Быть героем

Генус стоял идеально прямо, задрав подбородок и засунув руки в карманы пиджака, и смотрел на собравшихся с нескрываемым презрением. Он зашёл так тихо, что никто из увлечённых спором мужчин его не заметил. Неизвестно, сколько он так простоял и как много слышал. — Доктор Генус? — удивлённо произнёс председатель. Его глаза забегали из стороны в сторону. — А… Как вы здесь оказались? — Хотите спросить, как я узнал о собрании? Скажем так, у меня есть свои источники, — холодно ответил учёный. — В любом случае, я здесь. Удачное стечение обстоятельств, учитывая, что обсуждение касается и меня, не так ли? — Ээ… Это собрание строго конфиденциально и обсуждаемые вопросы касаются только внутренних дел организации. Поверьте, если бы поднимаемые темы затрагивали вас, мы бы непременно… — Вот так? Значит, это не моё дело? — Генус приподнял брови. — Может быть, вы забыли, мистер Тона… Я вас не виню — человеческая память так коротка. Поэтому смею напомнить: Зомбимэн — единственная причина, по которой я помогаю Ассоциации Героев. Неужели вы думали, что я просто возьму и проигнорирую ваши намерения выбросить его, как отработанный материал? — Но… — сделал попытку возразить председатель. Настолько жалкую, что был тут же прерван. — Я полагал, руководить должны люди, у которых есть соответствующие на то компетенции. И я сейчас даже не о лидерских качествах, специальных знаниях или, не дай ками, образовании. Для начала, как насчёт умственных способностей? — Тон Генуса, хлёсткий и бескомпромиссный, как лезвие для вскрытия гнойных ран, породил неприятную, давящую тишину, в которой голос учёного звучал ещё более отчётливо. — Вы точно руководитель подразделения? Может быть, это ошибка? Я не вижу ни малейшей логики в решении избавиться от Зомбимэна — если вы, конечно, не нашли на мою роль генетика схожего уровня, который согласился бы сутками напролёт возиться с пострадавшими. В чём я сильно сомневаюсь. Кожа председателя собрания пошла красными пятнами — его отчитывали прямо перед всеми, словно школьника. Большего унижения он и представить не мог. А Генус меж тем продолжал, планомерно и совершенно безразлично втаптывая в грязь его выстроенный годами авторитет: — Задним числом перевести героя в статус монстра — решение, достойное награды в категории «за оригинальность». Вот только о моей поддержке можете сразу забыть. Как и об антидоте, и обо всех наработках по монстрификации. Последствия этого нападения я уже, в основном, разгрёб, но, уверяю, при последующей атаке ваши герои будут умирать самой мучительной из всех смертей. Вы готовы принять такие последствия? Все ошарашенно молчали. Хоть Генус и сотрудничал с Ассоциацией добровольно, непредсказуемого учёного опасалось даже высшее руководство. Истинный гений, больше всех приблизившийся к созданию бессмертия, при этом — преступник, разыскиваемый за проведение незаконных опытов над людьми… Конечно, никто не верил, что он в одночасье изменился. Генус был покладистым, но лишь до тех пор, пока его всё устраивало. Прозвучавшие угрозы не были пустым звуком, скорее — мрачным пророчеством, которое, несомненно, он готов был при необходимости превратить в явь, в очередной раз доказывая, что ему наплевать на человеческие жизни. И предъявить ему было нечего — слишком важен он был для организации, слишком быстро все привыкли к его протекции. С появлением нового опасного врага без умений учёного Ассоциация оставалась, как без рук. — Я закончил, — отчеканил Генус и наконец удостоил вниманием остальных присутствующих, что разместились за длинным столом. На секунду его взгляд столкнулся с убийственным взглядом Милой Маски. Красавчик метал молнии из-под сдвинутых бровей, но тоже молчал. Генус удовлетворённо хмыкнул себе под нос — возражений не было. — Я верю, что вы примете разумное решение. А сейчас, не смею больше вас задерживать. Уверен, на повестке дня ещё куча важных вопросов. С этими словами он развернулся и вышел, хлопнув дверью. Внизу, у крыльца высотного здания, его поджидала Бронированная Горилла. Монстр скучал и от нечего делать прицельно плевался в урну — не всегда удачно. Озадаченные охранники поспешили ретироваться на безопасное расстояние и теперь с интересом наблюдали за диковинным животным из укрытия остеклённой будки. — Пошли, — сказал Генус. Горилла грузно поднялась на две лапы и послушно поплелась вслед за хозяином, для острастки предупреждающе зыркая на встречных прохожих, чтобы те не подходили слишком близко. Генус явно был не в духе. Он шёл, сосредоточенно глядя перед собой, безразличный ко всему вокруг. Две недели… Прошло