Первый раз открыв глаза, Леви косится на посветлевшее небо за окном и снова закрывает их, повернувшись набок. Тепло и хорошо. Когда так было в последний раз и не вспомнить.
Он тянет руку за голову, шарит по подлокотнику ладонью и, нащупав часы, которые вчера там оставил, тянет их к лицу.
Шесть двадцать два.
Леви подрывается с места, вернув часы на прежнее место. Утро понедельника, и ему сегодня ко второй паре. Хотя он всё успеет, если сейчас вернётся в квартиру. И там его будет ждать Кенни. Потому что у него в воскресенье была ночная смена, как полагает Леви, и он должен скоро вернуться в квартиру.
За дверью, ведущей на кухню, шипит что-то на огне, а через щели просачивается приятный аромат чего-то пряного.
Леви опускает на ковёр босые ноги, тянет со спинки дивана свои джинсы, надевает их. Мышцы ног заставляют вспомнить о вчерашнем катании. Стоит уже возобновить поход в спортзал с Майком, который был прерван в сентябре.
Он складывает выданное ему постельное в аккуратную стопку и натягивает толстовку. Книжный стеллаж привлекает внимание. Нестерпимо хочется поразглядывать его содержимое, но Леви только долго гипнотизирует его взглядом и идёт на кухню.
Армин его не сразу замечает, возится с переворачиванием блина на сковороде, а тот разваливается на части. Мальчишка стискивает зубы и пытается перебросить неудавшийся блин на тарелку к нескольким таким же собратьям.
Надо же, он прошмыгнул утром мимо, а Леви и ухом не повёл.
— Вы проснулись, — Армин широко улыбается, повернувшись на звук закрывающейся двери и увидев гостя. Бледные губы с чернеющей запёкшейся кровью растягиваются, а пластырь съезжает ближе к глазу. — С добрым утром.
— Ага, с добрым.
И утро действительно для него доброе. Кошмары не мучили, и проспал он дольше обычного. Даже настроение хорошее. Душ бы ещё — и вообще рай, а не жизнь.
— Хотите чаю? Я сейчас только, — Армин прерывается, сосредоточенно разливает тесто по сковороде и ставит её на огонь, — попытаюсь что-то с ними сделать, и можно будет позавтракать полноценно.
Леви молча подходит к мальчишке и мешает наведённое тесто половником. Тонко чувствуется кисловатый запах.
— На кефире?
— Ну… не совсем.
Армин убирает запястьем выбившуюся прядь из завязанного на затылке хвоста и отвечает смущённо:
— Это молоко. Прокисшее.
Леви даже не пытается подавить смешок. Не антисептик, так молоко.
— Как ты вообще дожил до своего возраста? Ты вообще ешь дома? Уверен, что у тебя по ящикам и шкафам уже даже мышам есть нечего.
Армин смущённо молчит, сжимая в ладонях ручку сковородки и деревянную лопатку.
— У тебя подгорает.
Армин вздрагивает и старается перевернуть блин, но тот, прилипнув к раскалённой поверхности, так же, как и предыдущие, разваливается.
Леви цокает и берёт в руки бутылку масла, которого осталось совсем чуть-чуть, наливает в глубокую миску с наведённым тестом. И когда Армин снова перекладывает не получившийся блин на тарелку, Аккерман отбирает у него лопатку, гонит от плитки в сторону и сам принимается за дело. Благо мелкий сам догадывается выудить из шкафа чистую тарелку.
— Как тебе родители жить одному позволяют? — спрашивает Леви, ловко распределяя тесто по круглой поверхности сковороды.
Армин зачарованно наблюдает за его чёткими движениями, стоя рядом.
— Я не один живу, а с дедушкой. Он сейчас в больнице.
— Давно он там, видимо, раз ты весь сентябрь перебивался разнообразной работой.
Армин молчит, и, судя по его понурому выражению лица, Аккерман прав.
— А родители чего не следят за тобой? - спрашивает Леви, перевернув блин прожаренной стороной вверх.
— Так их… Они погибли в авиакатастрофе.
Леви хмурится и перекидывает готовый блин на тарелку, тот почти идеально лёг. Аккерман разливает новый и косится на Армина, но тот в лице почти не изменился. Лишь молча хлопал светлыми ресницами и смотрел на покрывающийся по краям тёмной корочкой блин.
— Извини, — Леви говорит почти искренне.
— Ничего, — мальчишка мотает головой. — Это очень давно было.
Леви снова переворачивает блин и поглядывает на застывшего Армина.
