Карма

— Знаешь, милый, я тебе не невеста и даже не Пушкарева, но и меня твои странные предпочтения начинают пугать. — Мои предпочтения, милый? — Гастрономические, разумеется. Неудивительно, что Кирюша с утра словно молния. — Сверкает? — Бьет током. Малиновский, верный наложенному на него мораторию, принимал Жданова у себя. Жданов ерзал и пытался удрать к себе побыстрее. Нет лучше места в Зималетто, чем в кабинете президента. — Ну, ничего, — благодушно ответил он Малиновскому, — сегодня я приглашу Киру на ужин. Цветы, свечи, вино… — Ммммм… Ты вспомнил, наконец, о том, что однажды совет директоров все равно наступит. Молодец, Андрюша, одобряю. — Всё для фронта, — дежурно откликнулся Жданов и направился к себе. Но что-то ему помешало, может быть, не судьба, а может быть — странный митинг в отделе кадров. Притаившись под сенью фикуса, Жданов увидел чудную картинку. Весь женсовет, в полном составе, трепетал перед Урядовым. Даже Катерина выглядела оробевшей, и это как-то отдельно оскорбило Жданова. Как она смеет трепетать перед каким-то там Жориком. — Мои милые дамы, — трагически заговорил Георгий, — только что в кабинете Амура проинформировала меня о вашем решении. И я расстроен, — с этими словами он нежно поцеловал Шуру в щеку, — я тронут до глубины души… — Пушкарева сжалась в комочек, когда поцелуй Урядова коснулся её. — Что в этом безумном мире оказывается существует женская дружба и солидарность. Ошеломиссимо. Я, конечно, не смею препятствовать, поэтому каждая из вас напишет сейчас заявление об увольнении, и я с нетерпением буду ждать их в своем кабинете. С этими словами мерзавец торжественно закурил. — Георгий Юрьевич, — вкрадчиво спросил его Жданов, появляясь из-за фикуса, — а может быть, вы и мое заявление примете? — Конечно, Андрей Павлович, — великодушно согласился Урядов, — тащите… Андрей Павлович?! Глаза у Пушкаревой стали квадратными и веселыми. Она смотрела на Жданова как на рыцаря в сияющих латах. Как будто он сейчас одним широким жестом спасет весь женсовет и остановит таяние ледников в Антарктиде заодно. — А на каком, собственно, основании, — спросил Жданов, — вы, Георгий Юрьевич, подрываете работу нашего предприятия? — Я? — А может вам конкуренты заплатили за развал Зималетто? — Мне? — А как еще расценивать ваш саботаж? Вы лишаете руководство компании самого ценного. — Да? У Урядова стал такой глупый вид, что Танечка уже едва сдерживала прорывающийся на свободу смех. — Разве вы не знаете, Георгий Юрьевич, что кадры решают всё? — Кадры? — Ну вы же начальник отдела кадров. И позволяете себе ими так бездарно разбрасываться. — Андрей Павлович, так ведь девушки сами решили уволиться. Все вместе. Всем своим организованным, так сказать, преступным сообществом. Тут женсовет взорвался вдруг бурными объяснениями про буренку, про Свету, про мобильник и про то, что Вика тоже виновата. Несокрушимой скалой возвышаясь среди бурного моря женсоветовского клокотанья, Жданов невозмутимо переждал бурю. — Никто никого не увольняет, — заключил он, подхватил Пушкареву и утащил её, наконец, туда, где ей и следовало находиться — в кабинет президента. — А скажите мне, Катенька, что это вам вздумалось махать перед Урядовым заявлением по собственному? Катя, вы понимаете, что сейчас вся судьба компании в ваших руках? Вы понимаете, что стоит на кону? Пушкарева лишь руками развела в ответ на его рык. — Кто же знал, что так события сложатся. Африканские революционеры они такие… Но вам вовсе не обязательно, Андрей Палыч, вмешиваться