***
— Как твои дела, сын? Сарек окинул критическим взглядом комнату Спока, внимательно изучил возлежавшую на кровати бас-гитару и уселся в единственное кресло. Спок в почтении замер напротив него, выпрямившись, как солдат на плацу. — Благодарю, отец, всё хорошо, — вежливо ответил он. — Я удовлетворён этим. — Я тоже. Разговор не клеился. Сарек, похоже, всерьёз вознамерился проделать в Споке дыру взглядом. Спок отвечал ему тем же, возможно, чуть менее напористо, но явно давая понять, что игра в гляделки — не самый лучший способ общения. Сарек не выдержал первым. Хотя, возможно, он просто решил, что будет логично, если переход к более конструктивному диалогу будет инициирован тем, кто старше, а, следовательно, — умнее. — Что это такое? — бесстрастно спросил он, указав глазами на гитару. — Это бас-гитара, — так же бесстрастно ответил Спок. — Я осведомлен о том, что это не ка’атира. — Терпению Сарека можно было только позавидовать. — Меня интересует причина, по которой данный музыкальный инструмент находится в твоей комнате. — Поскольку отведённого для репетиций времени недостаточно, я посчитал дополнительные занятия дома целесообразными. — Спок, как прилежный и упёртый ученик, отвечал чётко и только лишь на поставленный вопрос. Ни слова сверх необходимого. — Спок, — внушительно сказал Сарек. — Да, отец? — Спок являл собой образец смирения. Хоть сейчас нимб на темечко приколачивай. — Твои попытки уклониться от прямого ответа нелогичны. — Сарек поднялся и вперил в Спока взгляд, способный низвергнуть к ядру Земли. — Я обеспокоен нерациональным использованием тобой личных ресурсов и считаю необходимым акцентировать внимание на данной ситуации. Сегодня я получил ещё несколько доказательств того, что учебной деятельности и совершенствованию навыков, необходимых для будущего профессионального становления, ты предпочитаешь, — еще один говорящий взгляд на бас-гитару, — то, что компрометирует тебя в глазах окружающих. Спок посмотрел на него в ответ. Возможно, слишком дерзко для послушного сына. — Я склонен оценивать ваши слова как явное преувеличение. Отец, — ответил он тоном, которым можно было заморозить азот. — Напрасно, — отрезал Сарек. — Ты забываешься, Спок. Ты не рядовой гражданин Федерации, ты — мой сын, рождённый земной женщиной, но получивший воспитание на Вулкане и обязанный следовать правила поведения, диктуемым вулканским обществом. — Я никогда не забывал об этом, отец, но… — Ты должен понимать, — не обращая внимания на попытку Спока перебить его, жёстко сказал Сарек,— что к тебе приковано дополнительное внимание общественности. Все, чем ты занимаешься, вызывает интерес. В том случае, если ты занимаешься чем-то заведомо предосудительным, данный интерес возрастает. — Отец, уверяю тебя, что ничем «заведомо предосудительным» я не занимаюсь, — холодно возразил Спок. — Я реализую данный мне природой творческий потенциал сообразно своим способностям и таким образом, какой считаю приемлемым. Насколько я знаю, это не запрещено. — Это так, — безразлично согласился Сарек. — Однако тебе должно быть известно, что далеко не все формы и условия его реализации нашим обществом считаются допустимыми. Исключительно твоего желания недостаточно. Для того чтобы деятельность соответствовала критерию допустимости, необходимо наличие комплекса объективных и субъективных факторов, к числу которых, в частности, помимо личной заинтересованности, необходимо отнести характер деятельности, её частоту и продолжительность, а также, — Сарек выдержал эффектную паузу, — сопутствующих субъектов. Как ты понимаешь, сегодня мне представилась возможность убедиться в том, что твоё нынешнее окружение