"Изольда"

Это пустой разговор! Много тупых грубых фраз, Внутренний мир мой Смоет с утра унитаз. Мир бесконечно красив, Птицы воспели весну. Добрый читатель, прости, Я не пишу про траву…

Резкое движение правой руки, со скрипом поворачивающей вентель, побуждает старый, местами проржавевший кран с чудовищным ревом изрыгнуть холодную желтоватую воду. Анна как бы обиженно морщит нос и выпячивает пухленькую нижнюю губу, странно, но под её суровым взглядом поток воды вдруг усиливается и принимает нормальный оттенок. Женщина едва заметно ухмыляется, ловко затыкает отверстие в ванне пробкой и грубо срывает тонкую ни один год служившую ей резинку с жиденькой синей косы. Тусклые слабые волосы с трудом закрывают еще красивую смуглую голую грудь. Анна медленно опирается худыми жилистыми руками на пожелтевшую от времени раковину и удивленно окидывает себя взглядом в зеркале. Она красива. Странно, ей уже сорок два года, а она все еще красива. Анне все реже приходится видеть себя такой: без яркого макияжа, с распущенными волосами и без одежды — настоящей. По сути, она всегда наплевательски относилась к собственной внешности, и то, что на нее до сих пор смотрят голодными глазами многие мужчины — всего лишь ненужное ей благо свыше. Анна не ценит свою красоту. Женщина устало закусывает нижнюю губу и делает шаг назад — теперь она может увидеть себя целиком. Те же длиннющие стройные смуглые ноги, тот же завидный тонкий девичий стан, та же высокая грудь — она пьет кровь девственниц по ночам, иначе её застывшую во времени холодную хищную красоту объяснить невозможно. Разве что глаза приобрели какой-то нездоровый красноватый оттенок — последствие никотина или алкоголя — не важно. Странно, но Анна ничем не похожа на свою давно постаревшую мать — деревенскую простушку. Годы безжалостны к женщине, я согласна, но Анна не может назвать её красавицей и в молодости. Вульгарная особа, облепившая себя с ног до головы яркими безвкусными тряпками и побрякушками — такой мать осталась в памяти и на пожелтевших от времени фотографиях. Отца же своего Анна никогда не видела. Что ж, мысли о нем всегда вызывали на лице у женщины улыбку — мать со слезами на глазах рассказывала, как он громко смеялся, выслушивая её опасения о возможной беременности, затем громко кричал и громил все вокруг, а после несколько раз хотел сбежать, но всегда возвращался. В конце концов, он очень обрадовался рождению дочери, так, что напился до полусмерти и издох где-то под забором. Странно, но эта грустная история заставляет Анну смеяться по сей день. Она росла в деревне как трава за окном: никто из близких особо не заботился о её будущем. Мать — еще совсем молодая вертихвостка, наверняка была оттаскана за волосы и отшлепана ремнем бабкой и дедом за неожиданное прибавление в семействе. Она еще хотела наряжаться, часами любоваться в зеркале своим отражением и целоваться под луной с веселыми шумными парнями, а не укачивать ревущего, по неосторожности рожденного ею ребенка. Впрочем, Анна не доставляла молодой матери много хлопот, как будто совсем в юном возрасте осознала, что живет здесь на птичьих правах. Она послушно носила то, что отдавали сердобольные соседки от своих подросших детей, ела все то, чем её кормили — вернее, если не забывали кормить. Анна может быть и потому поздно начала говорить, что никто в семье не хотел её слушать? Она и училась так, что её не за что было хвалить, но и ругать повода не находилось. Девочка могла часами сидеть в старом амбаре, погруженная в собственные мысли — худая, смуглая, растрепанная, в испачканной растянутой футболке, легких шортиках и сланцах. Жаль, Анна не помнит, о чем именно тогда думала, да и важно ли это теперь? К счастью или нет, все эти детские воспоминания теперь воспринимались ею спокойно, без каких-либо старых обид, даже равнодушно. Анна свободно могла говорить, как о жизни в доме матери, так и о вчерашнем дне. Что ж, быть может, в ней не сломалось, а напротив — укрепилось что-то поистине весомое, надежное, например, уверенность только в самой себе? И в том, что она не при каких обстоятельствах не станет заводить детей… Нет! Есть и то, о чем вспоминать было горько, по сей день. Первая любовь? Фу, как это мерзко звучит и выглядит в её