***
На краю деревни рядом с маленьким ручейком, бежавшим вдоль дороги, стояла хижина; вода весело искрилась в маленьких полыньях. Это было красиво, и он остановился; смотрел на это с минуту, пока не перевёл взгляд обратно вперёд себя. Перед глазами плыло. Остальная часть деревни находилась не очень далеко, но мужчина промёрз до костей и потерял опасное количество крови. Если люди в этой хижине не пустят его внутрь, его не спасёт даже ведьмачья физиология. По тяжёлой двери, украшенной резьбой в виде листьев, тянулась нитка бус. Может, травник? У окна, находившегося рядом с дверью, стояла деревянная статуэтка, подсвеченная сзади огнём. Фигуристая. Хорошие сиськи. Это, несомненно, резьба Мелитэле. Целитель? Могло ли ему настолько повезти? Эскель постучал в дверь ребром руки, боясь разбить о дерево костяшки пальцев, промёрзшие от снега и потери крови. Он тяжело прислонился к дверному косяку. Небольшая кровавая лужица впиталась в снег. Его раненая нога была мокрой внутри сапога и едва заметно хлюпала. Дверь скрипнула, тёплый воздух хлынул в холод улицы. Эскель почувствовал головокружение. Он прикрыл глаза. Он думал, что сможет что-то произнести, но не был в этом до конца уверен. ― Да, могу ли я вам помочь? ― спросил женский голос. Он был глубоким и с небольшой хрипотцой, и мужчине это нравилось. Эскель смог поднять глаза, но ему не удалось сфокусировать взгляд на владельце голоса; единственное, что получилось увидеть — только бледную кожу и рыжие волосы. ― Ох, ведьмак, ― сказала она, заметив его кошачьи глаза. Он ожидал брезгливости и обвинений, но их не последовало. Эскель попытался заговорить, но его рот был сух. Неимоверно сух. ― Не могли бы вы… ― было всем, на что он был способен. ― Пресвятая Мать… Кровь, ― её голос звучал взволнованно. ― Как вы ещё живы? Ведьмак почувствовал её руку под своим локтём. Он попытался ей ответить. Мир покачнулся перед глазами. Эскель даже не почувствовал, как упал на землю.***
Он проснулся, поняв, что у него едет крыша. Он не чувствовал себя настолько паршиво со времён последней попойки с Геральтом и Ламбертом. Та ночь окончилась тем, что он очнулся в платье, и после всерьёз думал никогда больше не пить. Не получилось. Как любит говорить Ламберт, ему это необходимо. Было приятно почувствовать себя человеком, пусть и ненадолго. Но Эскель не помнил, чтобы он пил, он… блять. Он попытался приподняться, но острая боль пронзила его ногу. Ему удалось не закричать, но он всё равно не удержал череду проклятий, что чуть не уязвило его гордость. Он услышал смешок в другом конце комнаты. ― Полагаю, это значит, что ты выберешься, ― прозвучал голос. ― Не была уверена до этого. Эскель бросил попытки сесть, только прикрыл глаза рукой: ― Извини. ― За сквернословие? ― она засмеялась. ― Я не впервой его слышу, ― Эскель слышал её дыхание, слышал то, как она поднялась на ноги и подошла ближе. Тень упала на него. ― Как тебя зовут, ведьмак? ― Эскель, ― он не доверял себе говорить что-либо ещё. Нога пульсировала. Он замёрз. Он чувствовал себя как Ламберт, жалующийся на холод, даже будучи закутанным в одеяло. Видимо, её не сильно волновали его манеры. Её дыхание не изменилось. ― Я Майя, ― сказала она. Тень дрогнула, и она села на край кровати, отодвинула одеяло и осмотрела ногу. Её пальцы оказались тёплыми, когда она возилась с марлевой повязкой, которой обвязала его рану. ― Кровотечение наконец остановилось. Не хочешь попробовать сесть? Тебе нужно много пить, чтобы восполнить потерю крови. Ведьмаку не очень прельщала эта мысль, но как-то удалось это сделать; голова плыла. Ему стало холоднее, когда он сел. Девушка каким-то образом смогла его раздеть. Эскель