вряд ли можно считать приемлемым. — Объясните, — натянуто сказал Спок, впрочем, чисто для проформы — он прекрасно понимал, кого именно Сарек подразумевает под «неприемлемым окружением». — Как ты можешь охарактеризовать ваши взаимоотношения с Джеймсом Кирком? — задал Сарек вопрос, которого Спок ждал с того самого момента, как за Джимом захлопнулась входная дверь. Спок глубоко вдохнул и после секундной заминки ответил, глядя в глаза отцу: — Джеймс Кирк — мой друг. — На чём основано данное предположение? Спок сглотнул и промолчал. На самом деле их с Джимом связывало гораздо больше, чем музыка и совместные репетиции. Ему самому было непонятно, каким образом за столь короткое время они успели так сблизиться. Рационально он этот факт объяснить не мог, в магию не верил, а всё эмоционально-интуитивное считал проявлениями своей человеческой половины и потому во внимание не принимал. Таким образом, из всего этого следовал вывод о том, что… он понятия не имел, почему его так тянуло к Джиму. Соответственно, он не мог привести подтверждающих данную позицию весомых аргументов, но не сомневался в том, что прав. Это было очень странно и крайне нелогично, потому Спок предпочёл промолчать, но Сарек расценил его молчание по-своему. — Думаю, сын, ты и сам понимаешь: для того чтобы считать кого-либо своим другом, необходимо нечто большее, чем общие увлечения, — со знанием дела сказал он. — Джеймс Кирк — молодой человек с весьма эксцентричными… — Отец, я бы попросил тебя воздержаться от необоснованных оценочных суждений, — резко перебил его Спок, постаравшись вложить в свой голос как можно больше убедительности. Сарек смерил его пристальным взглядом и сцепил руки за спиной. — Я не могу признать влияние, которое оказывает на тебя этот человек, удовлетворительным, — сказал он. Спок, понимая, что он вулканец и должен себя контролировать, почувствовав внезапный прилив раздражения, сжал зубы. — Я считаю, что твоё будущее не должно подвергаться опасности из-за спонтанных желаний, которые имеют над тобой определённую силу. — Отец, объективная необходимость прибегать к вынужденной гиперболизации ситуации в данный момент отсутствует. Уверяю тебя, никакой угрозы моему будущему нет, — процедил Спок, тщательно подбирая слова и стараясь не обращать внимания на то, как загорелись щёки. Он допускал, что Сарек, скорее всего, имел в виду совсем не то, о чём подумал он сам, но легче от этого не становилось. Внезапное осознание нахлынуло на него и, в отличие от всех предыдущих догадок, оно было хоть и чрезвычайно неудовлетворительным, зато крайне логичным. — Я не планирую оставлять учёбу. Я по-прежнему хочу посвятить себя научной работе. Мое окружение является адекватным, так же, как и моя способность устанавливать и поддерживать социальные связи. Данные аспекты моей жизни не требуют твоего вмешательства. — Я склонен думать иначе, — холодно отозвался Сарек и властным движением руки прервал очередную попытку Спока возразить. — В отличие от инцидента с твоим отказом от зачисления в Вулканскую Академию наук, — его губы дёрнулись, выдавая крайнюю степень негодования, связанную с упомянутым событием, и Спок внутренне подобрался, — обсуждаемая в данный момент ситуация не нуждается в твоей субъективной оценке. Я требую, чтобы ты прекратил свои занятия упомянутой неподобающей деятельностью и всецело сосредоточился на учёбе. — Отец, я считаю, что столь категорическая постановка вопроса не позволит нам найти компромисс. — Спок, вопреки всем доводам разума о том, что со своей стороны отец был прав и к его словам стоило прислушаться, начал заводиться. Сдерживаться было всё труднее. — Я не пытаюсь найти