Хочешь быть счастливым - будь им!

Алье Шерда На следующее утро я проснулся полный здоровой злости и решимости поменять свою жизнь. И начну я, пожалуй, с комфорта и супруга. Первым делом я прошёлся по особняку, прикидывая фронт работы. Плохо, всё очень плохо. На верхних этажах давно никто не бывает, о чём свидетельствуют кучи мусора, прошлогодних листьев и гнёзда дольчанок. Большинство комнат заколочены, да и мебели тут тоже нормальной не осталось, а то, что есть — основательно подпорчено сыростью и холодом. Несколько интересных экземпляров я всё же обнаружил. В одной из комнат мной запримечен был старинный сервант, который после реставрации послужит прекрасным украшением гостиной. В бывшей гостевой спальне сохранились две оттоманки, в простенке лестничного пролёта под грудой тряпья я нашёл неизвестно кем аккуратно убранные кресла, да и ещё взял на заметку кое-что по мелочи. Если над всем этим поработать магией, то можно неплохо обставить жилой минимум: гостиную-столовую-спальню. А ещё я случайно наткнулся на библиотеку. От полного уничтожения книги спасло лишь то, что изначально они хранились в специальном зачарованном шкафу. Охранная магия давно выветрилась, но качественно сделанный стеллаж защитил своё содержимое и без неё. Так сказать, ценой собственной жизни. Само книгохранилище восстановлению не подлежит, зато за некоторые редкие экземпляры трактатов, обнаруженные мной здесь, гильдия магов особняк восстановит и ещё приплатит золотом. Но это планы на будущее, а пока в приоритете супруг. Неспешно поглощая обед, я разговорил своего слугу и узнал, что господин Намар днём почти никогда не бывает дома, а вечера проводит в хозяйском кабинете за ворохом свитков. В делах пытается разобраться? Это хорошо, хоть и не просто. Я ещё помню, как с ужасом разглядывал старую амбарную книгу, которую мне отец отдал для обучения. Там всего-то и требовалось: посчитать, сколько денег было заработано на продаже шерсти и сколько ожидать в будущем году. Вот только, кроме шерсти, там ещё было много всего другого. Я пока разобрался, что к чему, возненавидел овец, которые плодятся, как им вздумается, мешая моим расчётам! Не думаю, что Намару будет легче. «Учитывая замкнутость Намара, не думаю, что он обрадуется, если я сам по себе полезу в дела, — подумал я. — А значит, надо сделать так, чтобы он сам предложил мне помочь ему». До вечера я занимался библиотекой, точнее, сам лично перетаскивал книги с третьего этажа к себе в комнату, не решившись доверить такое слугам. Простые крестьяне могут не понять, что какой-то ветхий свиток с плохо различимым текстом может стоить больше, чем табун лошадей. А лишаться таких редкостей по чьей-то безалаберности совсем не хотелось. Никто мне не мешал, никто не останавливал. После очередного одинокого ужина я прихватил одну из книг и направился в кабинет Намара. Мой супруг сидел за широким рабочим столом и пытался разобрать груду бумаг, которыми без всякой системы был забит огромный сундук. Когда я зашёл, Намар оторвал взгляд от очередного свитка, глянул на меня и, так и не произнеся ни слова, вернулся к чтению. Ну и ладно. Так же молча я уселся на жесткий диванчик у окна, открыл принесённую книгу и принялся читать. Где-то через час, когда комната погрузилась в вечерние сумерки, я подвесил в воздух два светлячка. Один — над столом Намара, второй — возле себя. Ещё через час мой супруг соизволил оторваться от бумаг, потёр глаза и уставился на меня в упор своим пронзительным немигающим взглядом. — Алье, ну и что ты тут делаешь столько времени? — Жду, господин Намар. — Чего? — Когда вы закончите работать, и я смогу проводить вас в покои. Слуги уже должны были принести воды. Я велел её не греть, сам справлюсь. Тем более что мне нужно с вами кое-что обсудить. — Например? — вскинул бровь Намар. — До холодов нужно будет закрыть завесой большую часть дома, чтобы не расходовать тепло напрасно. Мне нужно знать, какие комнаты вы желаете оставить. В окнах такие щели, что проще натопить улицу, чем дом. Также мне нужны заготовки для амулетов, и я обнаружил в библиотеке два очень редких, считающихся утерянными, свитка по некромантии. За обладание ими гильдия магов нам выделит в бесплатное пользование на год хоть «земельника», хоть «природника», хоть мага жизни, поскольку сами некроманты нам пока не нужны. И я не только маг-бытовик, господин Намар. Я ещё и сын герцога, которого с детства учили вести дела. Если хотите, могу помочь разобраться во всём этом, — кивнул я на набитый