той ночи вместе с горечью, оседающей на кончике языка. Всё тело будто покрывается красными пятнами, смотреть Чимину в глаза больно, потому что тому нужны ответы. Ответы, которых у Тэхёна нет. В какой-то момент, когда тишина расползается по комнате особенно глубоко, Тэхён не выдерживает. Ему нужно остудиться, стереть хосоковы шрамы на ногах из головы и набраться ещё немного смелости. — Мне надоело играть, у нас… — Тэхён до боли закусывает губу и нервно смотрит из стороны в сторону. — Выпивка закончилась, я схожу в круглосуточный. И прежде, чем кто-либо успевает сообразить, что вообще произошло, Тэхён подрывается с дивана, убегает в коридор, накидывает на себя первую попавшуюся куртку — хосокову — и выбегает в холодную зимнюю ночь. В воцарившейся тишине слышны только движущиеся в привычном ритме стрелки часов и тихое рычание спящей собаки. — Иди за ним. Ты нужен ему. Вы должны всё решить, — хриплый голос Хосока разрезает тишину. Чимин смотрит Хосоку в глаза и губами одними беззвучно произносит привычное для них «Я люблю тебя». И выбегает так быстро, что впускает слишком много морозного ветра в коридор. — Ладно, пора расходиться. Давайте уберёмся, — заключает Джин после напряжённого молчания. Становится ужасно неловко и неуютно. Они наспех убирают посуду и прочий мусор. Давон тащит Чонгука домой, алкоголя в голове словно и не было. И это самое паршивое окончание вечера, который они могли себе представить. Хосок наспех натягивает штаны и плетётся на кухню мыть посуду. Лечь спать всё равно не получится, потому что сна ни в одном глазу, а в сердце тихая пассивная буря.***
Видит небо, Намджун не планировал вмешиваться. Эгоистичная часть его всё ещё отчаянно желает забрать Тэхёна из этого дома обратно в Сеул при первой же возможности. Но эмпатичная его часть так сильно желает помочь, что это даже пугает. Возможно, он для этого и приехал. Может быть, им не хватает четвёртого угла, чтобы разобраться во всём. Именно эта догадка заставляет его последовать за Хосоком на кухню и прикрыть за собой дверь. — Собираешься просто ничего не делать? — спрашивает Намджун, привалившись плечом о дверной косяк и скрестив руки на груди. — А что ты предлагаешь? — глухо отзывается Хосок, всё ещё стоя спиной к нему, с пугающим спокойствием намыливая тарелки. — Идти за ними? — Они сами разберутся. Не маленькие. — Получается, ты просто собираешься смотреть, как твой парень уходит к твоему другу? — Намджун видит, как Хосок вздрагивает. — Не говори, что не знаешь, что они чувствуют друг к другу. — Знаю. И ещё я знаю, что Чимин любит меня. Он не оставит меня. Но он может… эмм… встречаться с нами обоими? — Хосок, наконец, оборачивается, — У него достаточно большое сердце, чтобы любить нас обоих. И я никогда не собирался запирать его в какие-то рамки и ограничивать одним собой. Намджун думает, что так невозможно. Разве любить — не значит хотеть, чтобы этот человек был только твоим? Возможно ли любить настолько сильно, чтобы делить человека с кем-то еще? Наверное, если это Тэхён, то можно. Потому что правда в том, что Хосок Тэхёна тоже. — У тебя, я так понимаю, размер сердца, как у Чимина? — осторожно спрашивает Намджун. — Ты знаешь ответ, — следует после небольшой паузы. — Тогда почему ты думаешь, что у Тэхёна оно маленькое? Он приехал не для того, чтобы разрушать ваши отношения. Он просто хочет быть рядом с вами обоими. Это его слова. — Дело не в том, что Тэхён не может любить нас двоих. Он просто не сможет быть со мной, потому что… каждый раз, когда он смотрит на меня, я вижу, какое сильное чувство вины вызываю в нём. Ему больно смотреть на меня. Когда он увидел мои ноги сегодня, он просто… не смог даже взглянуть мне в глаза, понимаешь? Всё сложнее, чем кажется на первый взгляд. — Ты прав. Это сложно. Но я бы не позволил какому-то чувству вины шестилетней давности разрушить то, что может быть между вами. Я ничего не хочу этим сказать. Это ваше личное дело. Просто подумай об