компромисс, Спок, — отрубил Сарек. — Ты тратишь непозволительно много времени и сил на неподобающие занятия, и я это прекращаю. Спок стоял, не двигаясь и сохраняя молчание, вытянувшись и выпрямив спину так, что она начала болеть, но внутренне разрывался между желанием уйти и уйти, громко хлопнув дверью. Он понимал, что для вулканца подобные мысли недопустимы, и, возможно, их наличие свидетельствует о том, что он эмоционально скомпрометирован, но сохранять самоконтроль в этот момент было необычайно трудно, не говоря уже о том, что желания делать это не существовало и в помине. — Я был уверен в том, что ты услышишь меня и истолкуешь все правильно, — бесстрастно закончил Сарек, пристально глядя на него. Спок снова промолчал. Сжатые за спиной кулаки свидетельствовали о катастрофическом недостатке самоконтроля. — Думаю, тебе необходимо сообщить всем заинтересованным лицам о принятом решении как можно скорее. — Сарек развернулся и направился к выходу, уточнив: — Мы с матерью ждём тебя к ужину через 23,6 минуты. Дверь закрылась. Спок резко выдохнул и так же резко втянул носом воздух. 23,6 минуты. «Твоя жизнь зависит только от тебя». Джим однажды сказал: всё, что делается — к лучшему. В ситуациях, подобных этой, Спок не был склонен теоретизировать, но острое желание вновь поступить по-своему не давало ему сосредоточиться на анализе логических доводов, подтверждающих позицию отца. Он понимал, что его человеческая половина снова берёт верх над вулканской, но… … чувствовал. Чувствовал, что обязательно упустит нечто важное, если не позволит себе принять единственно верное решение — своё собственное. В голове быстро сформировался оптимальный план. Ещё один быстрый взгляд на часы. 22,6 минуты. Вполне достаточно.***
Аманда, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не наброситься на усевшегося за стол Сарека с расспросами и обвинениями, лучезарно улыбнулась ему. — Ну что, вы поговорили? — спросила она и поставила перед мужем тарелку с салатом. — Да, — ответил Сарек, с сомнением косясь на произведение кулинарного искусства, из которого вперемежку с укропом и кинзой торчали обрывки крапивных листьев. — И что он тебе сказал? — медленно закипая, поинтересовалась Аманда. Как же все вулканцы любят тянуть резину! — Мы пришли к единому мнению. Спок оставит свои репетиции, — важно заявил Сарек. Аманда была откровенно разочарована. Она не думала, что её мальчик так просто сдастся. — Понятно, — протянула она и села за стол напротив мужа. — Он не возражал? — Поначалу у нас возникли разногласия, — нехотя признал Сарек. — Однако с помощью логики я… Но о том, какие ещё подвиги совершил Сарек на поприще постановки своего непутевого сына на путь истинный, Аманде узнать уже не удалось, потому что в эту самую минуту второй этаж взорвался зубодробительными гитарными рифами, от которых её натуральным образом перекосило. Сарек резко поднялся с места, Аманда подскочила следом — но только для того, чтобы в следующий момент в шоке осесть обратно на стул. По лестнице навстречу им спускался её единственный, горячо любимый сын, которого она воспитывала на протяжении двадцати одного года, но, как оказалось, знала далеко не так хорошо, как считала. Точнее, она не знала, что на самом деле её скромный, строгий и логичный Спок, всегда стремившийся быть истинным вулканцем, в ситуации, когда вбиваемые в него обществом и семьёй истины пошли вразрез с его личным мироощущением, в один момент превратится в настоящего бунтаря. Что ж, возможно, то, что она узнала об этом только сейчас, было даже к лучшему. Уже после, через какое-то время вспоминая, в каком феерическом виде явился перед ними Спок в тот день, Аманда