Навстречу бушующим волнам.

После этого Бруно приносит Аббаккио всевозможные вещи. Он все так же продолжает приносить рыбу, - как только буря стихает, он заботится о том, чтобы у Леоне регулярно была свежая рыба - только теперь дверь в ванную остается всегда открытой, а каждая принесенная еда способствует развитию вкуса к человеческой пище. Леоне вообще не любит хлеб; чтобы заставить Аббаккио съесть хотя бы кусочек круассана, необходимо убедить его в том, что он вкусный, но даже тогда он сделает такое лицо, от которого Бруно смеется и довольствуется оставшейся булочкой, доедая ее. Такая неприязнь распространяется и на пиццу, но пасту это обходит стороной, и, скорее всего, из-за того красного соуса сверху. Аббаккио любит помидоры, сладкие черри или овальные, легко помещающиеся в ладони Бруно, или даже большие, как яблоки, которые Леоне тоже готов съесть. Приготовленные, сырые, смешанные со специями, посыпанные солью или же только снятые с ветки, - Аббаккио любит все перечисленное, а Бруно ищет новые сорта в магазинах, чтобы предложить ему более сладкий или новый плод. Общаться стало куда легче. Бруно списывает эту легкость на появление общей еды, которой он делится с Леоне, и это пробуждает в них двоих чувство товарищества. Или, может быть, это просто удовольствие от еды, приходящее с ароматом, что даёт Бруно и его другу нечто большее, чем дискомфорт от бинтов на медленно заживающих ранах. Независимо от причин, недоверие Аббаккио пропадает с каждым днем, начиная с исчезновения его сутулости и морщинок на лбу, заканчивая темными губами, что каждый раз кривятся при пробе чего-то нового на вкус. Бруно кажется, что его присутствие в жизни Аббаккио действует русалу на пользу, и что все дружеские чувства могут стать чем-то чуточку большим в столь необычных обстоятельствах. У него все еще остаются дела, касаемо русала, и они с каждым днем переходят в привычку, переставая быть банальной обязанностью. Его плечи перестают ныть от прилагаемых стараний, а руки словно обретают новую силу, необходимую для того, чтобы тащить ведра с берега в дом; Аббаккио уже не хмурится, когда ему перевязывают раны. Он даже временами поддерживает разговор, когда Бруно перетягивает раны на груди и хвосте. Более мелкие рваные порезы затягиваются на руках русала уже к концу первой недели, и Бруно решает оставить их открытыми, хотя потребуется еще пару дней заживления, прежде чем темно-красные шрамы станут бледными, свидетельствуя о выздоровлении. Рана на голове Леоне заживает еще быстрее. Пройдет несколько дней и светлые волосы перестанут быть окрашенными в алый, как в самый первый день. На его теле было всего несколько глубоких ран, к которым необходимо проявлять куда больше внимания: одна рана, извилистая и кривая, тянется по диагонали на хвосте, устремившись к ребрам, а другая расположена на лопатке. Она настолько жуткая, что заставляет Буччеллати вздрагивать каждый раз, когда он думает о заражении. Он не может сделать большее, чем уже для него сделал - одних разговоров недостаточно для преодоления взаимного незнания физических потребностей друг друга - но он продолжает поддерживать чистоту бинтов, свежесть воды, и каждый день встает перед русалом на колени, чтобы проверить состояние повреждений, лишь бы только не стало хуже. Сегодня он принёс подарок. Первый шторм повлёк за собой череду ливней, продолжавшихся несколько дней подряд, вследствие чего Бруно, в целях собственной безопасности, выходил к морю редко. Проснувшись утром, когда за окном шёл проливной дождь, Буччеллати взял зонтик и отправился на рынок, чтобы с пользой провести столь дождливый день. Там он нашёл ящик помидоров черри, что так полюбились Аббаккио, но они были чуть крупнее предыдущих, поэтому парень собрался порезать их на дольки и предложить другу на ужин вместе с маленькими сладкими мандаринами. Всё это он понес домой вместе с остальными покупками, что включали в себя и новые бинты. Как только он возвращается домой и закрывает дверь, то первым делом идёт на кухню и моет помидоры, чтобы отнести их Аббаккио в ванную. Тот поднял глаза вверх, как только Бруно зашёл внутрь и начал медленно идти в его сторону, постепенно