Fallout: Equestria. Первый Разведывательный

      После посещения летающей машины Пурпулетоп строго настрого запретил молодому жеребцу говорить остальным жителям, что он видел. Вернувшись домой Дасти Хувс тут же завалился спать, но долго не мог сомкнуть веки. Как только он закрывал глаза, перед ним представала оскаленная рожа чёрной твари и жукопони прилетевшие на штуке, называемой самолётом. Лёжа в темноте и слушая ровное дыхание спящих братьев и сестёр Дасти Хувс глядел в потолок, а под шерстью пробегали мурашки, когда фантазия его изображала картины как чёрные существа с жутко светящимися синими глазами в серых шинелях карабкались по стенам, проникали в посёлок и нападали на спящих жителей.       Уснул жеребец только утром, но выспаться ему не дала мать, ближе к полудню она растолкала его и отправила помогать отцу в поселковый амбар перебирать репу и сушёную рыбу. Ночные кошмары начали отступать перед ежедневной рутиной и радующийся этому Дасти Хувс выскочил за порог со своей сумкой и потрусил по улице. День был почти безоблачный и пони уже не вспоминал про насекомоподобных тварей.       В амбаре жители Стойловска хранили не только урожай корнеплодов и высушенную рыбу, но и всё то, что выменивали у торговых караванов. Для иных продуктов у них был исправный холодильник — то немногое, что осталось у них от Стойла. Отец Дасти Хувса уже несколько лет посменно работал кладовщиком, у него даже была самая настоящая амбарная книга и карандаш. Как раз в тот момент, как земнопони открыл двустворчатые двери амбара, его отец — крупный жеребец с кьютимаркой в виде кусочков сланца в которого сын пошёл серой мастью — насыпал в перемётную суму вдове Бурмонт репы и сделал пометку в книге.       — А вот и наш спящий богатырь! — выпустив карандаш из зубов воскликнул Шеил Рабл. — Так что там стряслось у этих жукомордых? Наш Старик Репкин отмалчивается и говорит про вечернее собрание.       — Да ничего, пап, — пропустив вдову он опустил свою сумку на пол и направился к сваленным в углу мешкам с репой. — У них там что-то с самолётом случилось.       — Самолётом? Вот как эта штука их летающая называется, — отец взвалил на спину сына два мешка, тот потопал к паллетам на которых мешки стояли ровными рядами.       — Так товарищ председатель сказал.       — А я думал ты это в своих книжках прочитал.       Дасти Хувс спустил ношу на паллет и вернулся обратно.       — А вот твой друг говорит, что у них там настоящая паника была.       — Это Тисэл Спайн что ли? — буркнул сын. — Нашёл кого слушать.       — Значит он выдумал и то, что вас со Стариком Репкиным в этот их самолёт пустили.       Земнопони вздохнул и жалобно посмотрел на тёмно-серого жеребца.       — Пап, ну не могу я рассказать. Я слово товарищу председателю дал.       — Ладно-ладно. Ждём вечера, значит, — жеребец взвалил на него очередной мешок.       Больше отец его ни о чём не спрашивал, Дасти таскал мешки с репой. Он перетаскал мешков пятнадцать, пришёл ещё один житель, кладовщик наполнил сумку кобылки репой, но через несколько секунд, как она ушла, дверь снова открылась.       Внезапно раздался голос на языке, на котором говорили жуко-пони. Высыпавший на пол свежую репу, для того чтобы просушить и перебрать, Дасти Хувс замер с мешком в зубах. Он смотрел на розовую единорожку в комбинезоне и с перемётными сумками. Гостья хлопала голубыми глазищами переводя взгляд с кладовщика на его сына и обратно. Она вновь произнесла что-то на своём странном языке, не понимая почему с подозрением рассматривающий её жеребец с карандашом в зубах молчит.       — Сын, ты понимаешь, что она лопочет?       — Нееее.       Она определёно была с того самолёта, но определёно она была пони, а не жуком. На короткий момент Дасти Хувсу почудилось, что это это всё обман и перед ним насекомоподобное существо облачённое в искусственную розовую шкурку с застёжкой-молнией на животе или спине. Ночные кошмары вновь возникли в голове земнопони, пока он таращился на посетительницу. Он потряс головой и страшное наваждение улетучилось.       — Вам что-то надо, уважаемая?       Посетительница внимательно оглядела мешки с репой и подвешенную на верёвках сушёную рыбу, заметив холодильник указала на него копытом.       — Если хотите что-то, то с чужаками у нас принят бартер, — сказал Шеил Рабл. — БАР-ТЕР. Понимаешь? Обмен. Ты мне, я тебе. Ясно?       Кладовщик указал на холодильник, потом на единорога, а затем на себя. Та продолжала хлопать глазищами.       — Лягать меня, как сложно, — жеребец потёр лоб копытом, подошёл к холодильнику и открыл его. — Ну, вот.       При виде разноцветных коробочек и баночек уши у гостьи встали торчком, а в глазах читался восторг. Она подошла поближе и чуть ли не физиономией залезла внутрь, но кладовщик вежливо оттеснил от холодильника.       — Сначала покажи что у тебя есть.       Единорог что-то быстро и возбуждённо заговорила, сняла телекинезом сумки и вытряхнула всё содержимое на пол. Среди мотков проводов, непонятных коробочек и всякого хлама земнопони заметил набор рожковых ключей без следов ржавчины. Из груды хлама единорог телекинезом вытащила фоторамку и ткнула под нос Шеил Раблу, сказав два непонятных слова. В рамке была фотография существа, которое в чём-то походило на жуко-пони, но в тоже время сильно отличавшееся от них. У неё были грива, совсем как у пони и зрачки, причём фиалкового цвета, пропорциями она походила на тощую долговязую кобылу с непомерно длинным рогом, которую нарядили в глупое бордовое платье со всякими разрезами и вставками, обшитое золотом и всякими рюшками. На курносой мордочке несчастной застыло выражение крайней растерянности и испуга. На голове жуко-пони был обруч, возможно серебряный и, вполне вероятно, она была королевской особой, тем более сидела она на стуле с атласной подушкой и резной спинкой, который мог быть троном.       Кладовщик отрицательно покрутил головой и указал ногой на набор ключей. Посетительница радостно закивала, вытащила теленинезом не только рожковые ключи, но ещё и шуруповёрт, приспособленный для удобного хвата копытом, похожий на те, что жеребец видел в довоенных магазинных каталогах и положила их перед Шеил Раблом.       Всё это время его сын стоял в стороне и мусолил во рту угол мешка, не замечая земляного привкуса. Всё его внимание было сосредоточено на вещах, которые принесла розовая единорожка, стоило ему только взглянуть на них, как все страхи улетучились, на их месте возникло любопытство, с каждой секундой оно становилось сильнее. Мотки проводов в разноцветной изоляции свернутые в мячики, тряпица с приколотыми к ней значками, стеклянные разноцветные шарики в мешочке, ярко синяя картонка со странными надписями и пегасом надувающим пузырь изо рта и набор открыток. Всё это для отца Дасти Хувса было просто хламом, он же сам видел перед собой настоящие сокровища, в кучу которых он хотел запустить копыта. Он хотел подойти к хозяйке этих сокровищ, наладить контакт, хотя бы жестами, вот только тушевался каждый раз, когда глядел на неё, сам не понимая почему.       Кобылка показала как включается шуруповёрт и как менять амальтитовые энергетические стержни. Получив вдобавок пару стержней, кладовщик пустил её к холодильнику и она тут же принялась изучать содержимое. Телекинезом она подняла алюминиевую банку с красочной, но непонятной для неё надписью «Энергетик Рампейдж», рядом с которой была изображена пони с чудными красными полосками, выпученными глазами и неестественной деревянной улыбкой. Не устроили её и банки консервированных бобов с томатами, а вот бисквитный торт с глазурью сразу же привлёк внимание. Она обернулась к кладовщику, указывая копытцем на торт в прозрачной пластиковой упаковке.       — Пап, — увидев чего хочет гостья сказал Дасти Хувс. — Но этот же торт мы на день рождения…       — И без тебя знаю, — оборвал его отец с горечью смотря на шуруповёрт лежащий перед ним на полу, а потом отрицательно покачавший головой. — Нет. Не продаётся. Понимаешь? Нет.       