Навстречу бушующим волнам.

В конце концов Бруно возвращается к себе домой. Свою первую ночь в отцовском доме он проводит на раскладушке, укутавшись в толстое одеяло и чувствуя себя измученным собственным горем. Это осознание приходит к нему основательно, когда его руки становятся мокрыми от слез, которых было пролито слишком много; рассвет разгорается достаточно ярко, освещая собой его фигуру, направляющуюся к тяжёлой двери. Когда Бруно входит в прихожую, он открывает окна и двери, впуская внутрь прохладный утренний ветерок, навеянный приливом, что набегал на пляж. Позже он закрывает всё обратно, а воздух пропитывается ароматом морского бриза, который вынуждает его дрожать даже под двойным свитером с курткой и заставляет думать о вероятности встречи с русалом. Он пытается научиться справляться с этими мыслями. Но от этого легче не становится; Бруно не знает, как избавиться от тоски, поселившейся в каждом ударе сердца. Он не понимает, как заглушить чувства, возникающие от воспоминаний, что превращаются в сны. В них он пробуждается, ощущая боль, когда, затаив дыхание, тянется к руке, исчезающей в момент касания. Он пытается начать жить заново, чтобы освободить в своей новой жизни место для воспоминаний о Леоне и постоянного желания, появляющегося в тишине. Юноша пытается найти радость даже  в мелочах, являющихся для него неким утешением, подобно индульгенции. Он оставляет тарелку с помидорами в доме, а их перебирание вызывает у него улыбку. Её же вызывает и свитер, на котором, как ему кажется, еще остались липкие пятна солёной воды, даже если он был постиран и высушен. Бруно оставляет дверь в ванную приоткрытой всего лишь на дюйм, даже если уже через неделю он перестанет представлять за ней всплеск воды. Принимая душ, он смотрит на свои ноги, как будто это нечто чужое для него. Буччеллати всего только раз принял ванну, разливая горячую и дымящуюся воду по фарфоровым бортикам, и, когда струя попадала на него, он прикрывал глаза и опускал голову, тем самым позволяя пару облегчить его страдания и перехватить солёные слезы, капающие в чистую воду. Помимо всего этого произошло ещё одно изменение. Обычно Бруно проводил вечера дома, читая книгу возле обогревателя или наслаждаясь чашкой чая за столом; теперь же он рано возвращается с рыбалки, принося с собой сети, а когда закат начинает мерцать оранжевым и золотым, растекаясь по небу серпантином, Бруно покидает свой дом, чтобы спуститься к пляжу и сделать пару длинных шагов вдоль кромки воды. Дело было не в том, что он что-то искал - он едва мог видеть землю под своими ногами, погружаясь в собственные мысли, - просто было что-то успокаивающее в запахе океанской воды, во внезапных всплесках волн, набегающих на его ботинки. И, находясь так близко к воде, Бруно чувствует себя как дома, как никогда раньше он себя не ощущал. В первую из таких ночей он прошёл много миль вдоль пляжа; во вторую, он надел на себя ещё один свитер и ушёл в два раза дальше, а к концу недели стал брать с собой перекус, чтобы забрести настолько далеко, насколько ему может позволить окутавшая его меланхолия. Солнце полностью скрывается за горизонтом, и ночное небо становится темнее, а Бруно продолжает шагать вдоль берега, оставляя на песке следы, каждый раз смываемые новым приливом, чтобы он смог повторить свой путь и в следующую ночь. Сегодня он забрел далеко. Весь вечер юноша ощущал беспокойство, зудящее на задворках его сознания, и не мог найти этому объяснений, задерживаясь подольше за приёмом пищи и пытаясь найти способ успокоения. Его напряжение лишь усиливалось, поднимаясь вдоль позвоночника и уходя в плечи, отчего казалось, будто всё его тело скручивается в один большой узел, завязывающийся ещё в мышцах; но он находит силы, чтобы прибрать кухню, и переступает порог собственного дома, чтобы коснуться воды ногами. Он чувствовал облегчение, когда находился близко к океану, близко к плеску волн, разбивающихся по привычке о береговую линию; Бруно