целых две недели, а от Зомбимэна по-прежнему не было никаких вестей. Нет, он и раньше мог пропасть на какое-то время. С его образом жизни — бесконечной работой, заданиями Ассоциации, частными расследованиями — такое было в порядке вещей. С какими бы монстрами он ни имел дело, он всегда возвращался. Целый и невредимый. Не то чтобы Генус боялся, что в этот раз всё может быть иначе… Нет, не так — он полностью доверял Зомбимэну. Тот знал, что делал, а, значит, и волноваться не о чем. Ему остаётся только делать свою работу. И ждать. «Особь больше не участвует в программе. Исход летальный. Особь больше не участвует в программе. Исход летальный», — твердил механический голос системы. Генус устало откинулся на спинку стула. Ещё одна зря потраченная неделя. За стеклом капсулы, плавая в бесцветном формалине, только что скончался очередной образец. Какой это уже по счёту? Генус перевёл взгляд на карточку на экране, где значились все параметры испытуемого — рост, вес, возраст, группа крови… «Образец №65» — гласило оглавление. Что на этот раз пошло не так? Слишком много углекислого газа в стабилизирующих колбах? Малая концентрация препарата? Слабая адаптация клеток? Нужно будет потом проанализировать ход эксперимента повторно. Казалось, он рассчитал всё до мелочей — и снова неудача. Если никто из оставшихся испытуемых не подойдёт, нужно будет искать новые тела… «Что ж… Пожалуй, на сегодня хватит.» Он отключил программу жизнеобеспечения (теперь в ней не было необходимости), опустил рубильник и обесточил громоздкую ЭВМ. Вышел в коридор, по пути доставая рацию. — Пост Дельта. Третий блок, уберите труп. — Сделаем, — коротко отозвалась группа реагирования сквозь помехи. А затем коридор снова погрузился в тишину, нарушаемую лишь зловещим гудением ламп и гулким эхом его собственных шагов. В такой поздний час здесь некому было находиться — немногочисленный персонал отсыпался в оборудованных комнатах жилого отсека. Сам же Генус был слишком увлечён программой бессмертия, чтобы обращать внимания на время суток, тем более здесь, под землёй, оно не играло для него никакой решающей роли. Когда он почти достиг лестницы, рация снова ожила. — Доктор Генус, это клон номер семьдесят пять. Насчёт пересадки нервной системы червя… — Я же сказал — мне не до этого, — поморщился учёный. — Простейший эксперимент на скрещивание, нельзя справиться самостоятельно? — Дело в том, что симбионт начал проявлять… — Опиши́те в протоколе, — Генус прервал клона и выключил сигнал. Гибридизация давно стала обыденностью и уже не интересовала его так, как раньше, хоть перспективы этого направления были не ограничены. Ему уже удалось получить несколько интересных существ, свойства которых отдалённо напоминали то, как в его представлении должен выглядеть человек будущего. Генус поднялся по лестнице на следующий этаж. Здесь уже работали лифты и было не так давяще безлюдно — присутствие людей ощущалось даже сквозь стены, пусть это и была парочка охранников. Он уже хотел дойти до поста и проверить, не спят ли эти болваны — он отдал распоряжение об уборке тела ещё семь минут назад — как вдруг ожил громкоговоритель. «Доктор Генус, вас вызывает клон номер тридцать четыре. Прошу незамедлительно пройти во второй блок,» — разнеслось по всему этажу. Голос клона был заметно взволнован, и это настораживало. Должно быть, произошло что-то из ряда вон выходящее, раз его вызывают лично. Но спросить по громкой связи, как назло, не представлялось возможным. Не стоило всё же отключать рацию. Генус знал, что Тридцать Четвёртый тоже занят в программе бессмертия и как раз в это время проводил аналогичный эксперимент. Неужели ему удалось получить хоть какой-то обнадёживающий результат?.. Генус сам не заметил, как ускорил шаг. Во второй блок он уже влетел, подгоняемый чувством растущего беспокойства. — Что здесь? — Учёный кинул быстрый требовательный взгляд на клона в белом халате с аккуратно закатанными рукавами, который как раз стоял, склонившись над экраном ЭВМ. Вот так смотреть на собственную, неотличимую копию было бы довольно жутко любому неподготовленному человеку, но Генус уже привык — его штат насчитывал больше сотни клонов, которые выполняли самую разную работу, в том числе ту, которую он сам не успевал чисто физически или по определённым причинам не мог никому доверить. Такую, как эксперименты программы бессмертия. Клон №34 поднял голову, характерно отбросив длинную чёлку. Его лицо прямо-таки светилось торжеством. — Взгляните, — сказал он и шагнул в сторону, открывая его взору цилиндрическую колбу на полу. Генус запомнил