моргнул, пытаясь сфокусировать на ней взгляд. Она была невысокой, рыжеволосой и, подумать только, эльфийкой. Майя передала ему деревянную кружку, полную чего-то горячего; оно пахло мёдом. Он покорно выпил содержимое. ― Как ты… ― язык до сих пор казался слишком крупным для его рта. ― Как ты подняла меня с пола? Раздела меня? Майя улыбнулась одним уголком рта и пожала плечами: ― Я сильнее, чем выгляжу. Что бы там ни было в кружке, оно работало быстро. Эскелю стало теплее. Его взгляд сфокусировался. Он сделал ещё один большой глоток. Бульон с мёдом, чистотел и ещё что-то. Он чувствовал, как учащается его сердцебиение; он возвращается в норму. ― Спасибо, ― сказал мужчина, позволяя ей забрать у него пустую кружку. ― К счастью, ты добрался сюда. Ещё час, и было бы нечего спасать, только погребальный костёр сооружать, ― она наклонила голову вбок. ― Судя по всему, не первый твой опыт. Шрамы. Как и большинство ведьмаков, он был покрыт ими, от этого пострадало не только лицо. Он пережил такие вещи, которые были бы смертельны для большинства людей. Было бы нелепо умереть от укуса волка. Эскель просто проворчал что-то в ответ. Мужчина был благодарен, но ему не очень хотелось говорить о том, что он выглядит, как ходячая подушечка для булавок. Майя покачала головой. ― Не очень разговорчивый, не так ли? ― Без алкоголя — не совсем, ― он натянуто улыбнулся. ― Ведьмак или нет, я смогла бы сейчас напоить тебя для лучшего расположения духа, ― она выглядела довольной и заправила локон рыжих волос за острое ухо. Она поймала его за разглядыванием. ― Давай, скажи это, ― поморщилась Майя. ― Не ожидал, что это будет эльф, ― сказал он. Было странно просто даже произнести эти слова, но она настояла. ― Я тоже не ожидала окровавленного ведьмака посреди снежной бури, ― безэмоционально сказала она, пожав плечами. ― Я должна называть тебя dh'oine? ― Майя раздражённо вздохнула. ― Давай-ка я скажу тебе то, что говорю всем. Я понятия не имею, каково быть эльфом. Я выросла в Храме Мелитэле в Элландере. Узнала кое-что о целительстве между уборками, а потом ушла оттуда, потому что надоело выделяться. О, и конечно: да, я знаю, что Императрица обучалась там, но лично мы не знакомы. Я уже ушла к тому моменту. Эскель вздёрнул бровь, раздумывая. ― Я знаю её, ― сказал он, ― она чертовски хорошо владеет мечом. ― Конечно, знаешь, ― Майя не выглядела впечатлённой. Она накинула одеяло на его ногу и встала. Девушка прошлась по комнате; весь её вид вдруг стал излучать какое-то разочарование. Ведьмак даже не смог понять, что он успел сделать, чтобы досадить ей. Но она же не выкинет его обратно в метель? Эскель, скрестив руки на груди, прислонился спиной к стене рядом с кроватью и закрыл глаза. Должно быть, он заснул, согревшись и перестав истекать кровью. Сумасшедшая или нет, Майя была довольно хорошей, чтобы оставить его умирать. Ему надо будет придумать способ отблагодарить её. После этого он мало что помнил.***
Эскель проснулся от резкого запаха глинтвейна и хлебной закваски. Посмотрев в окно, он отметил, что была ночь: до сих пор стояла та же самая или уже наступила другая, он не знал. Майя помешивала что-то в тяжёлом чугунном котле, раскачивающемся над огнём в большой печке. Невесомый пар поднимался вместе с восхитительным ароматом. Волосы были убраны в узел на затылке так же, как это всегда делала Трисс. Тем не менее, она совсем не была похожа на чародейку или на любого эльфа, которого он когда-либо встречал. Теперь, когда девушка не смотрела на него, он мог это сделать. Ведьмачья натренированность научила его осторожно всё осматривать, так что, глядя на её явно неэльфийскую округлую линию задницы, он был