***
Тэхён верит в судьбу. В то, что есть какая-то неведомая сила, которая заставляет тебя оказаться в нужном месте в нужное время, чтобы встретить того самого человека. Своего. Он переполнен своим счастьем, но далеко не слеп, чтобы не заметить натянуто весёлого Чонгука, что вовсю готовится к поступлению в Сеул и выпускным экзаменам. Чонгук отмахивается от всех вопросов о самочувствии и, о боже, отказывается выпить в компании Джина. Тэхён не глупый, чтобы не понять, что дело в том, что Чонгук жалеет. Возможно, он сам не предполагал, что ему так тяжело дастся разрыв с Давон. Тэхён не вершитель судеб и уж точно не та самая движущая сила, что заставит их хотя бы поговорить, но Джин якобы невзначай говорит о том, что Давон работает волонтёром в детском приюте и многозначительно смотрит в тэхёновы глаза. И это почему-то мотивирует его вместо своей студии посетить приют. Он гуляет по небольшому двору, заходя в узкие коридоры, приветствует работников приюта, издалека наблюдает за воодушевлённо играющими детьми. Всё больше походит на большой детский сад. Тэхён расспрашивает работников о Давон, но те только отрицательно мотают головами. Он теряется в потоке шумных бегущих детей и его выносит на небольшую террасу сзади здания. Тэхён думает, что неведомые внеземные силы способствуют тому, чтобы он оказался именно здесь в данную минуту. На ступеньках сидит худенькая девочка, неторопливо рисуя что-то в тонком альбоме. Рядом аккуратная пачка цветных наполовину исписанных мелков. В палитре есть и бордовый, и горячий оранжевый, и иссиня-голубой. Нет только ядовито-чёрного. Он сейчас в её руках. Тэхён делает осторожный шаг навстречу и затаивает дыхание, когда он понимает, что она рисует. На желтоватой бумаге альбома чёрные лебеди с искажёнными открытыми клювами. Не вороны, но на секунду кажется, что именно они. Ему это всё чертовски знакомо. Всё возвращается в память флешбеками. Острые режущие крылья, чёрная вода, смольные испачканные перья. В горле тошнотворный ком и подбирающийся со всех сторон страх. Тэхён старается его проглотить, но тот только становится поперёк горла и до крови царапает внутренние стенки. Тэхён мягко присаживается рядом, но девочка на него, кажется, совсем не реагирует. Её короткое каре закрывает часть лица, а чёлка неприятно лезет в глаза, но девчушка не спешит её смахнуть. У Тэхёна не проходящее чувство дежавю. — Почему лебеди? — тихо спрашивает Тэхён, чтобы не спугнуть. Собственный голос кажется совсем чужим, каким-то прокуренным и ломающимся. — А почему нет? — отвечает вопросом на вопрос. У неё удивительно низкий голос для девочки, по ощущениям, лет одиннадцати. Она поворачивает голову и внимательно изучает его лицо. У неё милый вздёрнутый нос и узкие тёмные глаза, бледное лицо будто фарфоровое. И вся она источает мрачную и болезненную ауру. Тэхён знает это гложущее ощущение внутри. Он прожил так шесть лет, чтобы не распознать горечь на кончике языка и бесконечное сожаление, съедающее изнутри. Лебеди, вороны, что ж. Каждого преследуют свои монстры. Страх играет с подсознанием в игру, где у него свои, неведомые никому, правила. Он может искажать реальность, проецировать знакомые образы на других людей, вызывая галлюцинации, трансформировать боль во что-то осязаемое, полуживое, съедающее тебя по частям каждой ночью. А потом добить вдруг всплывшими воспоминаниями о том, что тебе больше неведомо, чего ты не можешь достичь, до чего больше нельзя дотянуться рукой. Тэхён ничего не отвечает, и они молча сидят на ступеньках. Он чувствует с девчонкой удивительное родство, непривычное и очень странное. Наверное, в какой-то степени, он видит в ней себя, когда ему было едва ли больше семнадцати. — Юнджи! — окликает девочку знакомый женский голос и Тэхён вскидывает голову. Давон стоит недалеко от них. Её тёмные волосы вьются до плеч, а лицо немного измучено, но она выглядит, на непритязательный вкус Тэхёна, очень хорошо. Лицо девочки вдруг озаряется красивой улыбкой, насупленные брови становятся ровными росчерками, а лицо начинает сиять будто бы изнутри. Она небрежно отбрасывает альбом с мелком и бросается в объятия Давон. Тэхён улыбается. Ему нравится эта картина. Он хочет её запечатлеть. То, как одни люди способны менять других людей — самая прекрасная метаморфоза в мире. Тэхён знает, что у него никогда не будет такой семьи, с женой, детьми и внуками. Он не жалеет, нет. Более того, все его