Навстречу бушующим волнам.

Аббаккио не зовет, и, на самом деле, Бруно вовсе не ждёт этого; его предложение составить компанию было направлено лишь на то, чтобы избавить Леоне от горя, в котором он тонул. Но он все равно остается рядом, даже после того, как собирается с силами и возвращается к своему основному распорядку дня. Он прибирается, моет те немногочисленные тарелки, что стояли в раковине, и убирает их обратно в шкаф, прежде чем расправить простыни на кровати и проверить замазку по краям окон. Все задачи были такими простыми, такими до скуки обыденными, но они успокаивали Буччеллати, отчего он не прекращает работу, пока сердце в груди продолжает биться быстрее, чем должно, и все из-за того сочувствия, что осталось совершенно нетронутым, несмотря на закрытую дверь между ними. Мысли Бруно скользят через барьер, даже когда его тело остается неподвижным там, где он и обещал быть; он остается стоять у окна с нетронутой чашкой чая перед собой, глядя на серую дымку дождя и находясь душой где-то далеко от тела, которое на мгновение кажется ему чужим. К тому времени, как он приходит в себя, его чай остывает, и Бруно не может сдержать улыбки, ставя чайник обратно на плиту, чтобы выпить очередную чашку чая и наконец-то закончить начатое. Он начинает обедать слишком рано. Ведь в те дни, когда большую часть времени он проводит на воде, пообедать ему удается лишь поздно ночью, и все, что он тогда может приготовить, так это полную сковороду жареной рыбы и ломтики хлеба с маслом. Но дождь дает ему повод остаться дома, да и его собственные интересы удерживают его здесь, и после нескольких часов полной тишины он идёт на кухню, чтобы найти продукты для более сложного блюда. Чтобы приготовить соус и сделать его по-настоящему вкусным, уходит достаточно времени, но это нравится Бруно, и он погружается в этот процесс с головой, потеряв счет времени. Солнце уже скрылось за облаками, позволяя небу стать темным, когда Буччеллати принялся выкладывать пасту на тарелки, а после направился к двери, ведущей в другую комнату. - Аббаккио? - говорит Бруно в качестве предупреждения, перед тем, как постучать в дверь. - Я тут ужин приготовил, ты голоден? - он не уверен, что получит ответ; не уверен, что Леоне вообще проснулся. Но на его удивление раздается знакомое "Войди" - ответ, который он получает мгновенно, и тут же открывает двери, замечая на себе взгляд русала, даже когда его нога еще не переступает порог. Русал сидел ссутулившись, прислоняясь к краю ванны, и выглядел более замученным, чем в ту самую первую ночь, когда Бруно принес его сюда, но все-таки в чертах лица Аббаккио можно было разглядеть слабое напряжение. Его сутулость больше похоже на простую тяжесть от напряжения, как будто из-за того, что он поведал о накопившихся в его душе страданиях, он остался абсолютно пустым в относительном комфорте. Даже когда Леоне смотрит на Бруно, его взгляд такой тяжелый, словно он балансирует на грани между сном и бодрствованием. Бруно держит тарелку в руке. - Я приготовил пасту. Хочешь немного? Аббаккио моргает. - А там есть помидоры? И Бруно улыбается, ответив: - Конечно есть. Аббаккио прикрывает глаза. - Тогда буду. Бруно распахивает дверь пошире и заходит внутрь, а русал делает глубокий вдох, словно собираясь с духом, прежде чем ухватиться за бортик ванны и выпрямиться. Вода плещется вокруг него, поднимаясь волнами и ударяясь о грудь, но, когда Бруно подходит к нему с тарелкой и вилкой, тот уже успевает сесть. После этого Буччеллати снова возвращается на кухню, чтобы забрать порцию для себя. Аббаккио не отрывает взгляда от своей еды, когда брюнет снова появляется в комнате и, скрестив ноги, усаживается рядом. Они едят почти что в полном молчании. Леоне съедает всю тарелку пасты, что говорит о его благодарности куда яснее, чем слова; он даже берет ломтик чесночного хлеба, чтобы обмакнуть его в оставшийся на тарелке соус, и ест все это без отвращения, которое обычно читалось на его лице, когда Бруно предлагал ему абсолютно любой хлеб. Буччеллати, доев, протянул свою тарелку Аббаккио, чтобы тот мог еще собрать кусочком хлеба соус. После этого русал возвращает всю посуду обратно юноше, который положил ее на пол и отодвинул в сторону, чтобы отнести потом на кухню, когда он соберется уйти. Он думает уйти прямо сейчас, дав Аббаккио шанс на уединение, которое ему было предоставлено на целый день, но Леоне не двигается с места, чтобы прислониться спиной к ванне. Вместо этого он наклоняется вперед, согнувшись, чтобы опереться рукой о бортик и сжать его с силой, заставляя Бруно остаться здесь, пока он пытается сказать слова, которые освободят его от этого напряжения. Это не заняло много времени, как могло бы. Бруно просидел молча всего лишь минуту, прежде чем Аббаккио перевел дыхание и произнес вопрос хриплым от нетерпения голосом: - Почему ты спас меня? Буччеллати позволяет своим рукам упасть на колени, разрешает весу своих рук усадить его в эту небрежную позу, пока он смотрит на губы Аббаккио и на ту складку, пролегающую между светлыми бровями. - Я тебе уже отвечал, - говорит он. - Я просто не мог оставить тебя умирать. Аббаккио хмурится и качает головой, не поднимая глаз. - А ты мог, - говорит он с уверенностью, а не со злостью. - Это не значит, что ты был просто обязан спасти меня, потому что я угодил