Lost in Paradise

Приглушённые звуки, разносившиеся где-то далеко, тупым эхом отражались от толстых стволов вечнозелёных. Перед глазами плыло, стало трудно дышать. Призывные возгласы озверевшей толпы были до боли в костях знакомы; они проникали сквозь кожу, въедались в мясо острыми клыками. На секунду силы покинули тело, превратив его в безвольное чучело. Не было желания шевелиться, хотелось просто парить над землёй, тихонько раскачиваясь в воздухе. Но чем ближе была толпа, тем быстрее ко мне возвращалась способность мыслить здраво. Адреналин забурлил, ударяя в виски мелким тиканьем, и, осмотревшись, я поняла, что мой Винчестер мирно покоится на сырой земле, а пистолет бережливо припрятан в рюкзаке за моей спиной. Из бокового кармана джинсов я достала складной нож — нужно выбираться как можно быстрее, или, как минимум, добраться до оружия. Дотянуться до верёвки на моих ногах было дело непростое. Честно говоря, почти невозможное. Помимо того, что голова шла кругом, рюкзак на моей спине сейчас весил целую тонну. С ним мне никак не скрутиться и не подтянуться к ногам, поэтому я решила его скинуть. Как бы там ни было, если успею спуститься вниз, то ничего с ним не случится, а если не успею — какая тогда разница. Однако прежде я вытащила мачете из бокового крепления на рюкзаке — было очевидно, что складной нож не поможет. В моём положении дотянуться до пяток было задачей непосильной — тело истощено, и пусть на мою долю выпало множество испытаний, закаливших не только характер, но и ловкость, в данной ситуации положение моё плачевно. Ловушка оказалась добротной — так просто этот канат не перерезать. Но чем ближе были дикие звуки толпы, тем больше это стимулировало меня двигаться быстрее. Адреналин в крови подскочил до максимального уровня, дыхание сбилось, руки дрожали от страха. Да, мне было страшно. Всё-таки зря я стреляла. Один меткий взмах мачете — оружие точно попало в верёвку, выскользнув из руки. Хотя это было незапланированно, но очень действенно. Моё тело как мешок свалилось на землю. Боль в плече от удара пронзила всё тело, тупая и невыносимая. На несколько секунд я опять впала в вакуум, но всё еще повторяла себе, что нужно двигаться. Рюкзак и ружьё на месте. Убежать мне уже не удастся, но есть возможность отстреляться. Хотя у них тоже наверняка есть оружие. Я попыталась встать, но каждое движение приносило боль. Чёрт-чёрт! Только этого мне не хватало. Сломанная рука — это самое худшее, что могло произойти. Врачевателя мне вряд ли отыскать, остаётся надеяться, что всё само срастётся. Пусть и как попало, но хоть как-то. Без руки нельзя рыбачить, сложно устраивать лагерь, первое время боли не будут давать покоя — не сдохнуть бы ещё и от этого. И, в конце концов, если эти подонки меня догонят, или же мне ещё встретится кто-то на пути, то я не смогу держать Винчестер. А самое главное — это безопасность. — Так-так, — сладковатый напев в голосе продирал до костей, и у меня остановилось сердце. Листья и тонкие ветки хрустели под подошвой тяжёлых ботинок. Он обходил неспешно, растягивая минуту своего триумфа. Я быстро окинула место в поисках оружия — оно было слишком далеко, не дотянуться рукой, а если ринуться, то этот подонок слишком близко ко мне. Здоровой рукой нащупала в кармане перочинный ножик, просчитывая мысленно схему удара. Если получится, то можно полоснуть ему бедро, лезвие короткое, даже если воткнуть, то сильных повреждений им не нанести, но по крайней мере появится возможность добраться до Винчестера. А если удастся попасть в артерию, то будет совсем неплохо. Однако все мои планы были разрушены появлением ещё троих парней. Мне даже страшно было поднимать голову и смотреть