бумагами сундук. Целую минуту Намар сверлил меня взглядом, а потом сказал: — Покажи свитки. Поднявшись с дивана, я погасил светлячки. — Библиотеку я перенёс к себе. Третий этаж в слишком плохом состоянии, чтобы оставлять всё на месте. Не возражаете, господин Намар? Приведя супруга к себе, я открыл крышки у трёх сундуков, что стояли в гардеробной. — В первом — занимательное чтиво: походные заметки, философские размышления и исторические хроники. Терять не стоит, но и большой ценности книги не имеют. Во втором — книги по магии, учебные пособия, свод законов и судебных решений и прочий практический материал. А вот здесь — наиболее ценные экземпляры, — я присел рядом с сундуком и достал тонкую потрёпанную книжицу в кожаном переплёте. — «Часослов», когда-то принадлежавший супругу Теодора Первопроходца. Если захотите сделать подарок императорской семье, то по значимости вот эта тетрадка будет равна редчайшему украшению. Рукописный бестиарий химер с подробным описанием. В настоящий момент известно лишь пять пособий по выведению химер. Этот шестой, неизвестный. Расставаться с таким не стоит — самим пригодится. А вот те два свитка, о которых я говорил. Для нас бесполезны, потому что прочесть их могут только некроманты. — Но ты уверен в их ценности, Алье? Почему? — Печать гильдии. Такую ставили только на особо ценные экземпляры. С моими находками мы разбирались почти час. Я рассказывал — Намар молчал, слушал и иногда задавал вопросы. На улице совсем стемнело, когда я проводил его в купальню. Здесь была совсем не деревянная бадья, как на постоялых дворах, а небольшой бассейн. Я его в первый же день привёл в порядок, так что он больше не напоминал сколотое корыто. Опустив руки в воду, я выпустил магию. Несколько раз взболтал воду, чтобы перемешалась, и взглянул на Намара. Он так и стоял в дверях, думая о чём-то своём. — Почему? — вдруг спросил он. Что, «почему»? Почему я рассказал о найденных ценностях, которые они за таковые не считали? Или почему я взялся помогать ему с делами? А может, почему я пытаюсь преодолеть его отчуждённость? — Потому что теперь это и мой дом, — просто ответил я.

***

Намар Шерда Выделив Алье комнату в поместье, я занялся собственными делами, дав распоряжения слугам и дружине не препятствовать супругу ни в чём, лишь бы в долги не лез и жить не мешал. Целый день я мотался по поместью, пытаясь хоть как-то наладить быт. Впереди зима, а топить нечем. Скотину мы привезли, но нужен корм, иначе зимой всю опять резать придётся. Неожиданно нагрянули два торговца, которым отец уже продал ещё несобранный урожай пшеницы. Одни проблемы и бардак! Казначея в графстве нет уже давно, а писарь только руками разводил. Не вёл отец никакого учёта: кому, сколько, когда. У них на руках только купчая на двести мешков зерна, и непонятно, оплаченная или нет? Вот и гадай: действительно ли отец собрал с них деньги, или они решили воспользоваться ситуацией? Выставлю за дверь — и обиженные торговцы взвинтят цены, чтобы покрыть свой убыток. А к нам теперь до весны караваны приходить не будут. Отдам зерно — самим сеять по весне будет нечего, да ещё и славу простака заработаю. В один из дней, когда я пытался найти хоть что-то в бумагах отца, в кабинет нагрянул Алье. Молча сел у окна и принялся читать книгу. Ну и ладно, пусть сидит, лишь бы не отвлекал разговорами. Внезапно вспыхнувший над головой светлячок стал приятной неожиданностью. Я поднял голову. Алье по-прежнему сидел у окна с книгой, и над ним светил второй такой же. «Ну вот что ему надо?» Я попытался вернуться к ненавистным бумагам, но мысли нет-нет и скатывались на Алье. Хотелось, очень хотелось, увидеть его снова таким, как в крепости: открытым, красивым, страстным. Увидеть в его глазах радость, тепло, восхищение. Если бы у меня хоть что-то было, что ему дать! А силой утверждать своё право старшего супруга и каждый раз чувствовать, как его передёргивает от твоих прикосновений? Что каждый вечер он с надеждой будет ждать, что я НЕ приду? Не хочу… — Алье, ну и что ты тут делаешь, столько времени? — не выдержал я наконец. Неожиданно! И помощь с домом, и предложение разобрать бумаги, и уж тем более — библиотека. Да, я знал, что она есть в доме, но мне самому не до книг было. А отец, по-видимому, даже не предполагал, что среди них есть хоть что-то, что может стоить, как бутылка вина, иначе давно бы продал. Почему он это делает? Почему не уедет, не оставит этот разрушенный дом и нелюбимого супруга? Ведь до города всего две