хочется просто постоять там, просто посмотреть вдаль и позволить приливу разливаться вокруг лодыжек его тяжёлых ботинок. Но опасно слишком долго смотреть на водную гладь, ведь боль в сердце, которую он пытается заглушать каждый день, может вернуться вновь, поэтому он прячет руки в тёплые карманы и идёт по знакомой ему тропе, по которой проходит каждый вечер. Бруно не знает, куда он идёт. У него в голове не было конкретной цели; он просто слонялся вокруг, ощущая комфорт от постоянного напряжения в теле. Он просто идёт, шагая по песку, не оглядываясь на собственные следы позади себя. Так будет до тех пор, пока усталость или спокойствие не заставят его вновь вернуться в дом, наполненный тишиной, и к своим снам, в которых он видит свою несбыточную мечту. Он не отрывает взгляда от песка, наблюдая за влажными крупицами под своими ногами. Но как только он начинает чувствовать боль от напряжения в бёдрах, как только подумывает повернуть назад и возвратиться домой, его взгляд вдруг устремляется вдаль, на извилистый изгиб пляжа, где он видит нечто странное. Поначалу он не мог сказать, что это такое. Он даже не совсем понимал, почему это так привлекло его внимание с такого большого расстояния, откуда даже не видно никаких деталей, и всё похоже на обломок, выброшенный приливом на сушу. Но у этого "обломка" странный цвет, он бледнее, чем у большинства водорослей или гладкого мокрого дерева. Именно это заставляет Бруно направиться к нему, чтобы лучше разглядеть странный объект. Он не сводит глаз с фигуры, приближаясь и одновременно щурясь из-за рассеивающегося тумана, повисшего в воздухе. Когда юноша приближается, то тут же ускоряет шаг и его сердце начинает бешенно колотиться. Оказалось, что это вовсе не кусок плавучего дерева и даже не обломок разрушенного корпуса лодки или скелет неизвестного глубоководного существа; это человеческая фигура, ноги, руки и плечи которой становятся куда яснее, когда Бруно делает ещё пару шагов вперёд. С каждой секундой он все чётче видит серебристые волосы, рассыпанные по обнажённым плечам и отливающие фиолетовым в свете сумерек. Преодолев последний скалистый выступ перед песчаным перевалом, Бруно бежит вниз к лежащей на воде фигуре. К его ботинкам, оставляющим глубокие следы, налипает мокрый песок до тех пор, пока вода не касается его колен, но он не смотрит под ноги, не обращает никакого внимания на холод воды, пропитывающей его плотные брюки и свитер. Он бросается вперед, не думая ни о чем, позабыв о холоде и собственном хладнокровии, сосредоточившись лишь на своих ногах, продолжающих движение, на дыхании и на словах, что готовы сорваться с его губ. - Леоне, - это просто глупо, это чистое безумие, этого не может быть; но всё же это самая что ни на есть реальность, и Бруно видит всё, даже самые незначительные детали, и это заставляет его поверить в безумие, заставляет упасть коленями на песок. Вместо хвоста у него были ноги, а бледная кожа лишена всех тех фиолетовых чешуек, что некогда украшали его. Губы были приоткрыты и не имели никакого цвета, они казались почти прозрачными, без той глубокой черноты; но это тот самый Леоне, от изгиба скул до жуткого оттенка кожи и влажных длинных волос, спадающих на плечи. Сердце Бруно стучит о грудную клетку, подобно волнам, что разбиваются о скалы, и как только он тянет руку, чтобы коснуться плеча Леоне, его голову тут же пронзает ужасная мысль о том, что если он коснется, то ощутит холод, пронизывающий тело утопленника. Этой мысли было достаточно, чтобы заставить юношу задержать дыхание, чтобы сердце мгновенно сжалось в объятиях ужаса; но его ладонь все-таки касается обнажённой кожи, ощущая живое тепло, хоть и немного холоднее из-за влажности. Бруно с облегчением выдыхает, сжимая плечо мужчины. - Леоне, - произносит он и, действуя больше инстинктивно, чем намеренно, переворачивает неподатливое тело русала на спину. Глаза Леоне были закрыты, а тело полностью расслабленно; мокрые волосы спутались вокруг