этот момент очень хорошо. Каждая деталь отпечаталась в памяти, будто вырезанная лазерной гравировкой. Жидкость уже была спущена по насосным трубкам. Испытуемый лежал внутри устройства, абсолютно неподвижный, с запавшими глазами на спокойном, мертвенно-бледном лице. Казалось, он и правда был мёртв, но писк датчиков говорил об обратном, как и ряды показателей, что мелкими строчками бежали на дисплее. Замедленное в три раза от нормы сердцебиение будто нехотя толкало загустевшую кровь по венам и артериям, и молодой мужчина дышал — редко и слабо, но вполне самостоятельно, без помощи кислородного концентратора. На экране появилось сообщение о том, что время активного анабиоза истекло и анализ общего состояния организма завершён. Это было просто невероятно. Он не только выжил, но и остался полностью жизнеспособным, в отличие других образцов, которые не прожили и пары минут. — Я уже распорядился, чтобы его обеспечили всем необходимым, — не без гордости сообщил клон, всё так же любовно разглядывая тело внутри капсулы. Влажная обнажённая кожа тускло поблёскивала в приглушённом свете галогеновых ламп. — Он ещё не окреп после введения препарата, но пока что это самый стабильный образец из всех, что был. Если всё пройдёт хорошо и он не скончается в ближайшие часы, думаю, вскоре он придёт в себя. Генус снова посмотрел на экран монитора, где среди прочей информации был указан и номер испытуемого. «Образец №66». Что ж… Под таким именем он и будет увековечен в протоколе исследований и прочих записях лаборатории. Отныне каждый его шаг, каждый вздох подлежит пристальному наблюдению, ведь это — первый удачный опыт в долгой череде смертей и первый шаг на пути к бессмертию для всего человечества. Генус был полон энтузиазма. Тогда он ещё не знал, что Шестьдесят Шестой останется единственным удачным образцом. Это походило на одержимость. Он мог сутками следить за его биоритмами, не отрываясь от экрана монитора и камер в режиме реального времени, или же до поздней ночи просиживал над микроскопом, пытаясь скомпоновать и отобрать подходящий материал для последующего синтеза. Результат эксперимента превзошёл его самые смелые ожидания. Он получил выносливый, сильный, при этом чрезвычайно гибкий и приспособляемый организм. Его клетки восстанавливались с невероятной скоростью, моментально сращивая ткани от любого повреждения, и не потребляли столько энергии, сколько обычное человеческое тело. Шестьдесят Шестой был совершенен во всём. Кроме одного. Кровь, слюна, частички волос и кожи, внутренних органов, пот — ничего из этого не подходило для воссоздания ДНК. Любой отделённый материал подвергался скоропостижному некрозу, будто бы его получили не от существа, которое двигалось, дышало и мыслило, а от мертвеца. Генус не собирался сдаваться. Рано или поздно он найдёт способ клонирования, обязательно должен. И, хоть каждая из попыток оборачивалась неудачей, утешало одно — Шестьдесят Шестой не старел, навсегда замерев в своём неизменном состоянии. В отличие от обычных смертных, у них было неограниченное количество времени. Так шли недели, месяцы… Миновали годы. Он перепробовал все возможные способы, но не продвинулся ни на грамм. Помимо этого, отношения с подопечным оставляли желать лучшего. Каждый раз, сталкиваясь с ним лично, а не посредством клонов, Генус физически ощущал исходящие от подопытного волны враждебности. Они проводили много времени вместе. Очевидно, гораздо больше, чем того хотелось Шестьдесят Шестому. Но ещё больше времени образец проводил в одиночестве, в перерывах между нескончаемыми анализами и лабораторными опытами предоставленный сам себе и лишённый всякой возможности выйти за пределы своей камеры. Очень скоро он начал «застревать» — подолгу сидел или лежал, глядя в одну точку, глубоко погружённый в себя, будто пытаясь отгородиться от реальности единственным доступным ему способом. Генус не знал, в какой именно момент его начало заботить состояние психики Шестьдесят Шестого. Наверно, исходя из того, сколько он над ним трясся, сколько проводил замеров и наблюдений, это было вполне естественно. По сравнению с другими подопытными он относился к своему лучшему творению более… мягко. Старался хотя бы частично компенсировать неудобства, связанные с неволей и постоянным стрессом: лично отбирал для него книги, следил за полноценным питанием, даже оборудовал в комнатушке нормальную кровать вместо жёсткой кушетки. Да что там говорить, Генус искренне считал, что пленнику грех жаловаться. Ещё ни один испытуемый в Палате Эволюции не удостаивался таких комфортных условий обитания. Пусть