мили, и Алье уже побывал там. Пеший портал активен, а у Алье несколько комплектов драгоценностей на руках. Я ведь так и не забрал их тогда — они у него остались. Этих денег вполне хватило бы и на оплату перехода до столицы. А там, наверняка, не один любовник имеется. Так… — Почему? Теперь Алье днём занимался восстановлением дома, каждый вечер мы с ним садились в кабинете и разгребали бумажные завалы. Алье шипел и ругался сквозь зубы, костеря на все лады жопорукого брюхоглазого лягушачьего выползка, который вёл книгу расходов. Худо-бедно, но к первым заморозкам мы с ним разобрались с доходом прошлого года и принялись переписывать урожай нынешний. Я уже месяц как перебрался в комнату Алье. Хоть и убеждал себя, что одну спальню отапливать выгоднее, чем две, но сам я знал, что не в этом дело. Я мог бы и дальше в казарме ночевать, но больше не хотел. Мы с Алье изучали друг друга, как две мантикоры: кружили вокруг да около, ограничиваясь общими темами и не затрагивая личное. Я боялся ему поверить, а он боялся мне довериться. В очередной раз, выбравшись с Адэром к оружейнику в город, я случайно наткнулся в одной лавке на сокола-паленку. Бедолага сидел привязанный к насесту за лапу и уже начал драть пух на брюхе от безысходности. «Паленке» нужно летать, иначе крылья слабеют, и этот навряд ли тут до весны протянет, привязанный. Глядя на сокола, я вспомнил рассказ Алье. Совсем молодой соколёнок, только этой весной вылупился. Если такого выдрессировать, то и охотиться можно будет, вот только повозиться с ним придётся. Вечером я уже привычно ждал Алье, вдруг поймав себя на мысли, что мне не хватает его общества. Просто побыть рядом, просто помолчать, просто поднять глаза и полюбоваться им. Вдохнуть полной грудью воздух и ощутить чуть терпкий запах парфюма, когда он наклонится над плечом, вчитываясь в книгу на столе, чуть наваливаясь грудью на спину. Фыркнуть на очередную брань или поймать его пальцы на протянутом свитке. А затем он начнёт пересаживаться с места на место, с дивана на подоконник и обратно. Значит, можно ещё немного сделать вид, что занят, и через несколько минут сдаться, позволив утащить себя в комнату… — Намар, ты смотрел документы по руднику, который тебе Георг отдал? — сразу с вопросом влетел в кабинет Алье. — Пробовал, — обречённо выдохнул я. — Это точно не угольная шахта! Туда управляющий хороший нужен, да ещё и расположен он в… «Паленка», перепуганный резким открытием двери, забил крыльями и возмущённо заклёкотал. Алье резко развернулся и удивлённо уставился на сокола. — Откуда он? — вдруг выдохнул Алье. — Купил, — пожал я плечами, глядя, как супруг осторожно подходит к птице. — Нравится? Алье вдруг закусил губу и, осторожно протянув руку, погладил «паленку». — Красивый, — тихо сказал он. — Знаешь, Намар, я ведь тогда обманул тебя… когда про Малер рассказывал. Всё ведь совсем не так было. Папе тогда, действительно, сокола подарили, и он мне очень понравился. Днём, пока они в городе были, я к ним в комнату забрался. Я его в руки взять хотел, а он клюнул меня. И я с перепуга его магией ударил. Мне тогда одиннадцать было… Я убил его, случайно, но убил. А потом испугался, что родители ругать меня будут. Оставил клетку открытой, а тушку в какой-то сарай забросил. Папа расстроился тогда сильно. Решил, что это он не запер дверцу после кормёжки. Мне перед ним до последнего дня стыдно было. Я ведь так и не признался ему… Алье осторожно поглаживал перья притихшего «паленки», а его глаза невидяще смотрели в тёмный проём окна. Я встал из-за стола и подошел к нему со спины, чуть коснувшись пальцами его плеч. — Ты любил родителей? — Да. Обоих. Они никогда не делили между собой детей и одинаково относились к нам с Георгом. На лошади меня отец учил сидеть, мне тогда лет пять было. А папа из лука хорошо стрелял, а вот мечи не любил, смеялся, что они портят фигуру. И я не умею обращаться с соколом. — Я умею. У меня был ловчий. Мне его Оддо подарил на десять лет. Он прекрасно умел их дрессировать и меня научил. А зимой Оддо умер в конюшне от побоев. А следующим летом отец продал моего сокола за три бочки вина. Алье повернулся в моих руках и взглянул на меня больными глазами. Я увидел в них отражение собственной боли и собственного одиночества. Подняв руку, я пропустил сквозь пальцы его волосы, очертил овал лица, нос, губы и, положив руку на затылок, чуть потянул к себе. Ещё вчера аккуратно сложенные свитки были сметены нами со стола на пол. В тот вечер мы о них так и не вспомнили.