***
Сквозной ветер поглаживает верхушки деревьев, треплет зелёную листву и забирается под паковскую футболку. Тэхён болтает о чём-то без умолку, закуривает и даже предлагает Чимину, на что старший улыбается и долго, протяжно и вымученно смотрит куда-то между зажигалкой и плечом Кима. Июль обещал быть знойным, мокрым от частых дождей и загруженным донельзя. Голову кружат яркое цветение, горячие пляжи и шум фестивалей, продолжавшихся до самой осени. Расцвет студенческой учёбы и практики, нехватка кадров, а СМИ только и твердят о медийных личностях, видимо, вдохновение словивших на фоне тёплой весны. Чимин таким не увлекается. Тэхён же выкидывает на сухой асфальт короткий окурок и голову закидывает назад. — Я тут кольцо подбираю. Не хочешь потаскаться со мной? Развеешься, можем в кино пойти. — Ты же не носишь кольца, — Чимин пинает камень и смотрит под ноги, считая шаги. Двести семьдесят три, и Тэхён снова отвлекает его от счёта, громко кашляя. — Тебе бы курить бросать, — раздражается Пак, останавливаясь в нескольких шагах от Тэхёна и ожидая, пока тот отдышится. — Нормально, — отмахивается младший, вытирая рукавом невидимую грязь с щеки. — Обручальное кольцо, Чимин. Решил сделать Сынхи предложение. — Воу. Предложение, правда? — Пак переходит на повышенные тона и улыбаться широко начинает, смотря на Кима выжидающе. — Не шутишь? — Таким шутишь у нас только ты, — они смеются громко, пока Чимин возмущенно палец к небу возводит и придумывает оправдания. — Это было сто лет назад, я был ребёнком! — Тебе было девятнадцать, и ты реально пошёл в ювелирку за кольцом! Господи, Пак, я тебе это всю жизнь припоминать буду. Поздний вечер тишиной и спокойствием опускается на Пусан, шуршит свежестью травы и укладывает спать, напевая мирную колыбельную ночного города. Чимин чувствует, как переживания крепкими тисками сжимают грудную клетку, и становится вдруг так всё равно. — А где она сейчас? Вы общаетесь? — Тэхён кладёт ноги на паковские колени и вдыхает вечерний — почти ночной — аромат лета. — Чонха-то? Я не знаю. Она швырнула в меня тарелкой и уехала в Сеул, вроде. Не уверен, что она там осталась, поэтому, возможно, всё ещё учится здесь. Я не интересовался. — Ты правда хотел жениться, — больше для себя, чем для Чимина, младший констатирует очевидный факт. — Не женился ведь. Да и скорее хотел маме что-то доказать. Наверное, взрослость. — Взрослость? Женитьбой? — Ким очерчивает взглядом профиль хёна, уже не слыша, что дальше говорит Пак. Тэхён очень хочет, чтобы кто-нибудь ему подсказал, на чём держится эта дружба. Тэхён пьёт энергетики, курит безбожно много и работает с утра до ночи. У него красавица-девушка, — а в будущем невеста — и большущие планы на жизнь. Как его судьба свела с таким, как Чимин? Они никогда не были лучшими друзьями. Между ними пропасть в вечность, взгляды разные и ценности. Но хотя бы три вечера в месяц привыкли проводить вместе. У Чимина из друзей никого кроме Тэ и нет, получается. Только этот супер-человек, умеющий из любой дыры вытащить и терпеливо ждать, пока Пак залижет старые раны, а на месте шрамов приобретёт новые. Они обсуждают футбол, некоторые видео-игры и еду, а ещё живут вместе и иногда выпивают. Тэхён так и не полюбил азартные игры, а Чимина от энергетиков блевать тянет. От энергетиков. Не от Тэхёна. И это одна из самых загадочных тем в жизни Пака. — В Пекин хочу. — Чимин улыбается и смотрит на колени Тэ, прокручивая только что озвученную мысль. — И что там делать собираешься? Здесь хоть семья, поддержка. Кому ты там нужен в Китае? Тэхён — скептик. Он на мир смотрит железобетонно, надёжно и практично, поэтому Чимин научился отвечать так же. Так же безразлично и пусто. — Никому. Между ними пропасть размером с вечность, а по факту пару метров. Ноги младшего на Паке, в губах сигарета и много размышлений о семейной жизни и обычном человеческом счастье. А мысли Чимина блуждают по улицам Пекина, обещая остаться там навсегда.***
Чонгук прокручивает между пальцами ручку и смотрит куда-то между носом и ртом интервьюера. В студии жарко от искусственного освещения, пахнет хлоркой вперемешку с какой-то выпечкой, и вся обстановка напоминает день сурка. Каждая студия, шоу — одно и то же. Каждый ведущий — один человек, но в разной шкуре, каждый раз в разной одежде и коже. Всё одинаковое, монотонное, непростительно приевшееся и пугающе знакомое. Чонгук родной дом так хорошо не знает, как студии, а везде пустые загруженные лица, постоянно о чём-то думающие, размышляющие. Словно в уме придумывают новую теорию вероятности, что-то, что поможет человечеству справиться с глобальным потеплением и обязательно о-б-я-з-а-т-е-л-ь-н-о спасёт. Кто-то просит кофе и перерыв, кто-то скачет с камерой и направляет фокус на артиста, и всё это как в замедленной съёмке. Давит, размазывает рутиной по асфальту, заставляя смириться и жить. Вдыхать уставший воздух, принять участь, отбросив все пламенные речи о высшем и важном. У людей, работающих по графику, своё важное. — Мы, наконец, дошли до не такой значимой, но ужасно интересующей фанатов темы. Вы находитесь в отношениях? А ведь так хорошо начинал. За политику и общество, о книгах и театре; Чонгук даже на мгновение поверил в неизбежность хорошего интервью. Но все надежды рушатся, бьются, сыпятся с ладоней двадцатилетнего артиста. Всё тот же чёртов день сурка. — Я рассказывал об этом раньше. Вы не знали? — Чон откладывает ручку на стол и строит загадочную мину, стараясь быть интересным. Ведущий щурится и присматривается, ищет подвох в намёке. И не находит, потому что следующую фразу проговаривает осторожно и трепетно: — Смотря о чём, Чонгук. — Я встретил её на первом фансайне. Её ладони пахли вкусным персиковым кремом, она действительно была привлекательна. Жаль, что так и не познакомились. Его голос становится ниже, спокойнее, пока взгляд ловит эмоции на лице немолодого мужчины. Он каждый раз проверяет, читает насквозь и по лицу, чтобы убедиться в достоверности эмоций. Все должны поверить в придуманную ещё год назад отговорку. Всем после исчерпывающего ответа дела не будет до его личной жизни, а у Чонгука появится глоток свежего воздуха, появится квадратный сантиметр свободы. Интервьюер кашляет, делая глоток остывшего кофе. — Должно быть, вы скучаете по ней? Тогда дела действительно плохи. Они оба смеются и благодарят друг друга, расходясь по своим углам. У Чонгука голова кружится от третьей кружки холодного кофе, и единственное, чем он хочет заняться сегодня — выпить таблетку спазмалитика и лечь спать. Офисные насекомые начинают сновать из угла в угол, шуршать бумагами, заканчивая рабочий день. У Чон Чонгука же этот рабочий день закончится ровно никогда. Только с его смертью, похоже. На улице прохладный вечер и высокие столбы освещают длинную трассу, уходящую за город. Из проигрывателя шепчет джаз, а усталость оседает на огромные мешки под глазами, оставляя посиневшие впадины и морщины. Чонгуку двадцать, а он уже терпеть не может свою работу.