просто обязан её оценить. Возможно, в ней было что-то человеческое. Если не было… Эскель задавался вопросом, нравились ли ей люди; он был человеком, как ни крути. Ну, очевидно, он чувствовал себя лучше. Как долго он спал? Мужчина попробовал подвигать чем-то кроме век. Нога всё ещё болела, но эта боль притупилась. Голова действительно стала походить на голову, а не на мешок с мусором. В общем, он чувствовал себя лучше. Майя услышала, как он зашевелился, и обернулась. Она улыбнулась. ― Хорошо, я уж начинала думать, что сделала ошибку, и ты не собираешься просыпаться. Эскель был в замешательстве: ― В смысле? Она подняла палец, показывая, чтобы он подождал, и наполнила две кружки деревянным ковшом из котла, подошла к нему и протянула ему одну, поставив другую на стол рядом с кроватью. Она села и откинула одеяло и марлевую повязку, обнажив ряды крошечных идеальных швов, скрепляющих рану на его ноге. ― В напитке, который я тебе дала, была псилоцибе. Я бы не смогла тебя подлатать, если бы ты метался в лихорадке. Я знаю, что ведьмаки должны быть, ну… но здесь больше пятидесяти швов, поэтому не стала рисковать, ― она нахмурилась. ― Я бы сказала тебе, но ты наверняка упрямый как осёл, да и мог бы вообще не выжить. Эскель не был уверен в том, как ему стоит ответить, поэтому он не стал этого делать, молча рассматривая её работу. Она была впечатляющей. Маленькие ровные швы держали некогда разорванные куски плоти. Бесспорно, у него будет шрам, но точно не такой, как другие: широкие и неровные. На его плече был один такой, похожий на звёздный всплеск приподнятой плоти, где гравейр вонзил в него крючковатый коготь, надеясь сломать несколько костей. Эскель выпотрошил его за это. Этот шрам был ужасным, пурпурным и деформированным. На мгновение ему стало интересно, как бы выглядело его лицо, если бы кто-то вроде неё был бы там, чтобы снова собрать его по кусочкам, когда это произошло, вместо случившегося, когда Весемир просто остановил кровотечение и позволил метаболизму ведьмака сделать всё остальное. Она накрыла линию швов свежей повязкой и уложила одеяло обратно. Эльфийка посмотрела на ведьмака и ухмыльнулась. ― Что? ― Ты спал два дня, ― она хмыкнула. ― Тебе нужна расчёска. Плечо громко щёлкнуло, когда он дотронулся до волос свободной рукой. Спать два дня однозначно не было для него хорошей идеей. Кость не вышла из гнезда в плечевом суставе, но было больно. Он потянулся к кружке с содержимым, игнорируя боль, понюхал вино и, решив, что оно приятное, выпил всё одним глотком. Майя поморщилась. Он был не уверен, было ли это из-за плеча, или из-за выпитого, или из-за чего-то ещё. Не так уж и важно. — Это прозвучало не очень. Дай мне взглянуть, ― она пододвинулась ближе и взяла у него пустую кружку, не глядя отставив. Она дотянулась до него, маленькие пальцы осторожно ощупывали плечо. Девушка задумчиво вздохнула. ― Просто слишком много времени провёл в постели. Надо попытаться поднять тебя на ноги, хотя, наверное, ты бы предпочёл сначала одеться. Подожди, ― она начала подниматься, когда он аккуратно схватил её за руку. ― Спасибо, ― выдавил он из себя. ― Серьёзно. ― Всегда пожалуйста, ― Майя улыбнулась ему. ― Теперь, как бы мне ни доставлял удовольствие шастающий рядом голый красивый ведьмак, позволь мне принести что-нибудь из одежды, ― она порылась в корзине у огня. ― Боюсь, с брюками тебе придётся попрощаться. Но всё остальное чистое, только немного запачкано кровью. Эскель фыркнул и постарался не обращать внимания на то, как огонь сделал её платье почти прозрачным. ― Если ты ищешь симпатичного ведьмака, то он в Белом Саду. Она оглянулась через плечо, с сомнением осмотрев Эскеля, а