признала, что это было гораздо круче, чем даже его выходка перед Верховным Советом Вулканской Академии Наук. Из одежды на Споке красовались темно-синие, видимо, только что с большим удовольствием разодранные в нескольких местах джинсы (их Аманда подарила сыну на совершеннолетие, но так ни разу на нём не увидела… целыми) и черная футболка, на которой огромными белыми буквами было написано… Аманда широко открытыми от ужаса глазами посмотрела на Сарека. Тот стоял как изваяние, вперив в Спока лишенный каких-либо эмоций взгляд, — но на самом деле эти эмоции хлестали из него, как вода из сорванного крана, с каждым мгновением прибывая и грозя вот-вот затопить кухню, а вслед за ней — и весь дом. «Pon Farr» — возвещала надпись и, судя по вызывающему виду Спока, он бы не отказался, если бы этот самый пон фарр настиг его прямо сейчас. Для полного комплекта. Но это было ещё не всё. Неровно выбритые виски и затылок довершали живописный портрет добропорядочного вулканского сына и придавали правильным чертам лица Спока такую агрессивность, будто он только что ни много ни мало завалил ле-матью голыми руками. Спок спустился с лестницы, подошёл к матери и поцеловал её в лоб. Закинув на одно плечо рюкзак с вещами, он поправил висевший на другом чехол с бас-гитарой и, не удостоив стоявшего истуканом отца ни единым взглядом, широким шагом гордо вышел вон из дома. Несмотря на истошно завывающие над их головами электрогитары, Аманде показалось, что повисшая между ней и Сареком тишина сейчас разнесет этот чертов мир на кусочки. Она нерешительно посмотрела на мужа и уточнила, надеясь исключительно на непревзойдённый вулканский слух: — Значит, говоришь, вы пришли к единому мнению? — Мне необходима медитация, — деревянным голосом проскрипел Сарек и скрылся в ведущих в сад дверях. Аманда выдохнула и, не в силах больше сдерживаться, истерически расхохоталась. Конечно, Сарек вряд ли сможет когда-нибудь разделить её веселье, но даже несмотря на всю трагичность ситуации с вулканской точки зрения, Аманда не могла заставить себя перестать смеяться. У неё только что появился ещё один достойный повод гордиться Споком. Из её сына вырос настоящий мужчина. Может, и ей стоило быть чуть настойчивее, доказывая Сареку, что в их доме хотя бы иногда должно появляться мясо?***
— Привет, парни! Джим вошёл в зал для репетиций и захлопнул за собой дверь. Сулу и Чехов, занятые своими инструментами, кивнули ему, а торчавший тут же невесть зачем Маккой вместо приветствия подбоченился. — Это ты или твой бестелесный призрак? — поинтересовался он, подозрительно разглядывая Джима. Тот закатил глаза. — Не дождёшься, — пообещал он и принялся настраивать свою гитару. — На твоём месте я бы так не радовался. — Маккой скрестил руки на груди. — Кто знает, может, остроухий просто решил тебя в качестве подопытного оставить. Для того дела, про которое ты на футболке написал. — Боунз, отвали, — рассмеялся Джим. Правда, в свете преследовавших его в последнее время непотребных мыслей получилось слегка натянуто. Он решил, что проще забить — лучшего способа решить все реальные и надуманные проблемы цивилизованное человечество пока не придумало. — Так он придет? — спросил Сулу. — Хреново без басиста. — Придёт, — уверенно пообещал Джим. — У него с предками какие-то проблемы, как только решит — объявится. Входная дверь со скрипом открылась. — О, смотрите-ка, уже решил, — радостно воскликнул Чехов. — Спок? — Джим ошарашенно уставился на вошедшего в зал Спока. Тот, поприветствовав всех сдержанным кивком, достал свою гитару из чехла, подключил её к усилителю и начал что-то наигрывать, не обращая ни малейшего внимания на четыре пары