Навстречу бушующим волнам.

Отец Бруно расстраивается, осматривая остатки уцелевших сетей, и опускает их на колени с тяжёлым вздохом. - Лучше бы бросил его там, - рычит отец, глядя на клочья на своих коленях. - От сетей почти ничего не осталось, и починить такое рваньё уже не получится. Бруно скорчился. - Я знаю, - говорит он, отворачиваясь к плите, где разогревался чайник. Закипать он будет ещё долго, и это даёт ему какой-то шанс создать иллюзию занятости, чтобы отвернуться от отца во время неприятного разговора. - Не было никакого другого способа, чтобы не причинить вред ни себе, ни ему. - Скорее всего, так оно и есть, ведь, по твои словам, существо запуталось сильно. - отец снова вздыхает. - Это была акула? Бруно кивает, не оборачиваясь. - Большая и раненая. Она выглядела так, словно поранилась об острые края рифа, прежде чем запутаться в неводе. - Угу, - хмыкает отец. - Может, было бы куда разумнее убить её, вместо того, чтобы выпустить на свободу. Море не настолько великодушно, чтобы оставить в живых кого-то, кто сильно ранен. Бруно ставит чашки поближе к плите, когда чайник начинает закипать, свистя и выпуская наружу клубы дыма. - Знаю, - отвечает юноша, заливая чайные листья кипятком. - Пусть это, возможно, и будет бесполезно, но я хотел дать ей хотя бы шанс. Отец на это лишь фыркает. - Ты всё такой же мягкотелый, каким был в детстве. Я думал, что рыболовство изменит тебя. Бруно улыбается, всё так же не оборачиваясь лицом к отцу, и ставит чайник на стол. - Скорее всего, это потому, что я постоянно был окружён добротой со стороны других. - и всё-таки он поворачивается и смотрит на отца, до сих пор сидящего с рваными сетями. - У меня был пример для подражания, который я принял слишком близко к сердцу. Отец тяжело дышит. - Мой добродушный мальчик, - говорит он, устремив хмурый взгляд на невод, но его голос вовсе не звучит осуждающе, от чего губы Бруно расплываются в улыбке. - ни одна доброта в мире не сможет починить эту сеть, на ремонт которой уйдет не один день. И Бруно кивает в знак согласия. - Ты прав, но я вполне могу работать с тем, что у меня есть, несколько недель. Если бы я мог каждый день... - и отец, не поднимая глаз, отрицательно качает головой, и юноша понимает, что лучше его предложению остаться без ответа, чем продолжать настаивать. - Даже не думай, - говорит отец, перебирая сеть. - То, что сезон прошёл, вовсе не говорит о прекращении бурь, которые могут нагрянуть в любую секунду. Пойми, я просто не хочу, чтобы ты рисковал своей жизнью лишь потому, что тебе не хватает сети. Я постараюсь всё починить, а ты пока можешь воспользоваться теми, что я уже закончил восстанавливать. На лице Бруно изобразилось удивление, но отец по-прежнему не смотрит на него. - Но ведь это одна из твоих. Отец пожал плечами. - Какое это имеет значение? Сеть не принесёт мне никакой пользы, если она так же продолжит лежать на складе без дела. А так ты можешь воспользоваться ей, пока я чиню твою. - он стягивает нижние части оборванного конца вместе, хмурясь и проявляя к починке интереса больше, чем к разговору. - Захвати мои сети, и, можно считать, что мы в расчёте. Бруно оглянулся на чайник, подумав, достаточно ли настоялся чай для того, чтобы налить себе чашечку. Слова отца заставляют парня отвлечься от чайника и посмотреть на него, склонившего голову. Он не видит лица отца, который явно ссутулился из-за той лжи про акулу, но он отчётливо видит копну темных волос, зачесанных назад; волосы такие же черные, как и у Бруно, и лишь седина привносит между ними хоть какие-то различия. Юноша уважал седеющего старика, ведь его самого ждало то же самое через пару десятилетий. Теперь, когда горячий воздух от чайника рассеивается на прохладной кухне, где отец усердствует над сетью, разрезанной Бруно, чтобы освободить мистическое существо, всё ещё лежащее в его ванне, юноша действительно замечает ту самую седину, что говорит о наступающей старости, о боли, приходящей вместе с ней. Он поджимает губы, чтобы сглотнуть, прежде чем вновь отвернуться и посмотреть на чайник. - У тебя проблемы с коленом или с бедром? - Кто сказал тебе об этом? - спрашивает отец так слаженно, будто этот вопрос был подготовлен заранее. - Единственное, что сейчас мне доставляет проблем, так это сети, на которые лучше потратить своё время, прежде чем они снова будут нужны, верно? - после его слов в комнате воцаряет тишина, нарушаемая в мгновенье кашлем отца, а Бруно, не оборачиваясь, поднимает чайник, чтобы налить чай. - Во всяком случае, мои руки достаточно здоровы, чтобы взяться за починку, но, когда я это сделаю и верну сети, то