во все эти дрязги. — Так и вам, Катенька, в них участвовать не с руки. — Ой, и не говорите, — она вздохнула и улыбнулась одновременно. Села на место Малиновского и опустила подбородок на перекрещенные пальцы. — Ну не могла же я бросить девчонок в беде. Один за всех… Жданов кивнул, припоминая, как женсовет грудью встал на защиту Пушкаревой в той истории со сломанным компьютером. — Кать, а давайте так. Если у вас там снова начнется война миров, то вы мне сразу сигнал sos посылайте. Иначе я боюсь, что однажды пучина женских склок поглотит моего личного помощника с головой. Я приду и быстренько всех распугаю. — Андрей Павлович, не президентское это занятие. — И купите, наконец, себе мобильный телефон. Она сразу напряглась, а на её лице появилась тень калькулятора. — А у меня есть, — сказала Пушкарева высоким голосом. — Правда? А что же это мы им не пользуемся, Кать? Бережем для будущих наследников? — А он не работает… Вернее, не всегда. То работает, то не работает. Такой, знаете, с характером. Да и дорого очень по нему разговаривать. — Ну так купите себе аппаратик послушнее, Катя. Прямо сегодня. Мне будет очень сложно вас спасать, если сигнал sos будет поступать голубиной почтой. И включите, пожалуйста, оплату своих телефонных расходов в текущие расходы компании. — Хорошо, — ответила она с таким сомнением в голосе, что Жданов сразу понял, что она схватит какой-нибудь самый дешевый вариант, и при этом будет страдать из-за лишней траты денег. Ну или просто замотает свой старенький телефон новым слоем изоленты. — Кать, давайте так, — решил Жданов, — после работы мы с вами вместе заскочим в магазин. Они быстро купят телефон, Жданов закинет свою помощницу домой и помчится в ледяные объятия невесты. Блестящий план. Жаль, что он с таким оглушительным треском провалился. — Кирюш, мы сейчас пулей по делам мотнемся, а в восемь вечера я жду тебя в ресторане. Давай сходим… в «Сердца и розы», например. Малиновский уже развел бурную деятельность, столик забронировал и даже скрипачей заказал. Жданов не вмешивался, лишь бы не стриптизерш. — Ты подлиза, Жданов, — сказала Кира, вздыхая. — Я просто, как сумасшедший, влюблен в свою невесту, — оттарабанил Жданов заученно. Эти маневры он знал наизусть. В ближайшем торговом центре, куда Жданов привез Пушкареву, их осветили вспышки фотоаппаратов. — Андрюша, — к ним подлетела Виноградова, — Катюша, приветики. — Что это ты устроила тут, Юлиана? — целуя её, спросил Жданов. Пушкарева за его спиной пыталась слиться с интерьером. — А у нас тут фотосъемка. Коллаборация «Виктории Сикрет» и ГУМа. — Ну, такое событие, Катенька, мы не можем пропустить. С профессиональной точки зрения. — Андрюша великий профессионал, — прокомментировала Юлиана с гримаской. Пушкарева улыбнулась ей — немного криво, но с пониманием. Жданов пытался заглянуть за плечо Виноградовой, где среди позолоты и хрусталя дефилировали полуобнаженные модели. — Андрей Павлович, — сказала Катя негромко, — может, я тогда пойду? — Нет-нет, Катенька, мы одним глазком только посмотрим. Возможно, «Зималетто» тоже однажды понадобится подобный фотосет. За мной, Екатерина Валерьевна. — «Зималето» собирается теперь не одевать людей, а их раздевать? — уточнила Юлиана. — Мне кажется, мое присутствие там совершенно излишне, — заупрямилась Пушкарева. — Андрей, — вмешалась Юлиана, — ты ступай, исполни свой профессиональный долг. А я позабочусь о Катюше. Жданов, с трудом оторвавшись взглядом от позолоты, хрусталя и всего остального, посмотрел на