именно в твою сеть. Ты бы ведь не спас дельфина, случись с ним тоже самое. Бруно рассмеялся. - Возможно, ты прав, - соглашается он. - Хотя поместить тебя в мою ванну куда проще, чем дельфина. Аббаккио фыркает, не поднимая по-прежнему глаз; Бруно упирается локтями в колени и прислоняется к опоре, вспоминая тот свой первый испуг, когда он увидел нечто, о существовании которого даже не подозревал. Это решение было принято скорее инстинктивно, чем сознательно, и повлекло за собой незамедлительные действия, но он все еще может вспомнить те ощущения, тот шок, останавливающий сердце, когда он посмотрел в фиолетово-золотые глаза, что были так близко. - Это было... - начинает Буччеллати, но тут же замолкает, чтобы покачать головой. - Я бы не смог отказаться от чего-то столь прекрасного, если бы мог сделать что-то для твоего спасения. Взгляд русала встречается со взглядом парня. Нет никакого недоверия в его глазах, как было в первые несколько дней; его взгляд ясен, мягок и глубок, как вода океана в ясный день, а сам он фыркает. - Я думал, рыбаку должно быть виднее, - говорит он достаточно легко, чтобы его слова приняли форму поддразнивания. - разве недостаточно суеверий, предостерегающих от контакта с русалками? Бруно замечает, как с губ Леоне соскальзывает мимолетная улыбка, когда его взгляд медленно скользит от юноши к углу комнаты. В конечном итоге его взгляд обращается к океану, когда он снова погружается в размышления. - Пожалуй, я достаточно хорошо справился с убийством человека в прошлый раз, когда меня пытались спасти. Бруно не сводит глаз с лица Аббаккио. Даже в профиль цвет его глаз завораживает, они переливаются множеством оттенков, как океан, когда смотришь в него достаточно долго. Чешуйки, покрывающие его скулы и виски, нисколько не портят врожденной красоты его черт; Буччеллати думает, что он больше остальных погружен в эту необычную жизнь, дающую понять то, что есть в мире что-то отличающееся от человека, что-то слишком прекрасное, чтобы просто вписываться в обыденность повседневной жизни. Но дело не только в тонких кончиках ушей, торчащих из серебристых волос, или блеске чешуи на обнаженных плечах, или в темном пятне, что приковывает взгляд Буччеллати к губам собеседника; дело в самом Аббаккио, в том напряжении, ярко выраженном на его подбородке, и в хмуром взгляде, который всегда кажется задерживается на губах. Именно звук его голоса, протяжный смех и отстраненный взгляд заставляют Бруно чувствовать, что он видит далекий океан так же ясно, как и Аббаккио. Это поразительные детали, от которых у Бруно перехватило дыхание в тот первый раз, и все те тайны, что открылись ему с тех пор, и парень чувствует, как все болит глубоко внутри от невысказанных слов. Аббаккио поднимает голову, когда Бруно протягивает к нему руку, а его взгляд устремляется вверх в ответ на движение другой руки. Затем пальцы Буччеллати касаются серебристых волос, и Леоне замирает на месте от прикосновения пальцев чужой руки, когда его взгляд был устремлен на самого Бруно. Юноша наблюдает за своей рукой, за своими движениями, убирая волосы Аббаккио за спину и проводя пальцами по бледной шее. Он собирает влагу соленой воды на прохладной коже; на мгновение кончики его пальцев обводят темные жабры на горле русала, приспособившегося к новой среде. Бруно продолжает скользить, проводя рукой вниз по изгибу шеи Леоне, встречаясь с напряжением в плече. Когда он наконец убирает руку, на шее остаются шелковисто-гладкие чешуйки. Парень оглядывается, чтобы встретиться взглядом с Аббаккио, что смотрел на него широко раскрытыми глазами, такими же ошеломленными, как в тот первый головокружительный момент в затененной бухте, а после переводит дыхание и говорит: - Я бы сделал это снова, - говорит он. - Леоне. Бруно наклоняется вперед, сокращая расстояние между ними, в то время как Аббаккио все еще молчит от потрясения. Губы Леоне мягкие, приоткрытые от слишком сильного удивления, не дающего и повода появиться хмурому взгляду, но Бруно тянется к его лбу, где к коже прилипли светлые пряди. Буччеллати прижимается к русалу, чтобы удержаться на месте, чтобы нежно прижаться губами к влажной прохладной коже собеседника. Он задерживается на мгновение, его рука лежит на плече Аббаккио, а губы касаются лба; затем он отстраняется и поднимает руку, чтобы опереться о пол, готовясь подняться на ноги. - Я приберусь, - говорит Бруно все таким же спокойным голосом. Аббаккио продолжает смотреть на него, но Буччеллати не смотрит в его глаза; вместо этого он занят тем, что собирает тарелки, удерживая их с большей осторожностью, прежде чем встать и отнести их на кухню. Он тормозит у входа, чтобы перевести дыхание и убрать волосы за ухо; затем он оглядывается назад, осторожно улыбнувшись Леоне. - Я оставлю дверь приоткрытой, - говорит он. - Если тебе что-нибудь понадобится, то позови меня. И он отступает от двери, почти полностью закрывая ее за собой. Мгновение он стоит неподвижно, положив руку на ручку и устремив взгляд на узкую щель между дверью и косяком. Потом он все же отпускает ее и поворачивается, чтобы отнести тарелки на кухню и начать убирать остатки ужина. Ему требуется время, чтобы вымыть посуду, и еще куда больше времени, для того, чтобы смочь уснуть, но даже под тяжестью одеяла он чувствует вкус соли, прилипшей к губам.