этом. Намджун не собирается говорить что-то ещё. Он и так переступил через себя, когда начал этот разговор. Парень разворачивается и собирается покинуть кухню, но Хосок неожиданно окликает его. — Спасибо тебе. Ты классный парень, на самом деле. Спасибо, что был с Тэхёном, когда мы не могли. Намджун ничего не отвечает, покидая кухню и сталкиваясь в коридоре с Джином, который явно всё слышал. Тот смотрит на него и улыбается одобрительно. Тянется рукой и легко похлопывает по спине. — Намджун, ты такой добрый и вежливый. Неуклюже выражаешь свои чувства, конечно, но понимающий. Ты хороший. — Ты пьян? — Ага, — улыбается Джин. — Хорошие парни обычно остаются не у дел, — вскользь отвечает Намджун. — Ну не знаю. Мне, например, нравятся хорошие парни. И пока Намджун в полном непонимании смотрит на него, Джин умело переводит тему. — Не хочешь остаться у меня? Тут сегодня максимально неловко, а я уже такси вызвал, — и пьяно смеётся, хотя глаза выдают неожиданную трезвость. Намджун не видит смысла отказываться. Сокджин буквально спасает его. Второй раз. Или третий. И он совсем не собирается думать о том, что Джин специально его ждал.***
— Постой же! Куда ты так спешишь?! — Чимин почти бежит за широкими шагами Тэхёна. Пар изо рта уходит в небо облачками, губы на ветру совсем красные. Рассвет играется с горизонтом в прятки, снег под наспех натянутой обувью всё так же мелодично хрустит, а распахнутая куртка пропускает слишком много бодрящего холодного ветра. — Да хватит убегать! — злится он. Тэхён останавливается и оборачивается слишком резко. Чимин почти врезается в него, но вовремя тормозит. На тэхёновом лице застывшие слёзы, открытая боль и что-то такое странное, что можно рассмотреть только сняв все маски. — Зачем ты так поступаешь со мной, Чимин-а? Я знаю, что заслужил, но разве это не слишком? — две солёные дорожки скатываются по его бледному лицу и Тэхён яростно вытирает их, размазывая по щекам. И он снова похож на того пятилетнего ребёнка, что так любил плакать из-за разбитых коленок или расстаявшего шоколадного мороженого. — Ты о чём? — ошарашенно спрашивает Чимин, отступая на шаг назад. Неужели он всё не так понял и приезд Тэхёна — всего лишь дружба и ничего больше? Нет, он видел, как Тэхён смотрел на него. Он не может ошибаться. — Зачем ты говоришь всё это, когда вы с Хосоком вместе? Я у него чуть жизнь не забрал, я не собираюсь вторгаться в ваши отношения, чтобы разрушить их тоже! Я всего лишь… хочу быть рядом. Ты же любишь Хосока, правда? Ты писал, что собираешься любить его всю жизнь. Так в чём же дело? Зачем ты делаешь всё таким сложным? — Если ты хорошо читал те смс, то знаешь причину, — Чимин и правда начинает злиться, потому что они так изменились. Раньше хватало взгляда, чтобы понять друг друга, а сейчас даже слов недостаточно, но всё же… Чимин ждал этого шесть лет. Он должен хотя бы попытаться. — Нет, не говори, — почти шепчет Тэхён. Умоляет. Кажется, если услышит — тут же рассыпется белым песком. — Нет! — Чимин хватает его за плечи и заставляет посмотреть на себя. — Нет, ты должен услышать! Всё, что я кричал тебе, когда бежал за грёбанным поездом шесть лет назад. До последней буквы, Тэхён. Только так… пожалуйста. Тэхён задерживает дыхание и весь превращается в слух. Он всё ещё не готов всё это услышать. Но, боже, если это то, чего хочет Чимин… Тэхён готов разбиваться. — Это не было твоей виной. Никогда не было. Я был тем, кто отпустил тебя, кто вместо того, чтобы поговорить с тобой, просто позволил в ту ночь всему плыть по течению. Я был тем, кто позвонил Хосоку, чтобы найти тебя. Я был тем, кто строчил тебе смс-ки на протяжении шести лет и эгоистично не хотел мириться с тем, что ты был не с нами. Потому что я всегда… любил тебя. Как друга, как человека, как парня. Помнишь, как я приходил побитым к тебе, и ты обрабатывал мои раны? Помнишь нашу дурацкую униформу? Как мы заваливались к Хосоку в зал прямо во время репетиции и громко