памяти! Анне было только четырнадцать лет, но родной дом уже тогда стал для нее настоящей тюрьмою. Отчаянные попытки глупой матери выйти замуж стали иметь последствия в виде часто сменяющих друг друга случайных мужчин и рождения двух её вечно орущих младших братьев. Да, Анна до сих пор не могла выносить их более десяти минут. Взгляды недолговременных отчимов редко задерживались на её фигуре — в свои четырнадцать Анна оставалась таким же худым ребенком с большими оленьими карими глазами. Ничего женского и привлекательного в её облике еще не было. Быть может, это к лучшему. Подобный быт обязывал девочку все реже возвращаться домой, в теплые летние дни Анна обычно ночевала в амбаре: спала на сухом теплом сене, умывалась из кормушек для лошадей, воровала соседские яблоки и груши, гуляла и наслаждалась своей недолгой свободой вволю. Однажды, вернувшись в свое излюбленное убежище, юная Анна застала непрошенного гостя — Джонни Горстена. Он так же был родом из её деревни, но пару лет назад успешно окончил школу и даже поступил в неплохой институт. Что же тогда Джонни вновь делал здесь, решил, наконец, навестить родных? Так Анна наивно предполагала около двух месяцев. Джонни Горстен всегда был среди других подростков белой вороной, он усердно учился, строил смелые планы на будущее, избегал шумных компаний, читал заумные книги, и, кажется, сам считал простых деревенских ребят недостойными его драгоценного внимания. Не удивительно, что юноша часто возвращался домой с разбитым лицом. Родители души не чаяли в своем старшем сыне, возлагали на него большие надежды, которые он оправдать был вполне в состоянии. «Дайте только время, папа и мама, я скоро переверну этот скучный мир!» Жаль, что этого так и не случилось. Джонни не знал Анну, ведь она была младше его на целых пять лет, им даже не довелось учиться вместе в старшей школе. Девочка была удивлена появлением нового человека в её маленьком мире, однако, ничуть его не испугалась. Да и было ли ей чего бояться? Джонни был «никчемным парнем», как говорили о нем взрослые — маленький, щупленький, кучерявый — за такого замуж только по расчету. Он и не стремился завоевывать сердца деревенских девушек, Джонни Горстен всегда преследовал иные цели. Он не выглядел на свои неполные девятнадцать — напротив, его легко можно было принять за рядового восьмиклассника. И это, так или иначе, облегчило возникновение их маловероятной дружбы. Он был всегда таким задумчивым, бледным, угрюмым, казалось, не придет она — юная Анна, Джонни так и просидит в одной позе, глядя в никуда. Возможно, с ней одной он мог поделиться чем-то важным, наболевшим, прекрасно осознавая, что Анна мало что поймет из его слов, но никогда не донесет, не будет над ним смеяться. И Джонни много говорил, о том, как несправедлива жизнь, как жестоки люди, как он мало успел сделать, испытать, увидеть. А Анна только слушала и восхищалась тем, какой он был другой, чистый, образованный, глубокий. Да разве мог он в этом маленьком молчаливом подростке увидеть девушку, девушку так горячо и отчаянно его любящую? Нет, а знал бы Джонни об её сопливых чувствах, так что же ему умирать было бы легче? Да, умирать. Рак в девятнадцать лет, последняя стадия. Джонни и приехал то сюда, буквально в поисках места на деревенском кладбище, только бы последние дни с семьей провести, только бы все слезы излить без посторонних глаз. Анна узнала, вернее, поняла, о том, что Джонни болен поздно — уже в начале августа. Три дня девочка ничего не соображала, не находила сил вернуться в амбар к Джонни, смотреть на него теперь, зная, что он в любой момент мог бросить ее навсегда. Анна ненавидела себя за собственную глупость и слепоту. Она и кинулась в его объятия, не раздумывая, как в воду. Тогда Анне казалось, что эта любовная жертва, если не спасет, то сделает Джонни счастливее. Странно все же, что он её принял, а в прочем, что Джонни было терять теперь? Именно с ним в четырнадцать лет Анна стала женщиной. Подробности здесь излишни. Всего через две недели его не стало, а грязные слухи о потере невинности юной Анны преследовали девушку еще два года. Более она парней к себе и близко не подпускала, но это не могло смыть с нее клейма «деревенской шлюхи». В шестнадцать лет, едва