набирая скорость, и чуть только Леоне замечает принесенное ему угощение, он тут же выпрямляется, чтобы протянуть руку в нетерпении. Бруно улыбается и молча протягивает помидоры, прежде чем опуститься на колени возле ванны и открыть упаковку бинтов с целью поменять те, что покрывали его плечо и грудь. - А они хороши, - говорит Аббаккио с явным безразличием, пока Бруно разматывает старые бинты, крепко прилегающие к его плечу. - Ты что ли будешь их есть просто так? Брюнет пожимает плечами. - Не знаю даже, - отвечает он. - Никогда раньше их не покупал. А они и вправду достаточно хороши, чтобы их есть просто так, да? - Ммм, - Аббаккио ест ещё один, медленно пережёвывая и наслаждаясь вкусом. Его голова слегка наклоняется в сторону Бруно, когда тот освобождает его плечо от повязки. - Может, ты тоже хочешь? Бруно улыбается. - Нет, - отвечает он. - Я купил их для тебя, - он снимает последний бинт и вешает его на край ванны. - Спасибо, что подумал обо мне. В ответ Аббаккио издаёт негромкий горловой звук - не совсем связный, но несущий в себе что-то от смущения и что-то от благодарности - и Бруно устремляет свой взгляд вперед, вместо того, чтобы посмотреть на то, какие эмоции были написаны на лице собеседника, когда он оценивал подарок. Рана на плече выглядела уже куда лучше, чем раньше. Она немного отличается от других ран, пронзающих чешуйчатую гладь плеча и спускающихся к мышце под ним; они болят всякий раз, когда Аббаккио двигает рукой, даже если он и не показывает этого. Он вообще старался не показывать никаких признаков печали, кроме недовольного хмурого взгляда, что был на его лице в первые дни; какую бы боль Леоне не испытывал, он не хотел делиться ей, держа ее к сердцу так близко, словно это самая сокровенная тайна, которую стоит хранить. Бруно искоса смотрит на Леоне, задумываясь о расстоянии между ними, которое служит преградой для чего-то большего, чем просто быть знакомыми и иметь различия в физической форме. Аббаккио вовсе не смотрит на него; казалось, он был полностью заинтересован подарком Бруно в виде сладких помидоров, купленных на рынке. На лбу не было морщинок, а губы были расслабленны; в выражение лица не имелось никакого намека на напряжение, которое раньше так легко могло проявиться на его лице. Бруно наблюдает за ним какое-то время, внимательно следя за движением его челюсти и за тем, как он глотает, и как мерцает его чешуя; все это продолжается до тех пор, пока Аббаккио не поворачивает голову, чтобы посмотреть на Бруно, который неотрывно глядел на него. Брови Леоне сводятся к переносице. - Что? Бруно улыбается и качает головой. - Ничего, - отвечает он. Теперь выражение недоверия на лице русала куда мягче, чем раньше, ведь в данный момент его больше беспокоили странные намёки со стороны парня, чем страх за собственную жизнь. Теперь, если он и хмурится, глядя на Бруно, то это длится недолго, после чего он снова возвращает все свое внимание к помидорам. Буччеллати опять смотрит на его плечо, не став задерживать своё внимание на чертах Аббаккио, но улыбка все так же остается на его губах от осознания того, что взаимоотношения между ними становятся лучше. Рана действительно выглядела хорошо. В самые первые дни кожа была ярко-красной и воспаленной, от нее Бруно чувствовал исходящее тепло, но догадаться о глубине раны ему так и не удавалось. Но сейчас припухлость спала, превратившись всего лишь в тонкую полоску, опоясывавшую плечо Аббаккио. На груди у него такие же раны, а шрамы под ключицей отличаются от тех, что были куда глубже на спине, и Бруно пытается сохранить хоть какое-то самообладание, глядя на все это и прижимая руки к скользкой чешуйчатой коже Аббаккио. Бруно касается пальцами ран, проверяя их глубину так осторожно, как только может. В некоторых местах пальцы проникают глубоко, может быть на дюйм, а на груди и хвосте по-прежнему остаются видны разрывы плоти. Аббаккио продолжает есть помидоры, словно не чувствуя или игнорируя касания пальцев Буччеллати, что нежно скользили по его ранам. Брюнет замечает то, как расслаблен собеседник, как он был спокоен; а затем, переведя дыхание, он говорит так легко, насколько это