мысли постоянно были заняты только Хосоком и Чимином, так что он ни разу не рассматривал других вариантов. Если бы он был девушкой, если бы кто-то из них был бы девушкой. Нет, Тэхён не хочет об этом думать. Они нравятся ему такими, какие есть. Но, возможно, в одной из его десяти тысяч жизней, он бы хотел, чтобы всё было немного по-другому, но даже если нет — это в самом деле не имеет значения, потому что ему и так всё более, чем нравится. Просто в его голове вдруг мелькает искромётная мысль, что он был бы не против подарить кому-то новую жизнь. Например, мрачной девочке по имени Юнджи. Давон о чём-то шепчется с девочкой, а потом трепетно и нежно целует в лоб. Юнджи улыбается, а потом убегает куда-то, забыв про альбом. Девушка оборачивается к Тэхёну и машет ему рукой, подходя ближе. — Мне сказали, ты меня искал. — Да, — Тэхён смотрит на альбом с недорисованными лебедями, а после переводит взгляд на девушку. Он поднимается со ступеньки и поправляет лацканы бежевого пальто, — Я пришёл поговорить о Чонгуке. — Нет, — закатывает глаза Давон. — Только не это. — Послушай, я знаю, что не имею права вмешиваться, но он сам не знает, что творит. Делает вид, что всё нормально, но сам чувствует, что это не так. Я не прошу тебя делать что-то, просто поговори с ним. Он… — Знаешь, я, на самом деле, в глубине души знала, что он меня рано или поздно бросит. Я ведь первая в него влюбилась, ходила за ним, в любви признавалась. Он ведь ещё совсем мальчик был, на уме только видеоигры и развлечения. А я так привязала его к себе, на два года. Давон улыбается как-то совсем надломленно, и Тэхёну становится очень жаль. Они прогуливаются вдоль аллеи, под деревьями цветут подснежники, весёлые крики детей доносятся до ушей, но всё, что слышит Тэхён, это шуршание притаившихся воронов недалеко в траве. Они только и ждут разворошённую болью плоть, чтобы наесться сполна и надменно смотреть в слезящиеся глаза. — Чонгук просто сам не осознаёт, что чувствует к тебе. Он просто сам себе боится в этом признаться. — Нет, — мотает головой Давон. — Он прав. Что я ему могу дать? Он уедет в Сеул, а я останусь здесь, потому что не могу оставить Юнджи и остальных детей. А если даже я всё брошу и поеду за ним — где и на что мы будем жить? У него там будет общежитие и новые друзья, компании, вечеринки. Ему ещё рановато для семейной жизни. Так что даже если бы он не озвучивал этого, наши отношения рано или поздно прекратились бы. Это был лишь вопрос времени. — Но, несмотря на всё это, ты ведь его любишь, — уточняет Тэхён. — Да, — Давон опускает голову и неожиданно краснеет. Мило, хочет протянуть Тэхён, но сдерживается. — Но одной любви мало. — Нет, знаешь, её вполне достаточно, — мягко отвечает Тэхён. Давон не совсем понимает, что он имеет ввиду, но не переспрашивает. Они доходят до беседки и присаживаются на скамейку, откуда открывается вид на детскую площадку, переполненную громкими взбудораженными детьми. Тэхёну трудно осознавать, что за каждой детской улыбкой скрывалась невыносимая боль. Брошенные родителями, ненужные, со смутным будущим за пределами детского дома, но всё же не разучившиеся улыбаться маленьким нелепым мелочам. Тэхён слаб и слишком восприимчив к боли, он бы не справился. Так что эти улыбки кажутся ему самыми сильными. Сильнее судьбы, предзнаменований и ужасной несправедливости. Он задаётся вопросом, может ли что-нибудь сделать для них? — Юнджи интересная девочка, — Тэхён переводит тему и видит, как лицо Давон меняется. На лице проскальзывает любящая улыбка. — Она замечательная, правда. Её воспитывал папа, который умер от рака полгода назад. У неё нет других родственников, поэтому она тут. Она кажется замкнутой и немного мрачной, но на самом деле она очень милая, когда привыкает к человеку. И не по годам умная. Тэхён видит, с каким трепетом Давон говорит о девочке и не может не задать этот каверзный вопрос. — Ты бы хотела её… удочерить? Девушка дёргается, будто бы её застали с поличным, и закусывает губы, словно стесняется признаться в этом кому-либо. Чонгук говорил, что она старше даже Джина, но Тэхён чувствует себя с ней на равных. Она открытая и очень, очень добрая. Не ему кого-то осуждать, но на месте Чонгука, если бы он был в состоянии любить кого-то кроме Хосока и Чимина, он бы держался за Давон изо всех сил. — Если честно, я думала об этом. Много раз. На самом деле, я серьёзно говорила об этом с родителями, но