будет благодарен за то, что есть — большего он ему дать не может. Он логически выстроил для себя обоснование, почему так себя ведёт — забота о сверхценном, единственном в своём роде образце была вполне обоснована и целесообразна — и упорно игнорировал, что начинает всё больше и больше привязываться к Шестьдесят Шестому. Порой, глядя на его обездвиженное бессознательное тело на операционном столе, делая на коже аккуратные красные надрезы скальпелем, он ощущал нечто совершенно не похожее на научный интерес. Скорее это было восхищение, эйфория от прикосновения к чему-то бесконечно прекрасному. Это «что-то» было создано для него и принадлежало ему одному. Генус задумчиво водил пальцами по бледной коже, очерчивая рельеф упругих мышц, и чувствовал, как внутри тугим комом скручивается порочная жажда обладания. «Ты всегда будешь моим.» Всё закончилось в один миг. Зрелище, как единственное живое существо, которое было ему необходимо, как воздух, полосует себя ножом, лишь бы избавиться от тяготеющего над ним рока, разом перечеркнуло его циничные взгляды. Он думал, все ненужные эмоции в нём давно атрофировалось за ненадобностью, оставив вместо себя лишь голый разум. Но, оказалось, всё далеко не так. До этого момента Генус и представить не мог, что можно ранить, даже не прикасаясь к коже, но отчего-то внутри всё болезненно сжалось, будто Шестьдесят Шестой резал его, а не себя. Увиденное его настолько шокировало, что он, обычно всегда хладнокровный и собранный, совершенно растерялся, на несколько мучительно долгих секунд полностью теряя контроль над ситуацией. Генус прожил долгую жизнь. Он знал людей, как никто другой — все их слабости и несовершенства, и потому однажды сделал свой выбор, навсегда отрекаясь от самого себя как человека и от такого понятия, как человечность. Все последующие десятилетия он самозабвенно положил на алтарь науки. Можно сказать, любовь к науке и была его единственной и неповторимой, самой сильной, осознанной и самой возвышенной любовью. Шестьдесят Шестой стал её воплощением, сосредоточием многолетних замыслов и планов, бессонных ночей, бесконечных вычислений и, в конце концов, яркой мечты, которую Генус пронёс через года. В тот момент он чётко осознал, что это и была любовь, пусть странная, пусть выраженная в извращённой форме, жестокая и подавляющая… но всё же любовь. И как он не понял этого раньше? Глупая вспышка гормонов или игры разума — это было не важно. Для Шестьдесят Шестого он готов был сделать всё, но не мог сделать ничего, встречая в свою сторону лишь ненависть. И уже ничего нельзя было изменить. Он мог бы удерживать его здесь и дальше, но что бы это изменило? А потому… После разрушения лаборатории Генус принял решение. И отпустил его. Никаких попыток к поиску, как бы ему того ни хотелось. Он так сильно хотел быть свободен… Получится ли у него? По крайней мере, он заслуживал попытки. За прошедшие годы Генус и правда смирился с тем, что его лучший образец сбежал, а большинство наработок программы бессмертия были безвозвратно утеряны при пожаре. Злиться не было никакого смысла. В произошедшем в первую очередь был виноват лишь он сам. Он и только он сделал Шестьдесят Шестого таким, какой он есть. Поэтому ничего другого и не оставалось, как принять всё случившееся и просто жить дальше. Он не искал его. Но однажды Шестьдесят Шестой нашёл его сам. Ворвался в едва устоявшуюся жизнь мирного владельца ресторанчика такояки с топором наперевес, полностью сметая душевное равновесие. Генус не удивился бы, если бы он его тогда убил. Это было бы вполне закономерное и далеко не самое худшее окончание его долгой жизни. Но он этого не сделал. Он так сильно изменился. Они оба изменились. Не внешне, нет… Внутренне. И если Генус сейчас представлял лишь тень себя прежнего, то бывший заключенный Палаты Эволюции преобразился кардинально. Перед ним стоял герой. Человек, который отчаянно сражался со своей судьбой. Человек, обуздавший своих внутренних демонов, перешагнувший через страх… и сохранивший то немногое, что делало его человеком — несмотря ни на что. Это было восхищение совсем иного рода — не способностями тела, а личностью. Уже тогда Генус знал, что последует за ним куда угодно.