после достала что-то и бросила в него. Рефлексы работали, даже когда ведьмак об этом не задумывался, и он без проблем смог поймать ткань в воздухе. Майя перекинула волосы через плечо, встав на ноги и скрестив руки на груди, и ещё раз смерила его взглядом. Внезапно Эскель почувствовал себя двенадцатилетним юнцом, когда Весемир собирался сказать, где и как он напортачил. А ведь ему было двенадцать лет уже очень давно... Она покачала головой, что делала довольно часто ― видимо, он её разочаровывал. ― Так, а теперь посмотри, получится ли у тебя это надеть, и мы проверим, можешь ли ты ходить, сильно не напрягая при этом ногу. Она отвернулась. Эскель сумел спустить ноги с кровати и вдеть их в свободные брюки, слегка поморщившись. Едва ли это худшая боль, которую он когда-либо чувствовал. Он поправил их на бедрах, завязал шнурок и попытался встать. Майя услышала шуршание и обернулась, прежде чем он смог подняться на ноги. ― Ты упрямый, ― сказала она, подходя и подсовывая ему руку. ― Давай. С помощью было легче, он этого не отрицал. Переносить вес на больную ногу было дерьмово, но он мог это сделать. Эскель заскрипел зубами. ― Лучше, чем я предполагала, ― задумчиво сказала она, пока они ковыляли два метра от кровати до стула у огня. Домик был маленький — одна комната с перегородкой на другом конце, где была деревянная ванна и выглядывавшая из-за неё вторая кровать. На стропилах висели сушёные травы и ингредиенты, полки с зельями в бутылочках, кости и бусы. Стул был деревянный и изношенный, но тёплый и крепкий; он не заскрипел, когда Майя сажала Эскеля на него. ― Итак, ведьмак, ― сказала она, откинувшись на верстак, прижатый к стене рядом с очагом. Она скрестила лодыжки. ― Что ты здесь забыл? В последнее время у нас не было никаких проблем с монстрами. Несколько лет назад на кладбище завелось несколько гнильцов после вспышки Катрионы, но с тех пор — ничего. ― Я ехал в Реданию на зиму. Не успел. ― Хорошо, что не уехал дальше. Метель не прекращалась с того момента, как ты буквально свалился на моём пороге, ― она сморщила нос. ― Старожилы говорят, у ведьмаков на востоке отсюда есть что-то вроде крепости. Эскель краем глаза взглянул на неё. Существует ли вообще хоть кто-то, кто не слышал о Каэр Морхене? Было лучше, когда о них, ведьмаках, почти ничего не знали, за исключением того, что их нужно звать, когда что-то странное убивало людей. Слава Геральта упростила некоторые вещи, но и при этом некоторые сильно усложнила. ― Похоже, это то, что я и сделаю, как только погода улучшится и вернётся моя лошадь. ― Чёрный жеребец с нильфгаардским седлом, верно? Эскель кивнул. ― Он в конюшне с моей кобылой. У меня было ощущение, что он твой, ― она покачала головой. ― А ещё у меня предчувствие, что весной родится прекрасный гибридный жеребёнок. Он мрачно рассмеялся. ― Грёбанные лошади трахаются чаще меня. Майя подсела на стол и снова взглянула на него. ― Почему это? Эскель откинулся на спинку стула и просто покачал головой. Что, ему надо указать на свои шрамы? Разве она не смотрела на него в течение нескольких дней? ― Хорошо, не говори, ― сказала она, спрыгивая. ― Я слышала, что ведьмаки быстро выздоравливают, так что я, возможно, смогу убрать швы через неделю или две. Если они не разойдутся, ты можешь уйти, как только снег остановится. Обычно здесь, в долине, бывает так, что поездка к соседям — это мероприятие на весь день. Я не знаю, сможешь ли ты уехать дальше. ― Прекрасно, ― пробурчал он. Она выглядела несколько обиженной. Или он так думал. Чтение эмоций не было его сильной стороной. ― Я уверена, это не то, на что ты надеялся, но ты можешь здесь оставаться столько, сколько нужно. У