окончив школу, Анна сбегает из дома. Женщина медленно опускается в ванну, откидывая сухие синие волосы назад. Ей действительно еще было, что вспомнить. Работа в придорожном кафе стала самым непростым временем в её жизни. Именно тогда на молодую неопытную Анну обрушилась эта проклятая красота, ставшая причиной многих её страхов и страданий. Каждый второй упырь, считал, что за лишние пару долларов он был вправе ухватить официантку за задницу, или даже позволить себе нечто большее. Именно здесь Анна научилась курить, ругаться матом, драться и защищать себя. Однако это никак не облегчало её положения, другую работу девушка найти не могла, а возвращаться домой? Нет! Лучше уж стать настоящей шлюхой! И, может быть, Боже! Как это страшно теперь звучит! Анна пошла бы и на это, если бы в её жизни не появилась Виктория. Банальное знакомство, которое ожидает услышать каждый из вас: Вики заступилась за Анну, когда вместе с другими байкерами остановилась в этой забегаловке; а после притащила к себе домой, отвесила пару пинков и заставила поклясться, что та больше никогда не вернется к прежнему образу жизни. Анна сдержала слово, и девушки более не расставались. Они жили в одной маленькой бедной съемной квартире около пяти лет, работали вместе в автосервисе, то и дело, цепляя на себе удивленные мужские взгляды. Тут же появилось и фанатичное увлечение Анны мотоциклами, синий цвет волос и жалкая косичка, не шедшая ни в какое сравнение с рыжей гордостью Виктории. У девушек появилась заветная мечта открыть свой бизнес, ради которой они были готовы изо дня в день жрать одни макароны и носить одни трусы на двоих. Об их «особых» отношениях болтали многие байкеры, получившие вместе с отказом хорошую оплеуху, и Анна с досадой отмечала для себя, что не все их слова действительно были правдой. Она действительно была влюблена в Викторию, так как иным чувством это немое восхищение, фанатичное подражание назвать было нельзя. Как жаль, что злые языки все вновь опошлили и обесценили. Ни один из грязных вонючих мужиков в шумном баре не мог любить и дорожить Вики, так же, как бедная Анна. Никто из них так не мечтал быть с ней, как она. Однако постойте, нашелся такой сукин сын! Глэм, видимо, в прошлой жизни был настоящим инквизитором, причем довольно успешным, дослужившимся до определенного сана, и едва ли не причастившемся к лику святых. Иными словами объяснить его страсть к ведьме Виктории было трудно. Чертова дура! Она все разрушила, обесценила их мечты, идеи и многолетнюю дружбу. Анна видела в Вики неоспоримый идеал, пусть и не обладающий достаточным интеллектом, но инстинктивно выбравшим правильный путь. Виктория, также как и Анна не хотела быть всего лишь женщиной: слабой, безвольной, доступной. Она стремилась быть свободной, независимой, сильной. И что она выбрала взамен?! Маниакальную улыбку мужа? Уютный домик в благополучном районе города? Подгузники, сопли, детские слезы и крики? Вики! Что ты с нами сделала?! Анна не могла злиться на Викторию долго, ведь та даже и не поняла, что безжалостно растоптала ее сердце. Девушка, впервые за долгое время, распустит длинные сухие волосы и наденет простенькое синее платье, глядя на счастливую подругу у Алтаря. «Ты ведь должна понимать, что я отпускаю тебя, потому что очень люблю, Виктория? Ты ведь должна видеть, как мне горько смотреть, как ты обрекаешь себя на вечные муки в браке с ним? Нет, ты даже не смотришь в мою сторону и едва ли посмотришь еще!» А позже Анна долго будет отгонять от себя надежды, что этот брак вскоре распадется, что Глэма собьет машина или украдут инопланетяне. Она, подавляя внутреннюю брезгливость, примет из рук подруги её новорожденного сына и поставит на нее в баре последние деньги, чтобы потом случайно услышать по телефону, что Виктория считает единственным другом Бага! Ах, как же Анна рыдала у себя в ванной всю ночь после этих слов, если б ты видела, Вики! Отношения с мужчинами в жизни Анны не складывались по понятным причинам: это не они её имели, а наоборот. Естественно, дело было не в деньгах, Анна была умной женщиной, легко сумевшей найти применение в жизни. Заветный мотобизнес был открыт, пусть и ею одной! Накупивши странных ярких побрякушек и разного рода конфет, которых она