Катю. Она, кажется, готова была то ли сбежать, то ли сквозь землю провалиться. Ладно. В конце концов, он же не голодный подросток. И не настолько толстокожий, чтобы бросать Пушкареву посреди ГУМа. Заблудится еще. Объявляй её потом в розыск. — Ладно, Катюш, — сказал он, приобнимая её за талию, — давайте просто купим то, за чем мы сюда пришли. — А зачем вы сюда пришли? — запоздало спросила Юлиана. — За покупками, не поверишь. — За покупками? В магазин? Не поверю! — засмеялась Виноградова. — Кстати, зайчики мои, у меня для вас кое-что есть. Она вручила Жданову свой зонт и принялась рыться в сумке. — Всегда боюсь, что она оттуда вытащит или кролика, или удава, — шепнул Жданов на ухо Кате. Она подняла на него повеселевший взгляд. — Вот, — Юлиана достала два билета. — Приглашки в столовую № 57. — Приглашки в столовую? — умилился Жданов. — Юлианочка, солнце наше, ты думаешь в «Зималетто» настолько всё плохо? Думаешь, впору нам выдавать талоны на питание? — Балбес, — улыбнулась Юлиана снисходительно. — Там сегодня тематическая вечеринка «Маяковский.гум». — Правда? — Катя посмотрела на красный рубленый шрифт на приглашках с искренним интересом. — Андрей Палыч, это же самая культовая столовка Москвы. Туда всё время очередь из иностранцев на два этажа. Как в Мавзолей. — Вы серьезно хотите туда пойти? — обреченно спросил Жданов. — Очень. Пушкарева, которая рвется на вечеринку. Жданов, который добровольно отказался поглазеть на моделей «Виктории Сикрет». Куда катится этот мир? — Только на пять минут, — решился он. В столовку вместе с ней он вполне может сходить. Это вам не «Лиссабон» какой-нибудь. — Все, что требует желудок, тело или ум, — все человеку предоставляет ГУМ. — Что вы там бормочете, Катя? — спросил Жданов, поудобнее перехватывая её за руку. На лестнице было такое столпотворение, как будто вся Москва бросилась за покупками. — Маяковский, Андрей Павлович. Мы проходили эти стихи на истории рекламы. А помните: «Остановись, уличное течение! Помни: в Моссельпроме лучшее печение». Она была столь оживленной, что Жданов даже почти смирился с потерей визуального удовольствия. Выбравшись из толпы, он поставил её перед собой, поправив помпошку на смешной беретке. — Стой! Ни шагу мимо! Бери папиросы Прима, — выпалила Пушкарева в ответ. — Не думал, Катя, что вас так торкает советский агитпром. — Нет места сомненью и думе — все для женщины только в ГУМе. — Кать, вас может перевести в отдел маркетинга? — К Роману Дмитриевичу? — просияла она. Тьфу. Добравшись до столовки, они вручили приглашки охраннику и вступили в прошлый век. В глаза бросился плакат с надписью «Лучшая диета — сочная котлета». — Катя, только у нас очень мало времени, — напомнил Жданов. — Конечно, Андрей Павлович. Извините, Андрей Павлович. Я всё сделаю, Андрей Павлович, — машинально ответила она. — Канапе с кашей «дружба»? — предложил им официант. — Ого, — к ним подскочила ухоженная, смутно знакомая дамочка, как пить дать распорядительница вечера. — Милая девушка, вы одеты точно в духе нужной нам эпохи. Как прекрасно вы вошли в образ! Какое чувство стиля! Ретро на грани китча! Позвольте, позвольте, — она неожиданно прижалась к Пушкаревой и улыбнулась в сторону вспышки фотоаппарата. Катя изумленно моргнула и беспомощно оглянулась на Жданова, не зная, как реагировать на столь сомнительный комплимент. — А вы привели с собой своего собственного Маяковского? — продолжала щебетать дамочка. — А знаете, что-то в вашем спутнике есть такое… Этот знаменитый мрачный взгляд исподлобья. Эта