возможно: - Эти раны не из-за рифа, - слова его звучат далеко не как вопрос, а как самое настоящее утверждение. Плечи Аббаккио мгновенно напрягаются от прикосновений парня, но тот не собирается поворачивать голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Бруно продолжает сохранять невозмутимое выражение лица, проводя пальцами по самой ужасной ране на теле Аббаккио. - Те раны, что на груди и хвосте, ты получил там, в бухте? - Буччеллати скользит рукой вниз, чтобы нежно прижать ладонь к его плечу. - Ты получил эти раны, когда запутался в моей сети. Это далеко не вопрос. Бруно не может отрицать некоторую степень любопытства; факт появления Аббаккио в его жизни до сих пор остается загадкой, чем-то настолько сюрреалистическим, что все происходящее кажется самым настоящим сном наяву, даже когда каждый последующий день ничем не отличается от его ежедневной рутины. Но более того, он хочет дать возможность Леоне высказаться, хочет оставить дверь открытой, хочет стать еще ближе, если тот, конечно, захочет того же. Бруно вовсе не собирается принуждать Аббаккио к чему-либо - он осознает, что нынешняя ситуация дает русалу куда больше преимуществ, чем свобода и окружающая среда - но он ощущает боль от невысказанных чувств, от желания оказать поддержку; и его желание остается все таким же сильным, как и в тот день, когда он не дал Аббаккио умереть. От прикосновений Бруно к плечу, Леоне издает прерывистый вздох, нарушивший напряженную тишину, и опускает пустые руки в воду. Он начинает говорить, а Буччеллати устремляет взгляд на его лицо. - Это была не сеть, - голос его ровный, лишенный интонации; он может рассказать о всем, что случилось с ним, а может рассказать абсолютно другое, не имеющее никакого отношения к произошедшему. Его глаза открыты, но он не смотрит на Бруно, не смотрит на воду, даже не смотрит на далекий океан по ту сторону стен вокруг них; его взгляд устремлен куда-то вдаль, а глубина его поразительных глаз стала странной и неглубокой под воздействием того, что он видит в тени своего разума. - Это произошло задолго до того, как я оказался в бухте. - он плотно смыкает губы. Бруно продолжает смотреть на Аббаккио, погрузившегося в пучину воспоминаний, и он вовсе не хочет оставлять русала в таком состоянии. Ладонь брюнета до сих пор лежит на плече Леоне, прижимая пальцами гладкие чешуйки, и убирать руку он не собирается. - Что произошло? Аббаккио отвечает, не раздумывая. Он делает глубокий вдох, а в груди слышится хрип, прежде чем поток слов льется из его уст, как дождь из грозовых туч. - Я хотел увидеть риф, - говорит он все тем же ужасно ровным голосом, таким безжизненным, как и его глаза в этот самый момент. - Я думал, что это будет чем-то вроде приключений - подплыть ближе к берегу, где уже не так глубоко и можно увидеть солнечный свет, проливающийся сверху. - его плечо слегка дергается вверх от прикосновения Бруно, чтобы избавиться от глупых побуждений доброго человека, которым он и сам когда-то являлся в ужасном прошлом. - Этого было достаточно, чтобы знать то, где начинается берег, - его плечи опускаются, а взгляд остается затуманенным воспоминаниями прошлого. - Во всяком случае, я ему так сказал. Буччеллати молчит, даже когда замолкает Аббаккио. Пауза - это размышления, готовность перейти к болезненной для него теме, и Бруно прекрасно понимает, что сейчас нужно просто молчать и ждать, когда русал снова придет в себя. Леоне прикрывает глаза и делает вдох, прежде чем снова заговорить. - Мы столкнулись с косаткой, - продолжает Аббаккио. - Было бы куда легче видеть, будь мы на глубине, где вода чище и темнее, но риф находился ближе к берегу. Я плыл впереди и чуть не угодил прямо в пасть. - его плечо напрягается, и Бруно прекрасно чувствует то, как смещаются в сторону колотые раны от укусов, оставшиеся на теле, как напоминание о произошедшем. - Он... мой друг мог бы уйти, если бы оставил меня там. Это бы отвлекло косатку, но она не собиралась преследовать его, когда перед ней уже была добыча. Она приплыла за мной, потому что я был ближе. Леоне морщится, стискивая зубы. Бучеллати наблюдает за тем, как опускаются ресницы, как глаза собеседника