— Ешь, а то остынет.
— Так это вам.
— На двоих хватит. Не заставляй меня запихивать его тебе в глотку.
Армин как обычно не перечит, тянет сахарницу ближе к тарелке.
— У меня, правда, масла сливочного нет, только сахар.
— И почему я не удивлён, — мычит Леви в ответ, вываливая готовый, ровно прожаренный блин на тарелку.
— Вам сахаром посыпать?
— Нет.
— Тогда один вам, — мальчишка берёт блин кончиками пальцев за край и сворачивает сначала вдвое, а потом в треугольник, — и один мне, — тянет тихо Армин, сворачивая и второй блин, посыпав его предварительно сахаром. — Давайте я дожарю, а вы душ примите.
— Было бы неплохо. Справишься? — Леви смотрит на мелкого с недоверием.
— Я попробую.
— Подгорать больше не должно. Помешивай только каждый раз.
— Понял. Сейчас принесу вам полотенце.
Леви краем глаза наблюдает, как Армин в проёме распахнутой двери роется в верхних шкафчиках и продолжает своё дело. Мальчишка становится на цыпочки, отрывая розоватые пятки от пола, весь вытягивается, отчего подвёрнутые лёгкие штаны бежевого цвета ползут вверх, открывая ещё больше светлую кожу ног, которая, кажется, не видела солнца очень давно. Хлопчатая широкая рубашка тоже задирается, и из-под неё выглядывает поджатый, чуть впалый живот. Ткань облегает его по-мальчишески ещё узкую спину. И если бы Армин был девушкой, то Леви отметил бы, что у него осиная талия, любая обзавидуется. Но Армин — мальчишка. И его талия болезненно тонкая.
Аккерман запоздало вспоминает про подгорающий на сковороде завтрак, морщится и ругается про себя, переворачивая блин на другую сторону.
Леви принимает горячий душ и чистит пальцем зубы, надевает вчерашние вещи, морщась — что поделать, других нет.
Когда он возвращается на кухню с зализанными назад волосами, на столе его уже ждал завтрак: тарелка с немного подгоревшими блинами, чашка горячего чёрного чая, ну и сам Армин, забравшийся на стул с ногами, уже привычно широко улыбающийся ему.
Леви садится напротив, отмечая, что блины мальчишка и не начинал есть.
— И что сидишь? Ешь давай.
— Вас ждал.
Леви смотрит на мальчишку странным долгим взглядом, как на местного блаженного. И его добрый открытый взгляд наталкивает на мысль, что ему никто никогда не готовил завтрак — мать не в счёт, хоть он почти и не помнит жизни с ней — и уж тем более его никто никогда не ждал к столу с утра. Перед занятиями готовил он и на себя, и на Микасу, так как раньше вставал.
— Чего лыбишься?
Армин качает головой и опускает взгляд к своей кружке с кофе.
Вчерашняя мысль, что жизнь выходит из привычной, выработанной долгим временем, колеи, возникает снова. И хоть мелкий его побаивается и стесняется, для него теперь Леви не просто знакомый. Для него Леви отныне — надёжный старший, который может помочь. А в глазах Аккермана Армин — это он сам — маленький тощий ребёнок-беспризорник; или Микаса — напуганная и беззащитная.
«Идиот» — думает Леви, делая глоток из чашки, совсем не акцентируя внимания на вкусе.
И кого он имеет в виду — непонятно. То ли Армина, который так доверчиво и открыто смотрит на него, то ли себя, позволившего связаться с незнакомым студентом. И как бы Леви ни отрицал, но Армин — ребёнок, брошенный в этот жестокий мир, такой же, каким был он сам когда-то. И ему совсем не хочется увидеть когда-нибудь эти лучистые светлые глаза напротив такими же, как у него и Микасы — пустыми и потухшими. Он знает, каков этот тёмный путь одиночества, а Армин, пускай и с друзьями, но так же, как и он, переносит всё упрямо в одиночку. Мелкий выдержит всё, он уверен, но прежним светлым человеком останется едва ли.
— Это, конечно, не настолько хороший сорт чая, но он тоже по-своему неплох. Как вам?
Леви, всё ещё отрешённый от реальности, делает ещё один глоток. И чай вполне себе неплохой. Насыщенный.
— Пить можно.
— Дедушка — ценитель хорошего сорта. По мере цен, разумеется.
Мальчишка снова улыбается, но ни к еде, ни к кофе так и не притронулся.
— Я тебе мамка, что ли? Мне тебя кормить надо?