***

Когда он вышел из аудитории, то сразу же заметил знакомую фигуру в неизменном плаще нараспашку. Облокотившись о стену, Шестьдесят Шестой замер в коридоре бледным неподвижным изваянием, удивительно чужеродный в потоке выходящих с конференции оживлённых сотрудников в однотипных фирменных пиджаках. Его глаза остановились на Генусе и сузились, обдавая волной холодной злобы, но сам он даже не подумал шевельнуться. Лишь продолжал смотреть, молча, безотрывно. Генус остановился в какой-то паре метров — приблизиться ещё он бы не рискнул, памятуя, что на их последней встрече ему едва не раскроили черепушку. Сейчас герой не предпринимал попыток его убить и внешне выглядел спокойным, но это было ложное впечатление. Он слишком хорошо его знал, чтобы обмануться напускным спокойствием — внутри мужчины буквально клокотала едва сдерживаемая ярость. — Что ты здесь забыл? — выплюнул герой с такой порцией отборной желчи, что стало совершенно очевидно: он уже в курсе всего. Генус мысленно вздохнул. Процесс принятия грозил стать долгим и мучительным, что только осложняло их и без того напряжённые отношения. Однако его вполне можно было понять. Уже сам факт появления Генуса в Ассоциации вряд ли мог его обрадовать, но и это было далеко не всё. Новости о том, что руководство геройской организации собирается сотрудничать с учёным-отступником, а также о связи героя S-класса с Палатой Эволюции невероятно быстро просочились наружу и тут же были подхвачены СМИ. Была ли это досадная оплошность системы безопасности или же, скорее, очевидный слив кем-то из приближённых руководства — не имело значения. В считанные дни новостные ленты запестрели кричащими заголовками. «Сенсация! Секрет способностей Зомбимэна раскрыт», «Тёмное прошлое S-класса: чего мы не знаем?», «Надежда или угроза? Доктор Генус: биография злого гения» — лишь малая часть того, что можно было увидеть на обложках газет. Издания азартно соревновались, публикуя всё новые сенсационные подробности, передавая слухи и подогревая и без того небывалый ажиотаж. Скучающая общественность просто не могла упустить возможность в очередной раз порыться в грязном белье знаменитостей, на сей раз избрав своей мишенью профессионального героя с говорящим прозвищем. Ещё вчера один из самых таинственных и скрытных представителей элитного авангарда организации, герой, не любящий публику и не принимавший участия в рекламных контрактах, Зомбимэн за короткое время стал едва ли не самой обсуждаемой персоной. Ассоциацию звалили письмами с просьбами, жалобами и угрозами. После срочного консилиума редакторам геройского журнала пришлось в экстренном порядке пересмотреть текст карточки Зомбимэна и добавить туда пару предложений о Палате Эволюции — без этого их бы просто «сожрали живьём». Генусу тоже перемыли кости вдоль и поперёк: обсудили его методы работы, невероятно молодую для его лет внешность и, конечно, возможные достижения на научном поприще. Лишь спустя полторы недели Милой Маске удалось частично разрулить ситуацию, ответив на вопросы на ток-шоу и анонсировав свой новый альбом. Фокус общественного внимания начал понемногу рассеиваться, смещаясь на другие инфоповоды. Честно говоря, Генуса мало волновало общественное внимание. Настроения толпы переменчивы, поговорят и забудут. Да и он давно привык к своей спорной репутации. Что же касается бывшего испытуемого — ему, казалось, и вовсе эти пересуды пошли на руку, подняв рейтинг популярности до небес. Вот только… Одного взгляда на Шестьдесят Шестого хватило, чтобы понять — он не принял это так легко. Ну, ещё бы. Он так старательно скрывал своё происхождение, и вдруг всё всплыло в самый неподходящий момент. Вряд ли к такому вообще можно быть готовым. В итоге, он снова пришёл к тому, от чего сбежал — к своему прошлому. Оно всё ещё тревожило, всё ещё было болезненным. Это легко читалось по его глазам, в которых застыло уже знакомое Генусу жуткое выражение — невысказанная, но вполне осязаемая ненависть: именно с появлением учёного в его с таким трудом налаженной, относительно спокойной жизни всё опять пошло наперекосяк. Что он мог сказать, глядя в эти глаза? Всё, что бы он ни произнёс, будет звучать нелепо. Генус прекрасно это понимал. Поэтому он сказал очевидное: — Я решил присоединиться к Ассоциации. — Помедлив, добавил: — Помочь, чем смогу. — Помочь? — герой поморщился, как будто услышал что-то невероятно глупое. — С чего ты вообще решил, что кому-то здесь нужна твоя помощь? Он повысил голос больше, чем следовало. Проходящие мимо сотрудники с подозрением покосились на них, но не решились вмешаться. — Не знаю, для чего ты устроил весь этот спектакль… Но это ты зря. Учти: я слежу за тобой. Выкинешь что-то — и, клянусь, я прикончу тебя на месте. Недобрый, тяжёлый взгляд прожигал насквозь, рождая удушающий жар под кожей. — Понял, — ответил Генус, спокойно, насколько хватило самообладания. Отвернувшись от него и больше ни слова не говоря, Шестьдесят Шестой побрёл к выходу.