никогда не имела в детстве, с первой прибыли, Анна почувствовало опустошение. Да, она легко расставалась с деньгами, порой могла сунуть пару купюр в трусы или карман пиджака, парня, что ненадолго скрасил её холостятское одиночество. Однако такие ребята быстро ей наскучивали. Другое дело Чес, но с ним у Анны, к сожалению, ничего не вышло. Пусть она и ловила на себе его восхищенный влюбленный взгляд, пусть и позволяла дотащить себя пьяную до дома, раздеть и уложить спать. Чес не делал ничего более, с улыбкой приносил ей по утрам крепкое пиво, делился сигаретами, и уходил прочь, прекрасно понимая, что Анне не позволяла гордость попросить его остаться. Да и к тому же, ей попросту не хотелось рушить жизнь бедного музыканта. В последнее время женщину стали посещать еще более странные мысли, связанные… с её нерожденными детьми. Аборты в двадцать лет казались ей, если не чепухой, то неприятной необходимостью, а мысли о детях теперь в сорок, почему-то доводили до слез. Анна не вышла как женщина, не выполнила своего долга по продолжению рода. Она ничему не смогла дать начало, не испытала шевеления ребенка под сердцем, не взяла своего сына или дочку на руки, не испытала материнского счастья. Впервые за долгое время, вернувшись домой, Анна испытала горячее чувство вины, при встрече с постаревшей плачущей матерью. Зря она все эти годы на нее злилась! Женщина и не плюнула на могилу Джонни, как планировала — в горле пересохло от слез. Странное СМС со знакомого номера заставило Анну в спешке схватить полотенце и выскочить прочь. Женщина в последнее время стала еще наплевательски относиться к собственной судьбе, именно поэтому она и допустила эту странную, разрушающую её репутацию историю. Наверное, впервые добровольно пойти к психиатру Анна согласилась бы пару лет назад, однако, как ей казалось, излечилась от недуга бутылкой крепкого виски. В тот день она со злобным оскалом ворвалась в дом Виктории, у женщин случилась нешуточная словесная перепалка, которая кончалась либо дракой, либо походом в бар. Перемирие сегодня было достигнуто без применения силы, и Вики с довольной усмешкой поспешила в гараж, Анна же решила перехватить чего-нибудь съестного на кухне подруги. Женщине вдруг показалось, что она проглотила холодный железный болт, странная, прежде небывалая дрожь охватила её с головы до ног. Красивая тонкая фигура белокурого юноши вдруг обернулась и озарила Анну блеском холодных голубых глаз. Ди тоже замер, как бы в замешательстве, не то смущенный взглядом маминой подруги, не то удивленный, чем-то в её образе. — Ну, где там, твою феминистическую жопу носит, Анна?! — Весело окликнула подругу хозяйка дома. Женщина быстро нахмурилась, как бы давая понять своим взглядом Ди, что если он еще раз встанет у нее на пути, то лишится своего длинного конского хвоста. Парень быстро вышел из кухни. Анна много пила в этот вечер и старалась не думать о том, чего никогда уже не будет в её жизни. В другой раз Анну подрежет на дороге какой-то сопляк на новеньком черном спортивном байке, она лишь запомнит тяжелую светлую косу, тянущуюся следом за наглецом. А то, что это тоже был Ди, Анна узнает чуть позже, от него самого, но эта уже совсем другая история. Гораздо сильнее в её память врезалась встреча в баре, Анна долго лакала легкое светлое пиво, не ожидая беды, пока в бар не влетела шумная пьяная компания. — Тупые малолетки! — Злобно бросит бармен, указывая кивком на ребят, разошедшихся не на шутку. Анна скупо улыбнулась, когда-то и она могла так веселиться, как эти неразумные щенки. Господи! Прости им это пьяное веселье и не обрекай на вечное одиночество! Бармен все продолжал причитать, подсчитывая возможные убытки, а Анна резко прищурилась, парень, которого пыталась выставить обеспокоенная охрана, показался ей безумно знакомым. Да ладно, тихий маленький Ди?! Конечно, он уже не был тем спокойным послушным ребенком, с ранними признаками аутизма, но подобная выходка, наверное, удивила бы даже Глэма и Викторию. Чертовы рыжие гены! Что вы сделали с бедным мальчиком-отличником? Охрана все же позволила Ди помелькать по залу пару песен, но позже выставила взашей. Анна с улыбкой человека, готовившегося рассыпаться злыми шутками, также вышло на улицу. Образ смирно