возвращусь к своим обязанностям. - Это не так уж и важно, - отвечает Бруно, наблюдая за тем, как чай заполняет чашку, вместо того, чтобы поддерживать зрительный контакт в разговоре с отцом. - Я могу заботиться о тебе столько, сколько потребуется. После паузы Бруно снова ставит чайник обратно на плиту. - Я знаю, - говорит отец достаточно тихо, чтобы ни один из них это не смог услышать. Бруно не произносит ни слова в ответ - да и что на это отвечать? - но он ощущает, как жар приливает к его щекам, прямо как тогда, когда он был ещё совсем ребёнком. Он склоняет голову набок, продолжая разливать чай по чашкам. Как только с приготовлением чая покончено и Бруно возвращается к столу, то он замечает, что отец по-прежнему сосредоточен на сетях и почти не поднимает глаз, даже когда юноша ставит перед ним чашку на край стола. - Мне всё равно понадобится несколько дней, чтобы починить всё, - говорит мужчина, и Бруно берет свою кружку, подходя к окну возле двери. - А пока, будь добр, не порть их хотя бы до конца недели. Младший Буччеллати лишь усмехается на это. - Я сделаю всё, что в моих силах. - Да-да, я знаю, - бормочет отец. Он тянется за чашкой чая, всё так же не отводя глаз от сети, лежащей на коленях, словно задумавшись о хитросплетении верёвок, тянущихся от края к краю. Бруно смотрит в окно, устремляя свой взор вниз, к морю, где волны разбиваются об острые скалы, где протянулся бескрайний берег. Он подносит чашку к губам, чтобы сделать глоток. Его мысли вне домашнего уюта, они где-то далеко, в тёмных глубинах моря, на поверхности которого мерцают лучи. - Останешься на ужин? - слова отца выводят Бруно из задумчивости и будто поднимают его на поверхность, словно это он запутался в сетях своих мыслей. Когда юноша моргает, оглядываясь назад, то замечает, что отец продолжает сидеть за начатым, что напряжение спало с его плеч, и он, как и раньше, ловко чинит сеть. - Завтра для тебя предстоит трудный день, так что я с лёгкостью могу взять на себя ответственность за готовку. Вопрос почти риторический, и Бруно принимает это как должное; так или иначе, юноша проводит здесь почти каждый свой вечер, замазывая щели в окнах или готовя чай, а иногда помогая с починкой, ведь работа в несколько рук идёт куда быстрее, хоть и действия младшего Буччеллати куда более неуклюжи, чем у отца. В доме тепло и уютно; и Бруно ждёт с нетерпением, когда сможет покинуть отцовский дом и выйти навстречу к прохладному ветру, чтобы добраться до своего жилья - холодного и тёмного из-за отсутствия хозяина в нём. Но его мысли снова ускользают к морю, возвращаясь к непроницаемым теням, играющим в пене, которая своими гребнями касается вершин волн, а края этой разрезанной сети напоминают ему о свете, мерцающем на чешуе, о исказившемся паникой лице, что было настолько человеческим. Бруно смотрит на края сетки и видит что-то невозможное в своей обычной жизни, решительно идя вперёд и покачивая головой. - Нет, - отвечает юноша, снова делая глоток, когда мужчина с удивлением смотрит на него. - У меня так много дел навалилось, что будет лучше, если я их закончу до утра. Так что, мне придётся вернуться к себе, как только допью чай. - Хм, и вправду - задумчиво тянет отец, пожимая плечами и снова возвращаясь к своей работе. - Тогда у меня будет больше времени на починку. - Спасибо, - говорит Бруно. - Ты действительно выручил меня. - Знаю, знаю, - без колебаний отвечает отец. - Помни, сынок, что ты у меня в долгу. Бруно улыбается и идёт вперёд, чтобы поставить пустую чашку на стойку; и как только он решает пойти к двери, мужчина откашливается и продолжает говорить всё так же мягко, но чётко проговаривая каждое слово. - Мне очень жаль, - и отец склоняет голову, чтобы сын мог заметить лишь седину его волос. - За то, что оставил тебя одного. На какое-то время младший Буччеллати замирает у двери, схватившись за куртку, что висела на вешалке возле входа, а его ноги были уже готовы выйти наружу к ветру. Но наконец-то он берет куртку, накидывая её на плечи и застегивая пуговицы. Когда все пуговицы становятся застегнуты, он возвращается обратно на кухню к отцу, сидящему за столом. Старик напрягается, все так же продолжая не поднимать головы, когда рука сына ложится на плечо. Бруно тянется, чтобы поцеловать мужчину в макушку. - Всё хорошо. - мягко говорит он. - Спасибо тебе. Его отец склоняет голову, кивая и пряча в тени лицо. И Бруно не ждёт чего-то большего, он просто выпрямляется и идёт обратно к двери, оставляя отца наедине с тёплым чаем и клубком рваных верёвок. Он идёт домой, в надежде узнать, принесли ли его старания пользу для пойманного существа.