на них; я продолжала сидеть на земле, уперев колени в мокрую грязь, и не шевелилась, как овца на заклание. Рука ныла, я поддерживала её другой, но сейчас никак нельзя терять сознание от боли. Нужно быть начеку. Умом я уже понимала, что это моя последняя остановка, но сердце всё ещё лелеяло надежду выкрутиться как-то и сбежать. Глупо. Никогда нельзя полагаться на чувства и интуицию. Только чистая логика и мозги, при условии, если они есть, — это то, что не даст погибнуть. И нынешняя ситуация как никогда подтверждала мои мысли. Глупая сердобольность к гигантскому уроду толкнула мою жизнь на край пропасти. И, если слушать разум, то сейчас я умру. Оставалось надеяться, что кончина моя будет стремительной, на что рассчитывать не приходилось. Я прикончила несколько парней из этой шайки — милости мне не получить. Если их обуяла безумная месть, то меня порешат прямо здесь, если же инстинкт размножения сильнее подпорченного самолюбия — приберегут меня на несколько дней. И, думаю, выберут они второе. Тот, что первым меня догнал, присел напротив на корточки, и, хотя я не смотрела, кожей чувствовала его злорадную ухмылку. Грязные пальцы из рваных дыр на вязаных перчатках потянулись ко мне и коснулись щеки — я машинально отвернулась, нервно сглатывая. — Кто тут у нас? Меткий стрелок? — Что ты с ней возишься? — прорычал один из банды, и я почувствовала холодный металл дула пистолета сквозь нетолстую ткань шапки. — Надо прикончить её и всё. — Стой-стой, — с улыбкой сказал «рваные перчатки» и отвёл от меня руку с пистолетом. Его голос был мягким, почти успокаивающим, и от этого кровь стыла в жилах. — Спустить курок ты всегда успеешь. А вот её мы лучше заберём с собой. Он поднялся на ноги, так и не получив от меня даже взгляда. Значит, решили тащить меня в свой лагерь. Нетрудно догадаться, что там может ожидать, но, вопреки плачевной ситуации, всё-таки в душе появилась надежда. Хотя, опять же, рассуждая логически, лучшим вариантом была бы пуля в лоб прямо сейчас. Двое из шайки подошли и грубо взяли меня под руки — невыносимая боль обожгла всё тело от плеча до пальцев ног. Я не сдержалась и взвыла, опустилась обратно на колени, потому что всё вокруг стало расплываться и теряться. Уши заложило, но злорадный смех пробирался даже сквозь плотную глухоту. Опять рваные перчатки. Он ткнул меня пальцем в ушибленную руку, чтобы проверить. Я сомкнула челюсти, не давая ни единому звуку выйти из себя. И, кажется, только сейчас стала осознавать, насколько всё плачевно. Меня снова подхватили, но теперь уже крепко держали за одну руку, как сказал «рваные перчатки», чтобы я не потеряла сознания и тем более не померла от болевого шока. Ну да, я им живая пока нужна. Это потом можно со мной расправиться и съесть. Голова ужасно болела, перед глазами только разноцветный калейдоскоп, мутный, как сквозь запотевшее стекло, лишь преломляющиеся лучи света изредка жгли глаза. Мне казалось, что время растянулось, шло медленно, словно кто-то хотел продлить минуты перед пыткой. Не знаю, сколько мы шли, но ближе к их лагерю я стала приходить в себя. Ничего особенного: кривые шалаши из веток, чёрное пятно посередине — место для костра. Натянутая верёвка между двух палок держала несколько рыб. Навскидку можно предположить, что пришли они сюда недавно и не успели обосноваться, либо же они долго не сидят на месте и постоянно кочуют. Или третий вариант — они просто хреновые «хозяева», привыкшие решать всё силой, пистолетом и количеством людей. Всё-таки от целой толпы придурков не так легко сбежать, а держаться вместе намного удобнее. И когда кажется, что в руках много власти, то начинаешь терять бдительность. Долго любоваться