сидящего, едва не посапывающего пьяного в дрова Ди почему-то вызвал у нее умиление. Анна, посмеиваясь, села на корточки возле блондина, с интересом изучая его и без привычного макияжа красивое лицо. Ди едва заметно нахмурился, быстро вытирая, бегущую из носа тонкую струйку крови. — Мне восемнадцать есть — закон не нарушаю. — Ты зачем так нажрался, щенок? — Грубо бросила Анна. Ди криво усмехнулся, не глядя на женщину, аккуратно доставая пачку сигарет. — Ты еще и куришь, сучонок? — Рассмеялась Анна. — С пятнадцати лет, а вы? — Весело спросил Ди, протягивая пачку байкерше. Та брезгливо оттолкнула его руку, затем медленно встала, попутно приподнимая шатающегося Ди. — Из-за бабы что ли? — Поинтересовалась женщина, убедившись, что блондин крепко стоит на ногах. Лицо Ди исказилось не то усмешкой, не то недоумением. — Плоско мыслишь, тетя Анна! — Торжественно произнес парень, — У человека кроме любовных страданий… существуют ни ни ни менее тяжелые душевные терзания. Например, скорбь… — Ты чего младшего брата замочил? — Та нет, этот рыжий гавнюк жив! — Неожиданно возмутился Ди, мысли в его голове явно путались, — Я крысу свою убил. — Чего? — Нахмурилась Анна. — Ну, крысу! Маленькую такую черную… — Странно усмехнулся он, — День в институте не выдался, все бесило, устал страшно… Взял я её в руки, она так доверчиво смотрела, своими глазками-бусинками, и сунул в банку, крышку плотно закрыл. Хех, я ведь двадцать минут смотрел, как она подыхает и ничего не сделал. Ничего не сделал… Знаете, есть в человеке странная особенность — Инстинкт Смерти, сексуально-агрессивное влечение, не слышали? Зигмунд Фрейд, не? Так называемая потребность в разрушении, хаосе, суициде. Мне вот кажется иногда, что мне это Инстинкт Смерти достался сверх нормы… Ты очень красивая, тетя Анна, и потому я бы тебя убил. — Я бы тебя тоже убила, Ди. — Неожиданно ласково призналась Анна, осторожно смахивая с лица парня прозрачную слезинку, — Только тебе домой пора, мать с ума сойдет от волнения. «А ведь он и в правду чем-то очень похож на Джонни?» — думала женщина, теребя конец его мягкой длинной косички. Эта странная связь, неожиданно возникшая между ними, должна была стать их страшным секретом. Ди, лежа подле нее на кровати признался, что мечтает разбиться ночью на трассе. Анна с улыбкой пообещала приходить на кладбище и плясать на его могиле под «System of down». Они смеялись. Анна орала на него благим матом, когда он по два часа крутился у зеркала, заплетая свою обожаемую косичку и подкрашивая глаза. Затем Ди визжал, как ошпаренная свинья, когда Анна неожиданно отрезала кухонными ножницами, спадающую на его глаза длинную светлую прядь. А после они сожгли дотла старый амбар в деревне Анны, женщина, чтобы расстаться с прошлым, Ди, чтобы просто что-то сжечь. А ведь их пугающий дуэт вот-вот раскроют, если не доблестные служащие полиции, то маньяк-Глэм, что намного хуже. Но пока у них есть время натворить что-то еще. Странное СМС от Ди Металла было приглашением в маленькую чистенькую церковь, что находится недалеко от маленькой квартиры Анны. Женщина с опаской пересекла ворота, морально готовясь к тому, что её вряд ли пустят внутрь из-за яркого внешнего вида. Однако, одна из старушек, заметив неловкости Анны, вежливо пригласила женщину вперед. Анна и в прям, заметила Ди внутри, видимо, в нем происходила какая-то сложная борьба. Тот бросил удивленный взгляд на женщину, резинка была забыта в ванной комнате, и волосы Анны беспорядочно лежали на плечах. Ей так лучше. — Знаешь, я тут подумала, — Не дожидаясь обычно-равнодушного взгляда Ди начала Анна, — Мы с тобой оба чем-то больны. Из меня как видишь не вышло нормальной женщины, а из тебя никогда не получится нормальный мужик. Нет, ну серьезно! У тебя даже запах другой, немужской. Мы оба жестоки, и мучаем наших близких людей. Нам стоит держаться вместе, потому что… мы сделаем больно кому-то еще, они обозлятся и станут мстить дальше. Произойдет эпидемия зла. Нам лучше вечно страдать вдвоем, во избежание эпидемии. Что скажешь, щенок? Ди лишь криво усмехнулся, с некой тревогой глядя на несколько маленьких детей, в светлых одеждах, негромко повторяющих какую-то прекрасную церковную песнь. Они уж точно проживут свою жизнь правильно.