Армин почему-то никак не реагирует на его грубость. Привык или чувствует себя в безопасности на своей территории? Он медленно тянет блин, кусает треть части и запивает.
Дождавшись, пока мелкий откусит ещё раз, Леви тянется к тарелке сам. Вкус немного странный, но есть можно.
— Я написал… Микасе.
Леви поднимает на мелкого хмурый взгляд. Тот поглядывает на него с толикой испуга.
— И?
— Предупредил, что вы у меня. Она вся извелась вчера.
Леви сжимает челюсти до зубного скрежета. Смотрит в своё отражение в кружке. Дерьмо. Он совсем забыл про неё. Она же и правда теперь его ждала.
— Во сколько? — глухо спрашивает он.
— Когда спать лёг, — тихо отзывается Армин.
От его ответа стало ещё хуже. Хотя на что он мог рассчитывать. В другое время он и не смог бы сообщить.
— Вы не злитесь на меня? Простите, нужно было вас спросить…
— Нет, — Леви качает головой. — Ты всё правильно сделал.
— Она дорожит вами. Очень сильно.
— Поучи меня ещё.
— Я вас прошу, хотя бы немного думайте о ней!
— Рот закрыл, щенок! — звереет Леви, услышав повышенный голос мелкого, который, видимо, совсем страх потерял. — Не забывай, с кем ты говоришь. Я тебе не малолетний дружок. Без соплей разберусь.
Армин тушуется, тупит глаза в сторону. Молчит.
И Леви молчит. Медленно успокаивается. А ведь Армин прав. Но и извиняться Аккерман не собирается, потому что это действительно не дело мелкого. И плевать он хотел на его крепкую дружбу с Микасой.
Леви продолжает есть, а мальчишка так и сидит без движения, не поднимая на него глаз. Хорошего настроения как не бывало.
Леви вдыхает побольше воздуха в лёгкие — пряного и тёплого.
— Армин, — зовёт он спокойно мальчишку. Чужое имя звучит непривычно, с едва различимой хрипотцой в голосе.
И Армин ожидаемо отзывается, поднимает взгляд.
— Ешь, — всё так же сдержанно говорит Леви.
Мальчишка на него смотрит ещё с минуту, и что он пытается найти на его лице — непонятно. Но всё же он коротко кивает, решая про себя что-то, и тянется к тарелке.
***
Леви укладывает волосы в ванной перед зеркалом, как всегда на две стороны, делая чёткий пробор ближе к правой части головы, а Армин собирается у себя в комнате. Он хоть и выспался, но синяки под глазами за один раз не сойдут.
Волей-неволей, а настроение снова поднимается, и Аккерман покидает квартиру Армина, признаться, с неохотой. Несмотря на то, что он здесь первый раз, чувствовал себя на удивление легче и спокойнее, чем в квартире Кенни. И почему так — непонятно. То ли потому что это не собственность дяди, то ли потому что знакомая планировка.
Армин запирает квартиру и прячет ключ в кармане тёмно-синей парки. Вчерашняя куртка так и осталась висеть на вешалке. На худых ногах у него брюки и классические ботинки. А вот на Леви чёрные джинсы и толстовка с капюшоном — одежда для выходного дня. И он надеется, что ему никто ничего не скажет про внешний вид. В квартиру он уже не успеет, да и если бы успевал, то не поехал. Встречаться с Кенни сегодня не хотелось ни под каким предлогом.
Армин про велосипед и не заикается, спускается по узкой лестнице следом. Леви обхватывает холодную ручку двери, чувствуя гравировку под ладонью и почти сразу отнимает руку. Дневной свет из окна слабый, и очертания птицы видны слабо. Но их видно, и Аккерман, медленно повернув голову, безошибочно упирается взглядом в дверь. Стандартная, выкрашенная в чёрный цвет входная дверь. Такие едва ли не в каждом третьем подъезде. Дверные ручки с выгравированной птицей, стало быть, тоже могут встречаться, уверяет себя Леви.
— Что-то случилось?
Тихий голос Армина звучит звонко, отражаясь эхом от пустых стен, и возвращает Леви в реальность.
В ответ он медленно качает головой и выходит на улицу.
Час пик, и поэтому в трамвае почти всё забито. Студенты находят место в самом конце вагона. В отличие от Леви, Армин не выспался. Может, и заснули они примерно одновременно, но проснулся Армин много раньше. И Аккерман даже не удивляется тому, что под размеренный ход трамвая мелкого вырубает. И Леви ничего не имел бы против, если бы голова этого недоразумения не упала на его плечо.