Уши единорожки сразу опустились и она поникла. Её печальный взгляд не трогал Шеил Рабла, ему было жаль, что такие отличные инструменты уходят у него из копыт, но день рождения младшей дочки был важнее инструментов. Он полтора месяца не отходил от наковальни выковывая броню для караванщика, который обещал достать самый настоящий бисквитный торт.       — Нет, — повторил серый жеребец.       С несчастным видом пони сгребла свои вещи в сумку и направилась к выходу. Напоследок оглянулась, но кладовщик уже не глядел на неё, повернувшись к ней спиной, он схватился зубами за мешок с репой, с лёгкостью поднял его и потащил к остальным. Ещё раз вздохнув, она открыла дверь и вышла на улицу.       Опустив мешок и сплюнув грязь, Шеил Рабл в задумчивости уставился на холодильник, потом перевёл взгляд на сына, который раскатывал по полу репу.       — Сын, у нас же ещё заварные пирожные есть.       Тот растеряно посмотрел на отца, сокрушаясь, что гостья с кучей интересных штуковин в сумке ушла, а он так и не решился подойти к ней.       — Что?       — Говорю — у нас ещё пирожные есть. Возьми коробку и дуй за этой рогатой, выменяй хотя бы ключи.       — А почему я?       — Да она такая же как ты барахольщица, так что общий язык найдёте. Давай быстрее, пока она не ушла.       Вытащив за узелок картонную коробочку, перевязанную бечёвкой и со своей гремящей содержимым сумкой на боку Дасти Хувс выскочил наружу. После полумрака амбара, он прищурился от яркого солнца перевалившего через зенит. Оглядевшись он заметил розово-жёлтый хвост, скрывшийся за домом в конце улочки, и рысцой кинулся следом. Без труда догнав единорожку в робе, он замер перед ней, только сейчас поняв, что дальнейшего плана у него нет. Всё ещё держа коробку за узелок он вытянул шею, надеясь что пони поймёт его жест. Она телекинезом подхватила коробку, стоило же ей развязав бечёвку заглянуть внутрь, как на её мордашке появилась широкая улыбка. И пока кобылка что-то быстро и сбивчиво говорила, смущенный жеребец ковырял копытом серую землю. Она ткнула его в грудь, чтобы привлечь внимание, затем указала в направлении ворот, снова что-то сказав. Хотя Дасти Хувс по прежнему ничего не понял, у него появилась уверенность, что единорожка приглашает его к себе в летающую машину.       ***       Утром капитан первого ранга Птероторакс обнаружил себя на койке в каюте со спущенными штанами. На полу десяток пустых бутылок и канистр. Пересиливая тупую головную боль, лежащий на спине чейнджлинг приподнял голову и долго разглядывал перепачканные штаны, повернулся на бок, среди бутылок на полу валялось несколько порножурналов, перепачканных тем же, чем и одежда. Застонав Птероторакс откинулся на спину и поднёс передние копыта к глазам, на правом остались засохшие следы.       — Ну заебись, — произнёс он и тупая боль в голове только усилилась.       Собравшись с силами, он смог скатиться с кровати, прямо на копыта. Дёргая ногами, чейнджлинг стряхнул грязные штаны и ещё раз осмотрел каюту. Такого кавардака в своём жилище капитан не устраивал со времён выпуска из лётного училища. Вспомнив про полёты, Птероторакс извернул шею и расплавил крылья, чтобы лучше их рассмотреть. Повреждённое крыло благодаря лечебным кристаллам восстановилось и не было никакого намёка на недавнюю травму.       Из каюты капитан потащился в душевую. Забыв, что не снял лётную куртку, он включил воду, упёрся лбом в стену, закрыл глаза. Боль становилась просто невыносимой. И пока чейнджлинг стоял под душевой лейкой в тяжелёющей от влаги одежде, вернулись неприятные мысли о погибших товарищах, а за ними восстанавливались воспоминания о прошедшей части ночи после посадки самолёта.       