они категорически против, а я ведь не замужем. В неполные семьи не отдают детей, — Давон грустно улыбается и заламывает руки от бессилия. Тэхёну хочется накрыть её руки своими и успокоить хотя бы немного, но это будет нетактично с его стороны, поэтому он останавливает себя на полпути. — Знаешь, у меня, на самом деле, много денег, — Тэхён успевает сказать это прежде, чем озвучить причину, почему он это говорит. — Эм… — Давон неловко заправляет прядь тёмных волос за ухо. — Это хорошо. Я эм… рада за тебя. — Прости, я не то хотел сказать, — Тэхён стукает себя по лбу. Всё же, он совсем не умеет общаться с девушками. — Я имею в виду, что мог бы… ну знаешь, обеспечить её. Мы могли бы пожениться, тогда будет полная семья, я буду помогать всем, чем смогу, потому что… Юнджи мне понравилась. Тэхён никогда в жизни не принимал таких быстрых решений, но он чувствует, что может что-то сделать для них, для всех этих детей. Он впервые чувствует, что может сделать что-то действительно значимое. — Это… — Давон взволнованно отводит взгляд в сторону. — Ты предлагаешь мне выйти за тебя? — Да, наверное, — Тэхён нервно перебирает волосы на затылке. На самом деле, он не уверен, что Чонгук допустит это, но в этом вся суть. Возможно, Чонгуку не хватает осознания того, что Давон может быть с кем-то, кроме него. Девушка неуверенно кивает головой, и они ещё несколько минут сидят в полнейшей тишине. Так начинается первый день весны.***
Тэхён настраивает камеры, выставляет свет и проверяет заряд фотоаппарата. Когда он предлагал Хосоку и Чимину пофотографироваться, даже не подозревал, что те сразу же согласятся. Мягкий свет заливает чердак и смешивается с софитами, бархатные шторы распахнуты и подвёрнуты. — Можете снять верх? Они остаются только в светлых джинсах. Тэхён сглатывает. Он открывает банки с разноцветной краской и выставляет перед своими парнями. — Хочу, чтобы вы… пометили друг друга краской и встали на крестики на полу. Чимин послушно макает руку в жёлтую краску и подходит к Хосоку вплотную, смотрит в его глаза нежно, любовно, тепло. Он мажет рукой по хосоковой шее, оставляя жёлтые следы. Тэхёну кажется, что они совсем не дышат, что он сам лишается воздуха. Они только слышат раскатистые звуки щелчков его фотоаппарата и вялые вспышки, что не ослепляют глаза. Потому что они уже ослеплены. Глазами, в которых неприкрытый космос. Хосок мажет свои губы оранжевой краской и целует шею Чимина, руками измазывая его торс, бока и розовые напряжённые соски. Всё идёт не по плану и переходит границы. Пометки с крестиками, где они должны стоять, уже давно остались позади. Тэхёну кажется, что они никогда не были ближе, чем сейчас, но он не станет останавливать. Тэхён лишь продолжает фотографировать, как заведённый, боясь вдохнуть раскалённый воздух в лёгкие и нарушить то сладкое и тянущее, что есть между ними сейчас. Тэхён толком не осознаёт, когда мажет руку в голубой и притрагивается к спине Чимина, оставляя отпечаток своей руки между лопаток, смазывая точки родинок. Во второй руке всё ещё фотоаппарат. На снимках всё уже наверняка размыто и искажено, но плевать. Он откладывает камеру подальше и тянется губами к губам Хосока, снова теряется в них, забывая для чего они тут, забывая всего себя. Это естественно. Всё, что между ними происходит кажется таким естественным. Перед глазами только свет, отражающийся в их глазах; руки и губы, гуляющие по телу, невероятная внеземная тяга, проходящая через тело и саму душу. Тэхён никогда не чувствовал подобного, никогда не представлял, что может быть так. Хосок разводит свои божественные ноги и зовёт к себе, прижимая ближе. — Чимин растянул меня для тебя. Тэхён всё ещё не может дышать и осознавать происходящее. Он не понимает, почему ещё в сознании, почему не задохнулся от недостатка воздуха и того жара, что пылает внутри, почему не плачет от того, как сильно любит, оттого, что прямо сейчас влюбляется в них снова, ещё сильнее, чем раньше. Чимин входит в него, когда он почти изливается в Хосока. Тэхён не чувствует своих рук и ног, не чувствует исцелованной спины и груди. Он думает, что так нельзя, что невозможно чувствовать всё настолько остро, каждой клеточкой своего тела, каждой молекулой, любить своим всем. — Ты такой невероятный. Я люблю тебя, — шепчет Хосок, гладя его по голове после ошеломительного оргазма. Тэхён безостановочно дрожит, когда к нему прижимается Чимин, тяжело дыша