Аккерман недовольно косится на светлую макушку и чувствует запах шампуня. В голове проскальзывает совершенно дурацкая мысль — у обоих сегодня один запах на двоих.
Леви двумя пальцами упирается в белобрысую макушку мелкого, давит посильнее, и голова откидывается в противоположную сторону. Армин не просыпается, только поудобнее устраивает голову на спинке, а Леви задумчиво потирает средний и указательный пальцы большим. Мягкие. У Армина, оказывается, мягкие волосы. А он думал, что они у него как солома. Ну, цвет-то точно соломенный.
Он и Армин расходятся в гардеробе, как в тот случайный раз в начале октября. Мелкий скрывается в глубине, бросив на него неопределённый взгляд, но ничего не говорит — всё равно ведь увидятся ещё в кофейне, а Леви идёт на пару.
Ханджи поддевает его замечанием о внешнем виде, и Леви стойко выдерживает навалившиеся вопросы Майка о том, где он ночевал, что от него исходит такое ровное спокойствие. Нанаба промолчать тоже не может, мол, действительно, где был, в кофейне вчера вообще не появлялся. Ханджи хитро поигрывает бровями, оперевшись локтем на его плечо.
— Друзья, а кто видел Петру?
— Отвали, четырёхглазая, — бросает недовольно Леви, скидывая руку подруги с плеча.
***
Армин притаскивается на смену не в лучшем виде — уставший, сонный и раздражённый.
Леви поглядывает на это ходячее недоразумение из-за экрана ноутбука и хмыкает, видя перекосившееся лицо Нанабы. Но не состояние мальчишки заставляет её вызвать его к себе на разговор за дверь.
Леви, полностью поглощённый работой, не сразу замечает, как Армин появляется рядом. Он ставит возле него чашку чая и падает на стул напротив.
Аккерман с удовольствием цепляет ободок чашки пальцами, отпивает крепкий насыщенный напиток. Тот чай ещё не привезли, но и этот тоже неплох.
Мальчишка изображает из себя вселенскую грусть и пустым взглядом прожигает крышку ноутбука.
В том, что Нанаба отстранила мелкого от работы, сомнений нет и быть не может. Ещё и выговор наверняка обеспечила. То-то он сидит убитый.
— На сколько? — спрашивает Леви. Равнодушно, без издевательства и насмешки.
— Пока не заживёт, — тихо выдавливает Армин. — Минимум неделя.
— А как ты думал? С таким-то видом...
— А я никак не думал.
Леви ничего ему не отвечает и продолжает работу, изредка поднося чай к губам. Армин складывает руки на столе, кладёт на них подбородок, всё так же не сводя взгляда с ноутбука. Мальчишка нисколько не мешает, но вопрос — «чего он сидит рядом?», проскальзывает в голове сам по себе.
— Армин, кончай изображать умирающего лебедя.
— А у вас нет работы для меня?
Леви не отвечает. А Армин ответа и не ждёт. Знает же, что если что-то подворачивается, то Аккерман присылает ему тут же.
Хотя, разве что…
Леви выуживает из сумки две тетради. На той неделе он дал Ханджи свои конспекты, но отдала она их в конце дня, забыв, что они у Моблита. Что его тетрадь делала у Моблита, Леви знать не хочет. Но факт остаётся фактом — сегодняшняя лекция была не записана.
— Раз уж тебе делать нечего, а работать неймётся — вот, — Леви кладёт перед мальчишкой раскрытую тетрадь Эрвина с нужной темой, а рядом свою с пустыми листами. — У Эрвина отвратный почерк, и если разберёшь, перепиши мне в тетрадь. А после угощу тебя ужином.
Мелкий оживает и даже улыбается своей широкой улыбкой, принимаясь за работу.
Леви ухмыляется, качает головой. Какой же он ещё ребёнок. И отвязаться от этого ребёнка он уже навряд ли сможет.
***
Кажется, вечернее возвращение в квартиру записано на уже старую, повидавшую жизнь плёнку, которая запускается изо дня в день каждый раз. Входная дверь тихо щёлкает замком, и Микаса выглядывает из освещённой кухни. Здоровается как всегда тихо и спрашивает, заварить ли ему чая.
Леви снимает куртку, разувается.
— Она дорожит вами. Очень сильно.
Голос Армина проскальзывает в голове, и Леви, выдохнув, тихо отвечает:
— Завари. И… — Леви вытягивает руку, показывая небольшой пакет со стропвафлями*, купленных в «Зерно и лист». — Тебе нравится карамельная начинка?