недоверчиво уставившихся на него глаз. — Офиге-е-еть! — восхищённо протянул Чехов. — Скажите, что не я один это вижу, — слабым голосом попросил Маккой. — Он действительно это сделал? — Доктор, поскольку я нахожусь с вами в одном помещении и всё слышу, потрудитесь не говорить обо мне в третьем лице. — Спок строго посмотрел на обалдевшего Маккоя и вернулся к своему занятию. — Спок? — Джим, который пялился на него, как на привидение, и пытался найти тому, что видит, хоть какое-то, мать его, объяснение, трясущейся рукой указал на его футболку: — Ты зачем надел… это? — А что, ему идёт, — ухмыльнулся Сулу и в подтверждение своих слов прошёлся палочками по барабанам и «тарелкам». — Классный принт, Спок, сам делал? — А что это означает? — бесхитростно полюбопытствовал Чехов и, приглядевшись повнимательнее, громко прочитал: — Пон… Спок встрепенулся и, закрыв надпись гитарой, начал неумолимо зеленеть. Но Чехов был гением не просто так — последние буквы он тоже запомнил и потому, набрав в грудь побольше воздуху, открыл рот, собираясь довести дело до конца: — Ф… — Нет! — в голос завопили Джим и Маккой. — Что? — Чехов, не на шутку испугавшись, захлопнулся и уставился на них как на буйнопомешанных. — Что это значит, вы чего так орёте? — Это значит, что тебе пока о таких вещах рано знать, малой, — сурово заявил Маккой и, поймав не обещавший ничего хорошего взгляд Спока, засобирался. — Ладно, парни, вы тут репетируйте, а я пошёл, у меня поезд через два часа. — Ты куда намылился? — удивился Джим. — Я не собираюсь торчать тут до начала учёбы, — фыркнул Маккой, сгребая сумку. — Еще целый месяц, Джим, чокнуться же можно. Джим недовольно поморщился — у кого-то учёба, а кому-то целый год теперь на автомойке париться. Хотя он не мог не признать, что деньги, как ни крути, были нужны — трясти мать было неловко, да и он что, себе на жизнь не заработает? — Кстати, да. Я тоже завтра уезжаю, — согласился Сулу, выстукивая какой-то одному ему ведомый ритм. Спок заметно поник и уткнулся в свой бас. Джим тревожно посмотрел на него, но промолчал: захочет — сам расскажет. Да и вообще, хватит с него на сегодня загадочных вулканских душ. Маккой, махнув им на прощанье, ушёл. Джим притащил текст новой песни, и всю репетицию они увлечённо обсуждали варианты партий и спорили по поводу того, нужен ли им клавишник. Спок держался холодно и отстранённо, лишь изредка вставляя фразу-другую, но по большей части молчал, погружённый в какие-то свои мысли. Джим то и дело тревожно косился на него, но не решался спросить напрямую, что случилось. Хотя, на самом деле, то, что случилось что-то из ряда вон, было понятно по одному виду Спока — зря он, что ли, так вырядился. — Предлагаю по домам. — Сулу сунул барабанные палочки в рюкзак. — Да, точно, — согласился Чехов и принялся зачехлять гитару. — То есть, вы сейчас все разъедетесь, а я буду один, как дурак, торчать в пустой общаге? — возмутился Джим. — Ну, нет, я тогда тоже домой. — Я вернусь через две недели, — сказал Сулу. — И, кстати, если ты тоже хочешь свалить, то предупреди начальство заранее, а то без работы останешься. — Я уже догадался, — буркнул Джим, застёгивая чехол со своей гитарой и краем глаза наблюдая за Споком. Тот, похоже, окончательно расклеился. — Ладно, парни, — сказал Сулу. — Всем хороших каникул. Чехов и Сулу ушли, оставив Джима и Спока вдвоём. Джим уже собрался отчаливать, когда заметил, что Спок, как ни странно, не спешит делать то же самое. — Эй, Спок, все в порядке? — спросил он. — Да, — односложно ответил тот, не глядя в его сторону. — Так. — Джим снял с плеча чехол с гитарой и положил его рядом с собой на пол. — Вот после этого «да» мне