меня достаточно припасов, их хватит даже на длинную зиму. Это лучше, чем быть мёртвым, верно? ― Гораздо, ― сказал Эскель. Он не хотел обидеть Майю, даже если это как-то сделал. Но она была симпатичной, и мысль находиться здесь, в четырёх стенах, без выхода, вместе с ней, сводила его с ума. По крайней мере, в Каэр Морхене единственные женщины, которые появлялись там, были слишком опасны, чтобы думать о них. Однажды он позволил своему увлечению Трисс зайти слишком далеко. Затем он понял, что она просто соблазнила его, чтобы заставить Геральта ревновать. Чародейки всегда имели скрытые мотивы. Это было весело, но оно того не стоило. Он понял, что хранил молчание уже некоторое время, уставившись на огонь. Майя, наблюдая за ним, до сих пор была подобна каменному изваянию. Её глаза были большими, тусклыми кругами на лице, внимательно изучавшими его. ― У всех этих шрамов есть истории? ― спросила она тихо. ― У большинства. Она приблизилась, указала на большой на изгибе плеча. ― Гравейр, в Темерии. Она кивнула, кончики её пальцев скользили по его коже. Она остановилась на трёх длинных порезах, изгибавшихся над ключицей. ― Волколак. По-моему, это было где-то вдоль побережья. Не могу вспомнить. Её пальцы двигались вверх по шее к лицу. Он знал, что она спросит, он знал это, но эти пальцы отвлекли его от пульсирующей боли в ноге… и всего остального. Он никогда не говорил об этом. Иногда он задавался вопросом, должен ли, но не мог. ― Мне нравятся эти, ― сказала она, проводя пальцем по его подбородку и щеке. Она поймала его взгляд, прежде чем снова заговорить. Майя открыла рот и снова закрыла его. Она опустила руку и откашлялась. ― Ты голоден? ― спросила она. ― Я испекла хлеб. Она не стала спрашивать. Она ему нравилась.***
Снег свалился под окно. Майя вырыла небольшую тропинку между домом и конюшней. Её кобыла наверняка весной ожеребится. Эскель попытался извиниться, но она была одновременно удивлена и немного взволнована. Она была хорошей компанией. Ему трудно было держать себя в руках. Эскель не был Геральтом. Он не прыгал в постель со случайной женщиной. Просто не мог. Притуплённые эмоции или нет, но он привязывался слишком легко. По этой причине чародейки были очень плохой идеей в его положении. По этой причине он не любил говорить о своих шрамах на лице. Вот будет неловко: оказаться в постели с симпатичной эльфийкой и застрять здесь до конца зимы, всё оставшееся время пытаясь делать вид, что это ничего не значило. Он знал, что это будет что-то да значить. Для него, по крайней мере. Он и так ей уже прилично должен. Он был обязан ей своей жизнью; ему нужно будет что-то сделать, чтобы отплатить ей, и, если это означает не усложнять ситуацию, даже когда она заигрывает с ним и делает в этом успехи, ну, пусть будет так. Было нелегко. Майя была забавной, и теперь, когда они привыкли друг к другу, она травила самые грязные шутки и рассказывала истории, которые Лютик с удовольствием бы у неё нагло «позаимствовал». Элландер был явно диким местом для взросления. Это, конечно, лучше, чем взросление, будучи ведьмаком, хотя это было давно… Он гадал, сколько ей лет. Эльфы жили действительно долго, как и ведьмаки, которым посчастливилось где-нибудь не истечь кровью. Только прошёл Йоль; она думала, что носить швы осталось примерно несколько дней. Эскель не торопился. В любом случае выпало слишком много снега. Была уже почти полночь, а они цедили по второй кружке пряного вина; ужин из рагу из снежного зайца всё ещё согревал его живот. Майя пододвинула ещё один стул рядом к огню, её юбка свисала между колен. Она жестикулировала, рассказывая. ― … и вот он свисает на панталонах на углу забора с