Причиной того, что Птероторакс вусмерть надрался была не только гибель экипажа «Толстушки Мот», но и то, как на него глядела комиссар Максилла, когда он объяснялся перед старшим офицером Враксом. Капитан осознавал, что вину за проникновение противника на самолёт, смерть гражданских и экипажа повесят на него. Тем более чейнджлинг пристрелил гражданского, пусть даже тот был укушен. Входя в палатку бригадира Птероторакс судорожно прикидывал что с ним сделают. Как минимум его бы отправили в «роту прорыва» или посадили бы до конца разбирательства в карцер. А если на месте молодого комиссара был бы матёрый политофицер, то он просто шлёпнул бы из револьвера Птероторакса прямо в палатке. Максилла не сделала ничего из этого, она просто молча разглядывала лётчика, что-то записывая в ежедневник.       Вернувшись в каюту мокрым с раскалывающейся головой, командир самолёта решил, что от мрачных мыслей надо избавиться самым действенным способом — работой. Оставив куртку высыхать на спинке стула, собрав бутылки в мусорный пакет и проглотив несколько ложек настойки на ивовой коры, Птероторакс потащился к сердцу самолёта — отсеку с энергетической установкой и камерой «якоря вероятностей».       Все системы самолёта работали на платах с миззиевыми лампами, которые преобразовывали магическую энергию потокового генератора, единственной зацикленной на себе был только пресловутая установка «якоря вероятностей». Птероторакс прежде чем открыть дверь облачился в защитный комбинезон, накидку со вставками из орихалка, шлем всё с той же защитой из отклоняющего магию минерала и только затем ключом открыл дверь. Заглянув в отсек, наполненный гудением потокового генератора, установленного в отсеке точно по центру, он внимательно огляделся. Ещё ночью перед отлётом чейнджлинг проверил отсек, но не нашёл следов пребывания тут мутантов. С катушек установки, работающей на магии амальтитовых стержней, срывались бело-голубые молнии и тут же исчезали на отрицательно заряженных стержнях покрытых аркаными глифами. Датчик магической радиации на фартуке лишь слегка потрескивал, но Птероторакс всё равно решил осмотреть генератор, даже маленькая незаметная неисправность могла привести ко всевозможным неприятным последствиям. Вооружившись мультиметром, капитан через внутреннюю связь предупредил об отключении энергии на час, подождав десять минут, он приступил к пошаговому отключению установки с настенной консоли. Конечно же здесь была и автоматическая система отключения — дёрнул рубильник и всё, но командир предпочитал делать всё собственными копытами.       На проверку всех систем у него ушло чуть больше часа и генератор к радости пилота был полностью исправен. Затем он направился к переходному отсеку в камеру куда мало кто любил заглядывать. Она была экранирована многослойной защитой и множеством заклинаний, но не от магической радиации, ведь существовали вещи намного хуже.       Транспортные самолёты Гегемонии Гринклифа, сопоставимые по размеру с линейными эсминцами из-за своих габаритов просто не могли подняться в воздух, даже если бы у них было не восемь, а пятнадцать или двадцать моторов. Да и крылья его, каждое из которых в длину было по пять чейнов, развалились бы под своим весом. Своим существованием транспортники были обязаны устройству называемому «якорем вероятностей», у него конечно было и правильное техническое обозначение, но лично Птероторакс называл его «дыркой в действительности» и это было ближе к правде.       Гринклиф своему техническому развитию был обязан королеве Ойрен, которая ещё до Великой Напасти решила сделать из полудиких чейнджлингов, занимавшихся охотой и собирательством, настоящую грозную силу. Краеугольным камнем будущего государства стали три проекта вся суть которых сводилась к шпионажу и похищениям. Агенты-чейнджлинги тащили чертежи военной техники и промышленных станков, алхимических предприятий и техно-магических процессов, похищали учёных, инженеров и педагогов. И всё ради того, чтобы Гринклиф превратился в настоящее государство с которым обязаны были считаться на континенте. Но самой большой удачей для королевы Ойрен стало спасение опального учёного-единорога из Эквестрии. Его можно сказать увели из-под копыт госбезопасности страны.       