точно стало ясно, что что-то не в порядке. Колись. — Прошу прощения? — бровь Спока привычно взметнулась вверх, заставив Джима улыбнуться. Почти завистливо. Он сам так не умел. — Рассказывай, что случилось, говорю. — Он уселся на стул и, закинув ногу на ногу, безапелляционно добавил: — Я жду. — Не думаю, что это тебя касается, Джим, — холодно отозвался Спок, не спеша зачехляя бас. — Ты сначала расскажи, а там посмотрим, — парировал Джим. — Но судя по тому, как ты выглядишь, можно сделать вывод, что ты крупно поругался с предками. Спина Спока задеревенела. Он пару минут молчал, а потом медленно повернулся к Джиму и посмотрел на него в упор. Джим в ответ многозначительно поиграл бровями. — Это настолько очевидно? — наконец спросил Спок. По мнению Джима, это был один из самых глупых вопросов, которые ему когда-либо задавали. Он закатил глаза и, вытащив из кармана пачку сигарет, закурил — к сожалению, мороженого поблизости не было. — Конечно. Слушай, брось, а? Мы просто молоды, Спок. А может, у тебя ещё переходный возраст не закончился? — хихикнул он, но судя по непонимающему взгляду Спока, об этом страшном возрасте он имел весьма отдалённое представление. Джим кашлянул и, беззаботно пожав плечами, продолжил: – Предположим, у тебя он затянулся, я же не знаю, когда там у вас принято с ума сходить. Короче, это вполне нормальная ситуация. Я два года назад вообще дома не жил всё лето, потом вернулся, ну и что с того? Мама тебя любит безумно, да и отец тоже. Помиришься, не парься. — Не уверен, — натянуто отозвался Спок. — Так, погоди. — Джим бросил беглый взгляд на его туго набитый рюкзак и просиял. — Ты что, из дома свалил? — Он восхищенно (если не сказать — гордо) оглядел напряженного как струна Спока с головы до ног. — Слушай, не ожидал от тебя такой прыти, молоток. Поздравляю! — С чем? — сухо поинтересовался Спок. — Со вступлением во взрослую свободную жизнь, парень, — расхохотался Джим, вскочил со стула и, подойдя к Споку, от полноты чувств хлопнул его по плечу. — Ладно, сгребай своё барахло, поехали. — Куда? — Спок смотрел на него с таким подозрением, что Джим просто не мог удержаться. Он склонился ближе к Споку и зловеще шепнул: — В бордель, конечно. Там такие, как ты, пользуются популярностью. Зато с голоду точно не пропадешь. Спок отшатнулся от него так стремительно, что Джим от смеха осел прямо на пол, утирая слезы. — Прости, Спок, прости, я пошутил. — Он примирительно поднял руки и весело подумал о том, что умереть со скуки ему теперь точно не грозит. — Понимание человеческих шуток для меня недоступно, Джим, и тебе это известно, — резко сказал Спок. — Ладно, все, я понял, больше не буду. — Джим кое-как поднялся с пола и, все еще хихикая, сказал: — Ко мне поедем. Домой. В Айову. Спок с сомнением посмотрел на него. — Я боюсь, что мое появление не вызовет восторга у твоих родителей. — Если тебя парит только это, то можешь расслабиться, — отмахнулся Джим. — Мать давно послала отчима куда подальше и теперь кукует одна — старший брат еще раньше свалил. Она твоему появлению точно не удивится и, я уверен, против не будет. В глазах Спока все еще читалось большое сомнение, и Джим, чтобы окончательно растопить лед, добавил: — Не после того, как у нас неделю жила труппа бродячих музыкантов с Кардассии. Вот это был аттракцион! С тех пор мою маму можно смело считать почетным ксенофилом. Это заявление энтузиазма Споку вряд ли прибавило, но Джим знал, что выбора у того всё равно не было. Он подхватил с пола рюкзак Спока и, закинув его себе на плечо, направился к дверям. — Поехали-поехали, — бросил он на ходу. — И давай по дороге заскочим в пиццерию, я жрать хочу — сил нет.