***

Формально Генус не был ограничен в передвижениях, но за ним пристально наблюдали. Незримое присутствие надзора ощущалось столь явно, что он был абсолютно уверен: им известно буквально о каждом его шаге. Любой другой на его месте чувствовал бы себя, как в тюрьме, и многих из Ассоциации невероятно раздражало, что «заключённый» нисколько не смущался своего положения и как ни в чём не бывало расхаживал по улицам со своей гориллой. Иногда Генус делал это лишний раз, просто чтобы их побесить. Выдача ему разрешения на собственного сопровождающего-монстра была одним из условий, которые он выставил. Придётся совету директоров потерпеть, если они хотят заполучить его мозги. Несмотря на видимое недоверие, работой его нагрузили почти сразу. И не какой-нибудь. Руководство высоко оценивало его интеллект и предыдущие разработки, а, может, просто не имело достойного штатного генетика. В любом случае, исследовать «клетки монстров» было… очень, очень занятно. На то, чтобы отмести все возможные ветви человеческой эволюции, одну за другой, ему потребовались десятилетия. Но множество лет упорного труда завершились ничем. Сначала его постигло разочарование от скрещивания в лице Асуры, а после Генус вынужден был отказаться и от жемчужины своих изысканий — Программы Бессмертия. Большинство наработок было утеряно при пожаре, и на их восстановление понадобились бы долгие годы, но как раз во времени он не был ограничен. Дело было в другом. Сколько бы он ни пытался, ни до, ни после Шестьдесят Шестого не было ни единого благоприятного исхода. Да и единственный удачный образец в итоге сбежал… Клетки монстра заинтересовали его с научной точки зрения, но очень скоро Генус понял, что их воздействие не вписывается в его представление об эволюции. Он всегда пытался достичь чего-то бóльшего, чем обычная мутация. Вывести особый вид живого существа: сильного, выносливого и наибóлее живучего, но при этом не кровожадного и сохранившего человеческие черты. В этом плане он часто вспоминал Шестьдесят Шестого, который отличался от дефектного, нестабильного Асуры или, к примеру, от Комарихи, в которой возобладали инстинкты. Шестьдесят Шестой был идеален. Практически. Единственным изъяном являлась полный провал его клонирования. Если бы только его ДНК можно было использовать… Подумать только, какие перспективы открылись бы перед ним!.. Но, увы, это было невозможно. В конце концов, встреча с Сайтамой стала полным крахом всех его великих идей. Чёрт, да он даже потерял волю к жизни, после стольких лет фанатичного преследования несбыточного идеала в одночасье осознав, что всё это было бессмысленно… Но сейчас всё изменилось. Шестьдесят Шестой, его творение, продолжал жить. И это служило лучшим подтверждением того, что для него, Генуса, ещё не всё потеряно. Возможно, судьба давала ему шанс исправить свои прошлые грехи?..

***

Генус был наслышан о победе над Ассоциацией Монстров. Он даже видел шаттл, в котором привезли пострадавших героев — их сразу же направили в госпиталь. Зомбимэна среди них не было. Он вернулся лишь спустя несколько дней. Вместе с Псайкос, которую изначально не мог захватить совместными усилиями весь S-класс. Вокруг этой истории было много недомолвок и неясностей. Подробностей Генус, конечно, не знал — о таких вещах ему не докладывали. Зато сразу же нагрузили работой, предоставив кучу любопытного генетического материала. В частности, его заинтересовали образцы — результаты слияния Псайкос и Орочи. Подумать только, человек смог соединиться с монстром, а потом отделиться… практически без последствий. Что это — новая форма симбиоза? Такое определённо не могло его не заинтриговать. Генусу не терпелось узнать, как подобное вмешательство повлияло на её организм. Раз уж Псайкос была захвачена, он был обязан её увидеть. Но всё оказалось не так просто. У него не было свободного доступа в тюрьму монстров, которая фактически являлась секретным подземным уровнем воссозданного Штаба Ассоциации. Чтобы туда попасть, требовалось сначала подать прошение с указанием цели визита. Потом неопределённое время ждать рассмотрения. Прошение могли отклонить без объяснения причин. Пытаться как-то повлиять на эту бюрократическую процедуру было бесполезно, однако Генус всё же имел козырь к рукаве — прямую причастность к исследованиям полученной плоти монстров, и часть из неё как раз принадлежала Орочи, который и производил мутаген. Связать одно с другим не составляло труда, и вот уже спустя пару недель он получил желаемый допуск. Псайкос лежала на кушетке, опутанная кучей проводов и датчиков и подключенная к аппарату жизнеобеспечения. Сейчас её жизни ничто не угрожало, но состояние было стабильно тяжёлое — за всё время здесь она так и не пришла в сознание. К сожалению, поговорить о произошедшем с ней было невозможно, поэтому Генус просто сделал то, за чем пришёл — собрал образцы слюны, волос, крови и лимфатической жидкости для анализа. Портативное оборудование делало довольно точные измерения, показаниям не было причин не доверять. В ДНК эспера остались явные следы мутации от частичной монстрификации, и пока сложно было сказать, к чему это приведёт. Ясным оставалось лишь одно: если Орочи действительно мёртв, то возможности получать клетки монстров больше не существовало.