аскетичной атмосферой быта местных живодёров мне не пришлось: один из моих надзирателей швырнул меня на землю, и хотя удар пришёлся на здоровую руку, больная невыносимо заныла. Я вся скрутилась, поджимая ноги под себя и глядя на грязное месиво — не было желания поднимать глаза вверх, мои движения были инстинктивными, мозг даже не успевал обдумать и принять всю патовость ситуации. Я загнана в угол, мне некуда бежать. Меня снова повалили на землю и волоком потащили куда-то. Непромокаемая куртка, которую мне удалось снять с одного из трупов около месяца назад, измазалась в грязи полностью. Мои смехотворные попытки вырваться только усиливали агонию — я не могла помочь себе руками, так как приходилось придерживать ушиблённую руку под локоть, но барахталась ногами, стараясь врезаться ботинками глубже. Твёрдая шершавая поверхность коры неприятно ощущалась затылком даже сквозь шапку. Меня привязали к дереву, плотно обтянув верёвку вокруг, и на всякий случай затянули её на шее, чтобы я почувствовала себя животным. Трупный смрад поднимался вокруг этого места, плотной прозрачной пеленой окутывая радиус. Меня почти вывернуло, да вот желудок пуст. Этот запах мне знаком — он въелся в мою кожу, как тюремная татуировка. Все обочины вокруг дорог в своё время были усеяны трупаками; люди пытались вырваться из города, из эпицентра, но зараза настигала их везде. Правый ботинок упирался в чью-то кость — крупная, видимо бедро. В том, что останки человеческие, не было никаких сомнений, их я могу с лёгкостью отличить от животных, даже не имея специального образования. Жизнь — самый лучший учитель. Да и гниющий труп недалеко от меня подтверждал мои мысли. Люди — самая лёгкая добыча. Для такой весёлой компании поимка человека не составит труда. А если это один из зомбаков, то тем более. Они в основном совсем как дети, вроде что-то соображают, но адекватность уже безвозвратно потеряна. К тому же большинство из них безобидные. Люди тупеют, животные умнеют. Может, природа восстанавливает баланс в этом мире? Какими крамольными бы ни казались мои мысли, но первое, что пришло в голову при виде трупака — ужасная растрата ресурсов. На нём ещё килограммов двадцать мяса осталось, а его бросили гнить. Сама я никогда не охотилась на людей, не подбирала их останки с целью насытиться. Не могу назвать себя белой и пушистой в вопросе каннибализма: вероятно, когда-то мне приходилось пробовать человечину, но об этом я узнавала либо позже, либо вообще не узнавала. Однако эти ребята явно целенаправленно охотятся на себе подобных. И возвращаясь к моим мукам совести по поводу убийства представителей вымирающего вида — может, и не зря я спустила курок. Мир чище сделала. Да и спасла несколько предполагаемых жертв. Да я герой, что уж скромничать. Мне б медаль на грудь, хотя бы посмертно, да кто оценит? По всей видимости, обосновались они здесь приличное время назад, — теперь разглядеть обстановку удалось лучше, — обустроили свой «домашний уголок» с укрытиями от дождя в виде крыши из еловых веток и плотного пластика, отдельного туалета — чуть поодаль на двух колышках висела верёвка с красным флажком. Как мило. В любом случае, у таких «продуманных» парней должно быть место для хранения своей добычи. Я бы вырыла погреб в земле, тем более что температура в этом регионе довольно низкая. В конце концов, можно было бы завялить мясо, сварить бульон из остатков и потрохов, кости пустить на холодец… Казалось бы, всего каких-то пару лет назад такие мысли бы ввергли меня в ужас, однако сейчас в этом нет ничего зазорного. Они ведь уже всё равно убили этого человека, съели его частично, так зачем же так бездарно расходовать остатки? Умом эти парни