Именно его нездоровый гений двигал прогресс Гегемонии Гринклифа порождая парадоксальные технические решения. Его предсмертным и пожалуй главным творением стали «якоря вероятностей» — три устройства в кубических корпусах из неизвестного металла. Новоизбранной матке нужны были техно-магические устройства, которые могли изменять действительность, поворачивая любую ситуацию на поле боя в пользу Гринклифа. Этакие талисманы на удачу, которые действительно работали и причём для целых дивизий. Но, как всегда бывало, на практике устройства работали совсем не так как в теории. Все три устройства могли вызывать странные феномены, которые просто не могла объяснить наука. Они могли заставить летать слиток железа, просто изменив его на метафизическом уровне, или заставить монетку всё время падать на ребро, сколько её не подбрасывай. А вот с живыми существами всё обстояло хуже. Во-первых, «якоря» действовали не избирательно и влияли на всех вокруг, во-вторых, ни о какой удаче не могло быть и речи, когда устройства могли превратить любого в живую табуретку или стайку бумажных птичек. Вскрыть корпуса и изучить устройства никто не смог — кубы были сделаны из цельного куска металла без швов или следов спайки. Разрезать или расплавить металл, имеющий аномальные свойства, так и не получилось. В итоге кубы решили убрать куда подальше и о них бы забыли, если не проект сверхсамолётов.       Перед переходным тоннелем на пол была нанесена линия из косых чёрных и желтых полос, на самой двери тоже были предупреждающие об экзистенциальной опасности глифы. Набрав код на консоли, открыл дверь и осторожно переступил через порог. Как только чейнджлинг закрыл за собой дверь он тут же оказался отрезан от всех звуков, в переходном тоннеле царила абсолютная тишина. И это было вполне естественно для «якоря вероятностей», который поглощал звук и свет, именно по этой причине Птероторакс называл устройство «дырой». Дойдя до двери и ощущая во рту железистый привкус он приник ухом к двери, открывать её и осматривать помещение командир самолёта не стал бы даже под угрозой расстрела. Глифы защиты реальности на накидке начали нагреваться и выгорать. По ту сторону холодной двери царила абсолютная тишина, не та тишина которая лишь отсутствие колебаний молекул воздуха, а настоящая тишина, где отсутствуют не только молекулы, но и фундаментальные законы мироздания. Убедившись, что всё в порядке и не произошло разрыва пространства, капитан самолёта в мгновение ока оказался у выходной двери, быстро набрал код и выскочил наружу. Защитные глифы на накидке почти исчезли. Скинув её и комбинезон чейнджлинг убедился, что имеет всё тот же облик и ничего в нём не изменилось, он запустил генератор и покинул отсек. После всего ему жутко хотелось курить, к тому же голова почти прекратила болеть.       Возвращаясь в каюту за сигарами он столкнулся с Вересковой Веточкой, глаза её покраснели от недосыпа, а выражение мордочки у неё было крайне недовольным. Огрызнувшись на чейнджлинга, она потащилась дальше по коридору. Глядя ей вслед командир самолёта припомнил, что почти под утро он, уже выпивший, предлагал переводчице завалиться в его каюту и перепихнуться. Вчера она даже что-то ему ответила на это, капитан попытался вспомнить, что конкретно, но на ум приходила только угроза обглодать лицо. Уже примирившийся с мыслью, что его расстреляет комиссар, он нагнал единорожку и преградил ей дорогу.       — Пошли потрахаемся! — Птеротораксу терять уже было нечего.       Вересковая Веточка таращилась на него долго. Молча.       — Как будто тебе не хочется. Давай.       — Вчера ты говорил тоже самое, — сварливо ответила единорожка. — А когда мы пришли к тебе, мы выпили ещё немного. А затем ты спустил штаны и начал клопать. В конце концов ты уснул с хером в копыте, обкончав штаны и пол.       По морде чейнджлинга не было понятно стыдно ему или нет. Но он судорожно пытался вспомнить правда ли это. Какие-то обрывки воспоминаний этих событий крутились в его голове.       — Я сейчас иду в Стойловск вместе с бригадиром, — продолжила единорожка. — Давай отложим этот вопрос до вечера, как я просплюсь. И на этот раз обойдёмся без выпивки.       ***       Наружу Птероторакс вылетел в прекрасном настроении, даже если комиссар пустит его дело по линии военно-полевого суда, он был готов к этому. Чейнджлинг проверил самые важные узлы самолёта, а вечером его ждал секс с кобылой с неплохим таким крупом. После такого можно было спокойно умереть ни о чём не беспокоясь. Подлетев с ящиком инструментов к верхнему крылу, капитан снял один из листов обшивки и залез внутрь, он собирался отыскать неисправность двигателей. И он не ошибся в своих предположениях — тут внутри крыла везде была зелёная слизь. Подсвечивая себе фонариком капитан внимательно осмотрел проводку и быстро обнаружил поломку — мутанты перегрызли, в том числе и резервные, кабели питания, отчего двигатель левого крыла вышел из строя. Занимаясь ремонтом чейнджлинг не сразу понял, что его зовут.       Выглянув наружу капитан увидел стоящую внизу под крыльями приёмную дочь Вракса. Сказав ей, что лингвист, которую она искала, ушла с бригадиром, он вернулся к работе. Используя кабели от проблесковых габаритов он смог восстановить питание двигателя. Это было лишь временное решение, ведь при полёте слишком тонкий кабель мог просто расплавиться от нагрузки.       Довольный собой Птероторакс уселся на крыло, оглядел окружающую панораму и почесал живот, ему очень сильно хотелось есть, а про комиссара он уже и думать забыл. И в этот момент его внимание привлекли два пони, приближавшиеся к самолёту. Теки Спрокет шла в сопровождении серого жеребца, они о чём то оживлёно беседовали. Парочка и преспокойно поднялась по рампе и скрылась в грузоотсеке самолёта. Капитан спланировал вниз и влетел следом за ними. Только что он стал свидетелем нарушения всех правил режимного объекта. Мало того, что гражданин третьего класса покидал территорию лагеря, так он ещё привёл аборигена. В голове Птероторакса возник, как ему казалось, просто гениальный план. Чейнджлинг собирался доложить обо всём комиссару Максилле, уверенный, что когда начнётся разбирательство с приёмной дочерью Вракса, про скромного капитана самолёта на некоторое время забудут. А затем у комиссара могут возникнуть более важные дела, чем его проступок. Проследив за единорогом и земнопони, убедившись, что они вошли в каюту Теки Спрокет, командир со всех ног бросился в носовую часть самолёта, где располагались каюты старших офицеров.       На его стук Максилла сразу же открыла дверь. Окинула взглядом Птероторакса на котором не было даже головного убора и набрала побольше воздуха в грудь.       — Это что такое, капитан первого ранга?! — маленькая чейнджлинг пыталась говорить с угрожающей интонацией, вкупе с её писклявым голосом звучало это слегка комично. — Вздумали брать пример с бригадира Вракса?! Вы штатский или как?! Немедленно надеть форму и тогда я сделаю вид, что ничего не было!       — Разрешите доложить, комиссар Максилла, — взяв под козырёк заговорил капитан, когда она прекратила кричать.       — Ладно. Докладывайте.       — Мною обнаружено нарушение режима аванпоста Эо Росса, комиссар! Гражданин третьего класса Теки Спрокет провела на борт самолёта гражданское лицо из местного поселения, комиссар!       Максилла тут же исчезла в каюте и появилась через мгновение, застёгивая нагрудную портупею. Капитан последовал за ней, лелея надежду, что в итоге если не забудут, то хотя бы смягчат приговор.       — Капитан первого ранга Птероторакс, — не поворачиваясь обратилась к нему комиссар. — Вы же это делаете не для того чтобы, я отменила разбирательство вашего дела?       — Никак нет. Я делаю это во благо Гринклифа.       — В таком случае на вашем месте я подала бы в суд на собственное лицо за клевету.       Птероторакс замер как громом поражённый. В животе у него возникло неприятное сосущее чувство, какое бывает, когда во сне падаешь с большой высоты. Перед глазами возник образ эшафота с виселицей.