***

— Твоя ручная обезьянка вовсю орудует в ресторане, а тебя что-то не видно. Засел, как крыса, в лаборатории и совсем не выходишь на свет. Неужели решил сделать годовой запас осминожьего ГМО? В голосе Зомбимэна сквозила лёгкая ирония, но взгляд был внимательный и настороженный. Он прошёл — как всегда, не спрашивая, не разуваясь и держа руки в карманах плаща. Генус натянуто улыбнулся. Хоть они оба и работали на Ассоциацию, нельзя было назвать их встречи такими уж частыми. Для людей, которые не виделись долгие годы, какие-то несколько недель вряд ли имели значение. Они просто знали о существовании друг друга, и этого было достаточно. Шестьдесят Шестой никогда не приходил без причины. Это был первый раз, когда они виделись после памятной битвы с Псайкос. — Я видел его, — начал он без предисловий, сосредоточенно хмуря брови. — Кого? — Человека, о котором ты говорил. Превзошедшего свой предел. Герой выглядел задумчивым и слегка обеспокоенным, как обычно бывает обеспокоен человек, столкнувшийся с чем-то, природу чего он не понимает. — Так теперь ты мне поверил? — хмыкнул Генус, привычным движением откидывая чёлку с глаза. — Да. — Зомбимэн повернулся к окну. Его лицо мгновенно стало отрешённым — он погрузился в воспоминания, представляя перед собой образы прошлой битвы. — Просто невероятная мощь. Невозможно даже представить, чтобы такой силой владел человек… Но он определённо обычный человек, а не монстр. Твоя теория может быть очень близка к истине. Генус молча ждал, пока тот договорит, параллельно складывая чистую посуду на полку. Он знал, что это ещё не всё. — Генус. — Зомбимэн замялся, всего на секунду, набираясь решимости. — Как думаешь, сможешь ли ты сломать мой лимитёр? Учёный в удивлении поднял глаза. Зомбимэн, напротив, отвёл взгляд, желая спрятать свои эмоции. Генус аккуратно поставил стакан на стойку и заговорил — медленно, обдумывая каждое слово: — Ты же знаешь: твоё тело никогда не изменится. Сколько бы ты усилий ни прилагал, как бы ни тренировался. К сожалению, тебе не подходит тот путь, что проделал Сайтама. — Он помедлил, рассеянно поправляя дужку очков. — В принципе, попробовать, может быть, и стоило бы. Узнать наверняка получится лишь опытным путём… Если примешь решение — приходи. Посмотрим, что можно сделать. Но я не думаю, что процент возможного успеха высок, если он вообще есть. — Он наконец поймал взгляд героя и добавил: — Я говорю это, потому что хочу быть с тобою честным… до самого конца. Вообще-то, у Зомбимэна не было причин ему доверять. Генус был почти на сто процентов уверен, что тот не поверит ни единому его слову. Но неожиданно герой усмехнулся. — Когда-то твой клон пообещал мне то же самое, — пояснил он. — Насчёт честности. — Неудивительно. Ведь мой клон — всё ещё часть меня. — Генус пожал плечами, чувствуя, что внутренне расслабляется. Пускай хотя бы так, но они могли поговорить начистоту и, может быть, даже понять друг друга. Генус не питал иллюзий, что может позволить себе что-то бóльшее. По крайней мере, сейчас. Есть вещи, которые говорить бессмысленно. Он никогда его не простит. Однако сейчас многое поменялось. Будучи на одной стороне, они волей-неволей обязаны были сотрудничать, а, значит, полагаться друг на друга. И мало-помалу привыкать к новой реальности, в которой им, несомненно, придётся ещё долго быть рядом.

***

Генус размял затёкшую шею. Он уже два часа сидел без движения над микроскопом, выводя формулу веществ в составе препарата. Никогда прежде он не видел столь грубой работы. Тот, кто это создал, явно имел смутное представление о сочетаемости составляющих и действовал наобум, как самый настоящий дилетант. Однако же, попав в организм, вещество способно было в считанные минуты привести к необратимым последствиям, нарушая структуру тканей и провоцируя опасную, непредсказуемую мутацию. Это было похоже на воздействие клеток монстров, однако процент выживаемости здесь был ещё меньше. Даже получившиеся монстры имели все шансы прожить не больше пары часов. Он закончил расписывать все составляющие. Формула была почти готова, и, чем быстрее он её завершит, тем скорее сможет приступить к созданию антидота. Трель дверного звонка возвестила о прибытии гостей. Учёный нехотя поднялся. Нужно посмотреть, что там такое. Гостей он не ждал, но, вполне возможно, прибыл кто-то из Ассоциации. Так что открыть придётся самому — вряд ли прибывших обрадует, если на пороге их встретит обезьяноподобный кибернетизированный монстр. Он сунул ноги в мягкие домашние тапочки и прошлёпал в прихожую. Не глядя на экран внешней камеры, повернул замок. Следующее, что он почувствовал — как чужая рука молниеносно впивается ему в шею. Генус охнул. Его жёстко припечатали к стене, выбивая из лёгких кислород и не позволяя даже дёрнуться. Зомбимэн навис над ним, и его нечеловеческие глаза вперились в учёного с такой ненавистью, что, не будь он надёжно зафиксирован, Генус точно бы отшатнулся. Все инстинкты кричали об опасности для жизни, но он не мог издать ни звука, кроме надсадного