надетым, как шляпа, мешком из-под муки и с мукой вокруг, ― она смеялась. ― Его репутация навсегда испортилась. Эскель засмеялся. Он никогда не был столь пьяным. Даже в тот раз с платьем. ― Хорошие у тебя истории, ― сказал он сквозь смех. Майя осушила кружку и поставила её на колено. ― Даю руку на отсечение, твои лучше: битва с монстрами, спасение девушек, все дела. Я бы хотела их услышать. ― Я не рассказчик, ― покачал головой Эскель. ― Кроме того, они в основном о шастанье по болотам и практически без девиц в беде, только если это не брукса или суккуб, пытающиеся убедить тебя не убивать их. ― Часто такое случается? ― она скептически глядела на него. ― Иногда, ― он пожал плечами, ― в основном это утопцы и гули. ― Хм, ― задумчиво промычала она, ― всё равно, я бы хотела услышать какую-нибудь. Можно рассказать побольше о шрамах, чтобы освежить твою память. Он искоса посмотрел на неё. ― Может, я тогда разденусь? ― В любое время, когда захочешь, ― она ухмыльнулась ему. ― Дразнишь, ― проворчал Эскель. Майя покачала головой, но не ответила. Они это уже проходили. Девушка вздохнула, и ведьмак не был уверен, была ли она разочарована тем, что он сопротивлялся ей, или что думал, что она говорила всерьёз. Он, правда, не мог сказать. Он не рискнул узнавать. Майя поставила кружку на пол и двигала стул по полу до тех пор, пока её колени не коснулись его. Она выпрямилась и поместила пальцы под его подбородок; большой палец скользил по шрамам на его лице. Он скользнул по его нижней губе, где шрам создал в ней небольшое углубление. ― Почему бы тебе не рассказать тогда эту историю? ― её голос был тихим. ― Нет, ― сказал он, хотя и не отстранился от неё. ― Я не хочу говорить об этом. Это был не монстр. Она двигала рукой вверх, вдоль его лица, по щеке, туда, где он едва сохранил глаз. ― Сомневаюсь, что твои самые большие шрамы, ― высказалась она, мягко поглаживая их пальцами. Её ладонь казалась прохладной по сравнению с его щекой, и он закрыл глаза, не думая об этом. ― Но от них тебе больнее, не так ли? Он кивнул и позволил лицу снова покоиться в её руке. Он чувствовал её дыхание, тёплое и с нотками вина, тень на своём лице. ― Я готова выслушать эту историю, когда ты будешь готов, какой бы она ни была. Эскель глубоко вздохнул. ― Прошло, сколько, тридцать лет? Я никогда… Майя нежно поцеловала его в неповреждённую щёку. Он был слишком ошеломлён, чтобы ответить. ― Слишком большой отрезок времени для того, чтобы корить себя за что-то, что сделал с тобой кто-то другой. Он почувствовал, как она встала и запрокинула его голову, убирая волосы со лба. Она выглядела грустной и сочувствовала ему, и он не мог придумать ни одной причины не рассказать ей всё, но слова не шли на ум. ― Доброй ночи, ведьмак, ― сказала она и исчезла за перегородкой, оставив Эскеля смотреть ей вслед. Он почти попросил её подождать, остаться. Но он этого не сделал. Вздохнув, он откинулся на спинку стула, вытянув ноги к огню. Он выпил остатки своего вина и снова закрыл глаза, позволяя разуму уплывать от него. Дело не в том, что ранение было ужасным. Майя оказалась права. Это было его возможным Предназначением, его судьбой. Каким неудачником он был, что его лицо несёт бремя его глупости, и, кроме того, ещё где-то его предполагаемое Предназначение, которое он никогда не забывал, состарилось и умерло, так и не заговорив с ним вновь? Иногда он думал, был ли он прав насчёт того, что было написано в том письме, которое он сжёг, не открывая. Эскель знал, но и не был до конца уверен. Там было сообщение о том, что Дейдра умирает, а он просто его выбросил. Ноющая боль выгрызала дыру в груди. Он постарался больше ни о чём не думать.