лица, а к коже прилип песок, покрывая всё тело, такое же человеческое, как и тело Буччеллати. Леоне не шевелится, когда Бруно тормошит его, не подаёт и малейшего признака, что слышит его. Тогда юноша решает встать на колени возле руки мужчины, чтобы приложить ладони к его лицу. - Леоне, Леоне, пожалуйста, открой глаза и посмотри на меня. В его голосе отчётливо слышится паника, напряжение, адреналин и шок, зашкаливающие в нём так сильно, что удерживать их где-то глубоко просто не получается, но ему всё равно на это; он не думает о мокрых штанах, о песке, прилипшем к телу, ни о дыхании, сбивающемся из-за рыданий. Со временем расслабленное тело напрягается, лоб морщится, и Леоне кашляет; и от этого сильного кашля содрогается всё его тело. Леоне сразу же оборачивается на зов, и Бруно протягивает руку, дотрагиваясь ею до плеча, чтобы поддержать мужчину, который выкашливает, как показалось, бесконечный поток солёной воды. Буччеллати чувствует, как дрожит всё его тело, и слышит пропитанное болью прерывистое дыхание, что пробивается с трудом сквозь воду. Однако сильнее всего этого он ощущает сильную хватку цепких пальцев на своей руке, когда Леоне хватается за его предплечье, чтобы хоть как-то удержать равновесие. Глаза Бруно стали мокрые от слёз, что оказались вызванны облегчением и паникой. Они скатываются вниз по щекам, а его рука удерживает Леоне за плечо до тех пор, пока сильнейшая конвульсивная рвота не сменяется желанными глубокими вздохами. Леоне делает вдох, прикоснувшись к мокрому песку и не обращая внимания на холод океана, что пропитал пляж и его кожу. Одна его рука поймана, а другая вытянута под неестественным углом, отчего по телу, находящемуся в неудобном положение, пробегает дрожь; волосы мужчины, спутанные из-за воды, прилипали к спине и плечам, цеплялись за влажный песок, что окутывал его тело. Бруно ловит себя на мысли, что не видел никого красивее, да и зачем ему смотреть на кого-то другого. Пальцы Буччеллати продолжают тянуться к волосам Леоне, убирая их со спины и с лица, но тот настолько беспомощен в этот момент, что даже не в состоянии сопротивляться; юноша не может перестать касаться кожи Леоне, прижимая руки к плечам, бедрам и груди, будто пытаясь унять дрожь мужчины, вызванную холодом. Ему казалось это невозможным, что Леоне, целый и невредимый, такой потрясающий и в то же время необъяснимо изменившийся, лежит сейчас здесь, перед ним на песке. Но Бруно понимает, что никогда больше не захочет его отпускать. Наконец Леоне делает глубокий вдох, и этот звук оказался резкий и болезненный, заставляя Бруно вздрогнуть. После этого мужчина склоняет голову, чтобы открыть глаза и посмотреть на юношу. Его взгляд затуманен, губы слегка искривлены от боли, вызванной затрудненным дыханием и усталостью, но цвет его глаз по-прежнему золотой, подобно закату, что отбрасывает блеск на поверхность затененного штормом моря; Бруно видит, как напряжение на лице Леоне тает, морщины растворяются, уступая место облегченному вздоху, слетевшему с губ. - Бруно, - произносит он хриплым болезненным голосом и тянется к лицу юноши, но силы будто покидают его и рука соскальзывает почти вниз. Буччеллати ловит ее, крепко сжимая пальцы и не давая ей ускользнуть. - Я вернулся. Бруно истерически смеётся дрожащим голосом сквозь слёзы. - Я вижу это, - отвечает он. Рука Леоне соскальзывает вниз, освобождаясь от давления крепкой хватки, но Бруно лишь крепче сжимает её, поднося к своему лицу, чтобы коснуться холодных пальцев губами. Юноша собирается с силами, чтобы заглянуть в глаза мужчины и улыбнуться самой искренней улыбкой, какую он когда-либо делал. - Иди сюда, - говорит он и тянет Леоне за руку вверх, обнимая его за шею и прижимая к груди. Мужчина опирается о песок, протягивая обе руки к Бруно, когда тот склоняется к нему, чтобы положить голову на плечо. Он отворачивается от влажных волос Леоне, что прижимался к его груди, и помогает ему встать. - Позволь мне забрать тебя домой.