мерцают и темнеют, когда спокойствие Аббаккио на мгновение дает трещину. - Он не должен был плыть за мной, - продолжает Аббаккио, и в его голосе нет ни капли ясности, ни следа той вынужденной объективности, которую он демонстрировал раньше. Его голова наклоняется вперед, волосы опускаются перед лицом. - Он погнался за косаткой, оставив меня у рифа, прежде чем... - его голос обрывается, плечи выгибаются вперед. На мгновение воцаряется тишина, а затем Леоне прерывисто вздыхает и продолжает говорить громче, хотя голос его срывается, когда он произносит эти слова. - Я не собирался плыть в эту бухту. Просто это была самая маленькая щель, куда я мог пролезть, а косатка - нет. Потом я попал в твою сеть и запутался, прежде чем осознать, что происходит. Я истекал кровью, у меня кружилась голова, я был ранен рифом и... - его плечи слегка приподнялись, когда он завершал рассказ, ставящий вопрос о его дальнейшем существовании. - Я думал, что просто могу упасть на дно, вот так. Бруно не говорит ни слова. На самом деле он просто ничего не может сказать; его слова навряд ли смогут передать то, как сильно в груди ноет сочувствие, но он понимает, что все его чувства ничего не значат для Аббаккио. И парень просто смотрит на него, наблюдая за тем, как шевелятся светлые волосы, образовавшие завесу вокруг его лица и все еще касающиеся укушенного плеча; затем Бруно переносит весь свой вес на кафельный пол и поднимает свободную руку, чтобы коснуться волос Леоне. Чувствуется очередное напряжение в плечах русала, словно он вздрагивает заранее от любой попытки убрать волосы с его лица. Бруно обнимает Леоне, поднимая руку, чтобы коснуться его головы с другой стороны, и наклоняется, прижимаясь лбом к светлым волосам, а русал нежно накрывает его руку сверху. Аббаккио резко вздыхает, и это похоже на что-то среднее между вздохом и всхлипом, а брюнет закрывает глаза, замирая на месте; темные пряди прилипают к влажным серебристым локонам. Они остаются в таком положении какое-то время, совершенно не двигаясь, лишь слышно их дыхание, сливающееся в единый ритм; затем Бруно позволяет своей руке соскользнуть на плечо, после чего он снова возвращается к перевязке. Парню потребовалась четверть часа, чтобы закончить со всем, и за все это время ни один из них не проронил ни слова. Бруно сосредоточил все свое внимание на перевязке медленно заживающих ран Леоне, а тот все время наклонял голову вперед, пряча лицо. Он уже не вздрагивает от прикосновений рук Буччеллати, не рычит протестующе и не шипит от боли. Когда Бруно накладывает последний бинт, он поднимает свою руку и касается прозрачной кожи русала там, где были белые полосы. - Я закрою дверь, - говорит он, и это не вопрос, а утверждение. - Но я буду за ней. Если ты в чем-то будешь нуждаться, то зови. - Бруно прижимается к плечу Аббаккио, подчеркивая искренность слов, прежде чем собирается с силами и встает на ноги. Но как только он начинает вставать, Леоне хватает своей прохладной рукой кисть Буччеллати, что лежала на его плече. Парень смотрит вниз. Голова Аббаккио как и прежде наклонена вперед, а лицо до сих пор остается в тени серебристых волос, но его рука удерживает юношу. И тот переводит взгляд на напряженную кисть. Их пальцы соприкасаются, перед тем как Бруно скользит в противоположную сторону от Аббаккио, чтобы осторожно сплести их пальцы вместе. Рука парня сжимает руку русала, и пальцы Леоне проскальзывают между пальцев Бруно. Тот смотрит на хитросплетение чешуйчатых блестящих пальцев с его, покрытыми мозолями. Все это длится какое-то время, пока брюнет не сжимает руку еще сильнее. Русал отпускает Буччеллати, освобождая свою руку из хватки и погружая ее обратно в воду. Бруно отворачивается, опираясь о край ванны, чтобы встать, а после идет к двери. Аббаккио молчит и не оборачивается, даже когда Бруно выходит из ванной и закрывает дверь, как и обещал. Парень остался стоять по другую сторону двери, разделяющую их друг от друга. Его сердце бешено колотилось, в руках чувствовались покалывания, пока он не отпустил ручку, оседая на пол и прижимаясь к двери. Он закрывает глаза, дыша через боль, словно его грудь сдавливала невидимая сеть.