разговаривали, отвлекая всех? Помнишь, как мы выбрались смотреть на звездопад среди ночи? Или как мы играли в приставку до четырёх утра, пока моя мама не выгнала нас из дому и мы шатались по городу до обеда? Я знаю, что мы никогда не сотрём наши плохие дни. Когда умерла твоя бабушка, когда Хосок попал в аварию. Это намертво в нашей памяти. Но разве хорошего было не больше? Разве таких хороших дней не может быть больше в нашей жизни? Я знаю, что ты тоже это чувствуешь. Что не я один. Ты же моя родственная душа. Не говори, что то, чего я хочу, невозможно. Я не врал тебе, никогда. Я правда очень люблю Хосока. И Хосок любит меня. И мы оба любим тебя. Понимаешь? Возможно, это звучит дико и странно. Возможно, мы не нравимся тебе в таком же смысле. Но… если у нас есть шанс. Я имею в виду, у нас троих, то… Я о том, что мы в твоих руках. Мы всегда есть у тебя. Одно твоё «нравится» и мы постараемся выстроить всё заново. И это, на самом деле, будет очень сложно, но, понимаешь, лучше пусть сложно, чем без тебя. Чёрт, я не знаю, как это объяснить, но, пожалуйста, скажи, что ты меня понял. Вместо ответа Чимин чувствует на своих обветренных губах тэхёновы. Горячие, такие же горячие, как и его слёзы, что не перестают идти дождём. Чимин проваливается. Тэхёновы губы сминают его собственные с таким отчаянием и благодарностью, что у него подкашиваются ноги. И это… лучше, чем в чиминовых воспоминаниях. Тэхён находит его руки и переплетает пальцы, и Чимин слышит, как взрывается тэхёново сердце. Громче, чем бомбы. Где-то вдалеке взрываются салюты. Или звёзды. Чимин так и не понял, потому что в голове только гул собственного сердца и вмиг покрасневшие щёки. Их поцелуй не длится слишком долго, и никто не собирается его углублять. Просто притираться обветренными губами и ласкаться вполне достаточно для начала. Они отстраняются почти одновременно, всё ещё дыша одним воздухом. Тэхён, оказывается, умеет обнимать так, что кости плавятся. По крайне мере, у Чимина точно. Тэхён прижимает к себе ближе, забираясь руками под расстёгнутую куртку и утыкаясь носом в макушку. Он всё ещё продолжает плакать: то ли от перенапряжения, то ли от облегчения. То ли от всего сразу. И Тэхён, вопреки всем своим страхам, не разбивается. Он теперь знает, убивают не падения — убивает остановка. — Я люблю тебя, — наконец, произносит он. Тэхёну понадобилось шесть лет, чтобы сказать это, и всего мгновение, чтобы осознать. Он узнал об этом одной дождливой ночью. Где-то между горячими руками Чимина и сломанными ногами Хосока. — И Хосока? — с надеждой спрашивает Чимин, поглаживая младшего по спине. — И Хосока, — шепчет Тэхён. — Правда? — Правда-правда. — Я замёрз. Пойдём домой? Тэхён шмыгает носом и улыбается самими лишь глазами. Рассвет уже трогает крыши домов и магазинов, на снегу остаются только следы их ботинок, а Чимин не отпускает руку Тэхёна до самого дома. Тэхён думает, что это самый счастливый момент его жизни. И он теперь знает, что может быть ещё лучше. Возможно, его смелости никогда не хватит на что-то большее, но смелости Чимина хватит на них двоих. Нет, на троих.***
Мин Юнги делает одну единственную фотографию, но её вполне хватает. Качество камеры и многолетняя практика дают о себе знать. Он растягивает тонкие губы в кошачьей улыбке, удовлетворённый снимком. На фото известный современный художник, чья личная жизнь до этого оставалась тайной, покрытой мраком, пропавший с радаров СМИ чуть больше месяца назад, целуется с парнем. Юнги набирает главного редактора, наплевав на время. Он всегда добывает информацию, которую не удаётся никому, поэтому никто не станет возмущаться звонку в начале пятого утра. На звонки Мин Юнги все поднимают трубку в любое время, где бы ни находились и чем бы ни занимались. Через два гудка слышится заспанный голос с другой стороны провода. — У меня для вас есть кое-что эксклюзивное. На первую страницу. Юнги поправляет свои выбеленные волосы под шапкой и продолжает улыбаться.