панического хрипа. — Я же предупреждал: выкинешь что-то — тебе не жить. Угрожающий голос прозвучал над самым ухом, низкий, почти гипнотический. Генус замер, чувствуя, как пальцы мужчины сдавливают незащищённую кожу, оставляя на ней багровые гематомы. — Нападения в городе, превращения людей в монстров — это твоих рук дело?! — Герой повысил голос, едва сдерживаясь, чтобы не убить его на месте. Ему нужен был ответ. Так вот почему он был так зол. Генус разлепил губы и с трудом выдавил единственное, что мог произнести: — Н-нет… — Не лги мне! — прорычал Зомбимэн, в ярости встряхивая его, как куль с песком. — Отвечай, мать твою, что за дерьмо ты опять устроил?! НУ! — Гхах… Затылок начал наливаться свинцовой тяжестью. От нехватки воздуха потемнело в глазах. — А ну, отпусти его! Сейчас же! — раздалось откуда-то сбоку. Зомбимэн повернул голову на грозно застывшую в дверях Бронированную Гориллу. Монстр только что вышел из гостиной и теперь воинственно хмурился, готовясь вступить в драку. Рука героя не сдвинулась ни на миллиметр, но хватка всё же ослабла, позволяя вдохнуть. Генус судорожно глотнул воздух. Зомбимэн недобро усмехнулся. — Ну давай, попробуй. — Горилла! Стой! — прохрипел Генус. Одной рукой он держал сжимавшую его кисть, в которую бессознательно вцепился, другую вытянул в сторону, останавливая монстра. — Всё… под контролем… — Под контролем?! Да он же вас убьёт! — Горилла ощетинилась, подобралась, напряжённо глядя на Зомбимэна, который в любой момент мог свернуть доктору шею. — Только скажите, и я снесу его дурную башку! — Н-не… Не вмешивайся… — слабо, но настойчиво повторил Генус. Монстр замер, не решаясь что-либо предпринять. — Послушная животинка, — оборонил Зомбимэн. С его лица не сходила безумная улыбка. — Тебе же лучше, если посидишь в сторонке. Не придётся мараться ещё и об тебя. — Не смей его трогать! Их взгляды скрестились, подобно клинкам — пронизывающие и смертоносные. Два существа, созданные в одной лаборатории, одним человеком, для единственной цели — но то, что сейчас они друг к другу испытывали, было очень далеко от «братской» любви. — Как же он так хорошо тебя выдрессировал? Готов защищать этого урода, что бы он ни вытворял, — мрачно изрёк герой. — Неужели тех жизней, что забрала Палата Эволюции, всё ещё не достаточно? — Шестьдесят Шест… — начал было Генус, и тут же зажмурился, когда его вновь с силой ударило о стену, обрывая на полуслове. — НЕ НАЗЫВАЙ МЕНЯ ТАК! Чёрт… Болезненное ощущение в затылке распространилось дальше, обдавая голову горячим онемением. Он постарался открыть глаза и найти лицо героя сквозь стёкла запотевших очков. — Ты всё не так понял… Я… не причастен к нападениям… — Да? — скептически хмыкнул тот. — Ну тогда кто же это сделал? Давай, удиви меня. — Я не знаю, но… Поверь мне. Я же пообещал… — Всё вокруг расплылось, сосредотачиваясь в одной точке. Последние слова он выдохнул, с трудом заставляя непослушные губы двигаться: -…быть честным. Глаза Зомбимэна расширились от шока. Он безмолвно воззрился на учёного, которого ещё пару секунд назад собирался прикончить, но не успел больше ничего предпринять — Генус прикрыл глаза и медленно, тяжело начал оседать на пол. Зомбимэн ловко подхватил его, не давая упасть. Одна ладонь придержала голову и коснулась чего-то мокрого. Волосы на затылке слиплись от пропитавшей их крови. — Чёрт возьми… Генус! Он услышал в своём голосе испуг. Учёный обмяк в его руках, разом потяжелев. Рана на его голове стремительно набухала, сочась сукровицей. Зомбимэн смачно выругался. Аккуратно и быстро он поднял Генуса и подтащил его к дивану. Руки учёного бесчувственно мотались вдоль тела. — Что ты с ним сделал?! — Горилла тут же подскочила, отпихивая его в сторону и прожигая убийственным взглядом. Герой не сопротивлялся. Он позволил себя отстранить, даже сам отступил на шаг, молча глядя, как монстр суетится вокруг хозяина в попытке привести его в чувство. — Доктор! Вы меня слышите? — позвал он, неловко поворачивая его голову армированными пальцами и осматривая образовавшийся кровоподтёк. Рана не выглядела серьёзной, но всё ещё кровила. — Есть аптечка? — наконец спросил Зомбимэн. — В левом ящике, на кухне, — подал тихий голос Генус. Он поморщился и приоткрыл глаза — побледневший, но живой и относительно здоровый. — Доктор! Вы в порядке? — Горилла склонилась над ним, с облегчением и надеждой выпуская воздух из широких ноздрей. Но Генус этого словно не замечал, он глядел ей за спину, прямо в лицо героя. — Я поищу, — сухо сообщил Зомбимэн и, развернувшись, ушёл в сторону кухни. — Почему вы запретили вмешиваться? — укоряюще спросил монстр, глядя на учёного из-под насупленных бровей. — Он легко мог убить вас! — Всё нормально… — ответил тот чуть отстранённо, словно это и правда были пустяки. — Он бы этого не сделал. — Да?! А вот мне показалось, что как раз собирался! Генус вздохнул. — Он мог бы убить меня кучу раз до этого. Да и сейчас, прикончил бы сразу, если бы захотел. Горилла неодобрительно поджала губы. — Вы слишком много ему позволяете.