в затылок. Они целуются потом так долго, что кружится голова, но отстраниться невозможно. Совсем. Это выше их сил. И как приятно потом ехать домой, разморенными и немного уставшими. Смотреть смешные шоу и есть пиццу с двойным сыром. И разговаривать о мелочах, оказываясь в эпицентре дурацкого спора, или вообще молчать, наслаждаясь приятной тишиной. Тэхёну это всё нравится. Больше, чем вспышки камер, чем повышенное внимание и быстро растущая популярность. Быть тут, с ними, смотреть, как переливаются кулоны звезды и солнца на их коже, как ярко сверкают их глаза, когда они смотрят на него и как собственное сердце откликается на малейшее действие с их стороны. Это правда приятно.***
— Чонгуку это не понравится, — выдыхает Хосок, поглаживая шоколадные волосы лежащего на его коленях Тэхёна. — Я на это и рассчитываю. Тэхён не боялся рассказать Хосоку и Чимину про Давон и Юнджи. Он не знал, откуда в нём появилась нерушимая уверенность в том, что его поступок поймут и поддержат. Это просто казалось правильным и необходимым в тот момент. Он лишь надеялся, что Чонгук осознает свои чувства раньше, чем уедет в Сеул и потеряет всякий шанс быть счастливым. Почему это счастье заключалось в Давон, Тэхён не знал. Просто чувствовал, каким-то шестым чувством.***
— Хён, как ты там? Намджун на том конце провода вздыхает как-то тяжело, но всё равно через улыбку отвечает: — Всё нормально. Ты как? — Я тоже в порядке. На самом деле, очень хорошо. Я так рад, что ты нашёл нормальную работу. Тебя вообще с руками и ногами все издания отрывают. Тебе эта работа подходит больше, чем быть моим менеджером. — Мне нравилось быть твоим менеджером. Тэхён глубоко вдыхает и, наконец, решается спросить. Он слишком долго вынашивал эту мысль в своей голове. Она появилась ещё в тот момент, как Намджун впервые пришёл к нему в студию. Тэхён не знал, чего хотел. Боялся признаться самому себе, что хотел попробовать снова. — Ты станешь моим менеджером… в последний раз? — Тэхён, ты… — Я хочу сделать выставку. В Сеуле. На том конце несколько секунд молчания для Тэхёна растягиваются в бесконечность, а потом Намджун смеётся и всё становится на свои места. — Я ждал, когда ты попросишь. Как и ожидалось, Намджун знает его лучше его самого. Каждый его последующий шаг и даже мысль. У Тэхёна к Намджуну невероятная нежность, невыразимая благодарность и даже, наверное, что-то чуточку больше. Будто… будто Намджун — это семья. Так и есть. — Тогда я напишу тебе подробности в смс, — Тэхён уже собирается закончить разговор, но Намджун вдруг продолжает. — Подожди, я хотел… спросить, как там Сокджин. Намджунов голос предательски ломается на его имени, и весь он напрягается и затаивает дыхание, пытаясь унять своё колотящееся сердце. Это сложно. Намджун долго думал обо всём этом, но всё ещё совсем себя не понимает. — Вроде нормально. Мы в последнее время не так часто видимся. Он загрузил себя работой. Я же давал тебе его номер, сам позвони. — Это как-то… — В любом случае, он скоро в Сеул переезжает. Ему работу предложили. И раньше предлагали, но хён же Сеул терпеть не может, так что всегда отказывался. А тут чего-то согласился. Хотя… Чонгук же поступать будет, хён его одного не оставит. — А когда он приезжает в Сеул? — Точно не знаю, но могу узнать. — И номер поезда. — Хорошо. Ты… точно в порядке? Я могу чем-то помочь тебе? Тэхён понимает, что что-то не так. В Намджуне что-то безвозвратно поменялось после той поездки в Пусан больше месяца назад. Его глаза тогда, на станции, невозможно забыть. Такие растерянные, бегающие туда-сюда в поисках чего-то важного, значимого, но будто бы не существующего в этом мире, в этой жизни. Тэхён знает, что не имеет права вмешиваться или настаивать на правде. Всё, что он может сделать для Намджуна — это просто ждать. И это ожидание убивает. Намджун столько всего для него сделал, но Тэхён в итоге оказывается совсем бесполезным для него. — Всё хорошо. Спасибо. Узнай номер поезда и точное время, пожалуйста. Пока. По ту сторону короткие гудки и удивительная пустота внутри, прерываемая только раздающейся трелью звонка. Тэхён идёт открывать. Всё, что происходит потом, он помнит моментами. Только искажённое злостью лицо Чонгука, его крепко сжатый кулак, проезжающийся по тэхёновой скуле, холод стены, ультразвук в ушах, своё падение в хосоковы руки, карие глаза, полные беспокойства и уходящий куда-то в глубину свет. Тэхён отключается.