челюсть… — Челюсть? — переспросила Катя ошеломленно. Она внимательно уставилась на Жданова, словно пытаясь разглядеть в его чертах черты Маяковского. — Проходите же быстрее, у нас тут импровизированная выставка плакатов «Окон РОСТа» и, конечно, рябчики с ананасом в качестве кулинарного символизма. Прошу! Катя, все еще неуверенно озираясь, сделала несколько шагов вперед и остановилась перед столом, на котором прямо на белой скатерти стоял мужчина и страстно читал стихи. — Хотите — буду от мяса бешеный — и, как небо, меняя тона — хотите — буду безукоризненно нежный, не мужчина, а — облако в штанах! Пушкарева, задрав голову, смотрела на декламатора с интересом. А потом мечтательно улыбнулась. Взяв с подноса официанта водки, Жданов, склонив голову набок, разглядывая этот профиль. Откуда появилось такое ощущение, что он впервые видит Пушкареву? Нежная линия шеи, скул, подбородка, Катя-девочка, юная девушка. Слушает стихи про любовь, и глаза её сияют. О чем она думает, лежа по ночам в своей узкой кровати? Целовалась ли хотя бы раз в жизни? Случайно, может быть? — Кать, — он встал её спиной, едва касаясь лацканами пиджака её спины, — а вы любите поэзию? — Как все, наверное, — ответила она, едва повернув к нему голову. Её щека оказалась совсем близко. — Все да не все. — Просто у вас, Андрей Павлович, очень специфический круг общения, — усмехнулась она. — Осуждение, Катенька? — Ну что вы. Я бы не посмела. — Кать? — Да, Андрей Павлович? — А что вы вообще обо мне думаете? — Что? Катя так резко обернулась, что стукнулась лбом об его подбородок. Они неловко засмеялись. Жданов подхватил Пушкареву за локоть и повёл в сторону укромного столика в углу. — Селедочки, Катя? Рябчика? Тефтельку? — Я возьму вот… пирожное «картошку». И компот из сухофруктов. — Катенька, да вы эстет. Так вы ответите на мой вопрос? Она нахмурилась, кусая нижнюю губу. — Для чего это нужно? Правду я вам не скажу из соображений трудовой субординации, а ложь никому не интересна. — Надо же, — Жданов откинулся на стуле. — Вы стали куда смелее после того, как ваше сердце покорил Малиновский. — Роман Дмитриевич вдохновляет меня личным примером. — Значит, из вашей каморки Жданов-младший выглядит не слишком-то приглядно? Катя наклонилась ближе к нему. — Андрей Павлович, — серьезно произнесла она, — я отношусь к вам с искренним уважением. Я думаю, что вы действительно переживаете за судьбу компании, и… когда мы выберемся из долгов, станете прекрасным президентом. То есть, я хочу сказать еще лучше… чем сейчас. Простите. — Катя вы меня ударили в самое сердце. Я-то думал, что я неплохой президент и в настоящем времени. — Главное, чтобы не в прошлом, — утешила его Пушкарева. — Но нам, наверное, пора. — Куда пора? — не понял Жданов. — Андрей Павлович, вы куда-то спешили. — Куда? Ах да. Точно, Катенька, я очень спешу. Вы скушайте котлетку, Катя. Может, это добавит мне баллов как президенту. — Толстая секретарша? — Кать, ну перестаньте вы о себе говорить как о секретарше. Вы мой личный помощник с функциями финансового директора. Между прочим по должностной иерархии это ставит вас на одну ступеньку с Урядовым, если не выше. А вы краснеете перед ним как девочка! — Думаю, — рассудительно ответила Катя, — что кроме вас никто в компании в это не верит. — Кать, ну с этим надо что-то делать. Она засмеялась с горечью. — А что можно с этим, — Катя указала на себя, — сделать? Подперев щеку кулаком, Жданов задумчиво взирал на свое сокровище. Ну и что прикажете со всем этим делать?