не блещут, сразу видно. Мой рассудок начал уплывать куда-то вне этой галактики. Нестерпимая боль в плече не давала покоя, дразня голосовые связки закричать что есть сил. Теперь, когда моё тело находится в покое, я понимаю, что моя рука совершенно нерабочая. Мне бы в самую пору начать предпринимать попытки по побегу, но шансы минимальны. Во-первых, солнце уже светит ярко, видно всё как на ладони. Во-вторых, помимо того, что надо валить как можно быстре, а с «подбитой» рукой это сделать трудно, так ещё необходимо отыскать свой рюкзак. Без него полуживая я вряд ли протяну долго. Загнусь где-нибудь недалеко под кустом. Ладно, не будем паниковать. Мой перочинный нож всё ещё в кармане — эти идиоты даже не обыскали меня. Здоровой рукой я нащупала отверстие в карман — уже неплохо. Верёвка не толстая, такую можно легко перерезать. Если прикинуть, можно и без рюкзака сбежать. Либо придётся затаиться в лесу, дождаться ночи и выкрасть мои вещи обратно, либо же чесать отсюда куда глаза глядят. Если я наткнулась на толпу людей, значит сбилась с пути и вернулась к большой дороге. Это очевидно: глубоко в лесу им делать нечего, проще держаться основных мест — магистрали, города, да и любых населённых пунктов. Инстинкт всё ещё заставляет нас кучковаться в стаи, да и в таких местах можно найти много чего полезного. Например, случайно проходящего мимо «туриста», которым можно полакомиться. Выживает сильнейший. Пока правой рукой мне удавалось незаметно подрезать верёвку, я следила за этими парнями в оба глаза, чтобы быть готовой. Если что, можно и перочинным ножиком зарядить. Если попасть в глаз, то появится возможность очистить мир от ещё одного морального урода. Парни столпились вместе чуть поодаль, один из них активно размахивал руками. Видать, это тот, что хотел меня сразу пристрелить. Эх, зря послушался «рваных перчаток», надо было пришить меня сразу. Белокурый длинноволосый стоял ко мне спиной и только кивал головой. Видать, их вожак. «Рваные перчатки». И ещё двое — те, что волокли меня, видимо. Итак, значит, всего их было человек девять. За последние шесть месяцев это первая большая группа людей, встретившаяся мне на пути. Обычно не больше пяти. А тут целый клан. К моему удивлению, через считанные секунды верёвка ослабла — мне удалось перерезать её. Теперь надо двигаться быстро. Сбросив с себя «оковы», я рухнула на землю и ползком на одной руке начала пробираться сквозь груду костей. Здесь, наверное, человек пять, не меньше, захоронено. Не понимаю, как они не чувствуют этого смрадного запаха, да и чёрт с ними. Пусть хоть загнутся здесь. Надежда снова обрести свободу, снова жить как прежде, вспыхнула во мне, как облитый бензином стог сена. Это опасная вещь в сегодняшних условиях, ей нельзя доверять. Чаще всего надежда тебя обманет. Мои мысли воплотились в жизнь, когда я почувствовала чью-то руку, схватившую капюшон. Дышать стало трудно — от натягивающегося воротника на моём горле и ужасной боли в плече. Не было возможности повернуться и заглянуть страху в глаза, но меня волокли за ноги обратно. Я пыталась бороться, цепляться, впиваться когтями свободной руки в рыхлую землю, в чьи-то гниющие останки. Единственное, что удалось мне сделать — по дороге схватить отколотую кость. Я умру. Это факт. В мученьях. Это предположение. Есть возможность прихватить с собой ещё парочку и надежда, что из-за радикальных действий меня пристрелят на месте. Опять надежда. Моё тело бросили и перевернули лицом вверх. «Рваные перчатки» подошёл неспешно, на грязном лице сквозь густую рыжеватую бороду прорезалась полуулыбка. Он больше смахивал на скандинавского дровосека. Странные у меня мысли сейчас. — Вздумала сбежать, да? — напевал «рваные перчатки». — Детка, ты отсюда теперь никуда не денешься. Он протянул ко мне свои грязные пальцы — впрочем, моё лицо сейчас было не чище, — но коснуться так и не успел. Через секунду из его шеи торчала кость. Злая ирония — злодей умрёт от кости убитой жертвы. Для верности, и движимая приличной долей адреналина, я вытащила своё оружие и снова вонзила, в грудь, поглубже. Хотя это скорее меня накрыл приступ агрессии из-за себя и всего увиденного. Ужасная ненависть и животное желание выжить. Сквозь чащу леса я слышала голос моей сестры, которая звала меня, нуждалась во мне. И голоса всех тех, кто был убит не от вируса, а от таких же варваров, как эти. Мы вымираем. Можем ли мы позволить себе начать есть друг друга? Это в разы, в миллионы раз кощунственней, чем когда нас было миллиарды. «Рваные перчатки» выпучил глаза, кровь густой струйкой сбегала из уголка рта, теряясь в дебрях бороды. Видать, его подельники прибывали в шоке, раз никто ещё не спустил курок. Из рваной раны на горле хлестала тёмно-багровая кровь. Я с интересом следила за этим, мой рассудок на время отключился. Самое приятное — то, что последним увиденным в этой жизни для «рваных перчаток» буду я. Девчонка, которая перебила половину их стаи и таким жутким образом прикончила главаря. Хотя, что тут жуткого? Обычное желание выжить. Думаю, что это ещё цветочки, по сравнению с тем, что могли вытворять эти подонки. Наконец-то кто-то из толпы — хотя это сложно уже назвать толпой, осталось всего несколько человек, — очнулся и хорошенько приложил меня прикладом по голове. Оно и к лучшему. По крайней мере я не замечу, как умру. Так почему-то мне думалось. Всё вокруг плыло, боль в плече резко усилилась — либо меня волокут куда-то, либо пинают. Горло сковало, трудно было дышать, но всё тело обмякло и я не могла уже дать отпор. Перед глазами плыли макушки деревьев, устремляющиеся вечно ввысь. Такие острые и лёгкие на самом верху. Мне так кажется. От сильного давления на груди и шее кислород перестал попадать в мой организм. Кто-то уселся сверху и начал душить меня. Приподнял от земли и опустил обратно, чтобы моя голова встряхнулась как следует. С бёдер сползают штаны, рваными движениями — ну а зачем уже нежности, коли моё место будет там, рядом с гниющим трупаком. А пока я жива, нужно выжать из меня как можно больше. И всем уже плевать на ещё живое тело главаря, никто не спешит ему на помощь, всех обуяли инстинкты. Я почти не чувствовала, что происходит в нижней части моего тела, от груди и выше на меня наваливался кто-то, и единственной целью всего организма стала попытка набрать воздуха. Хотя, если отстраниться от всего этого, есть нечто благородное в моей смерти. Шесть погибших каннибалов, уносящих жизни вымирающего поколения. Чище станет на земле, это точно. С хрипом мне удалось вдохнуть полной грудью, когда давление исчезло. Горло болело, сжалось до тонкой трубки, но те крупицы воздуха, которые мне удавалось втягивать, стали новым запалом к жизни. Всё вокруг летало, суетилось, крики, вопли — я не понимала, что происходит, с трудом различала отдельные детали. Острые макушки деревьев всё ещё покачивались на мутном небосводе, исполняя ритуальный танец под такт ветра. И сейчас, именно в эту минуту, я по-настоящему ощутила, как нестерпимо устала. Вот так бы лежать, созерцать бессмысленный пляс кедровых веток и навсегда позабыть об ужасе вокруг меня. Надо мной пролетает чьё-то тело, какое-то неестественно скрученное — видать, что-то сломано. И прекрасный вид заслоняет уродливая зелёная морда, кричащая мне что-то. Но я уже не слышала, закрыла глаза и чувствовала, как ветер несёт меня над землёй куда-то в другие миры.