Лягушачий принц

Кем я хочу стать, когда вырасту? Не знаю. Кем угодно, лишь бы рядом с К Когда я была маленькой, я хотела быть захватчиком, только чтобы никого не убивать. Сейчас я знаю, что это называется «первооткрыватель», и… да, наверное, я все еще хочу им стать. Еще я хочу стать лучшим воином во всем Гакане, только тоже — чтобы не убивать. Я хочу найти лекарство от малихора, потому что мне очень жалко людей, которые им болеют. Раньше все думали, что он заразен и сидели дома — даже сейчас многие боятся заразиться, и на улицах почти никого не видно кроме этих дурацких Гуфье, де Фуа и Но мы с господином де Курсийоном ходили в лазарет, и врач сказал, что малихором нельзя заразиться, как обычной болезнью. В лазарете было много больных, и там были даже дети — они плакали и говорили, что им больно. Я слышала, как врач сказал, что они умрут, потому что Я хочу найти лекарство от малихора, только вот доктором не смогу стать, потому что боюсь не люблю кровь. Я надеюсь, что я никогда не заболею, и мама тоже, и Константин, и дядя Женевьева отложила перо и тоскливо вздохнула. Она не любила писать сочинения — темы казались ей глупыми, слова никак не желали складываться в красивые, стройные предложения, и исписанные листы вскоре покрывались кляксами и яростно вымаранными строчками. — Все еще пыхтишь? — Константин! — от неожиданности Женевьева подпрыгнула на своем стуле. — Что ты здесь делаешь? — А я уже закончил! — хвастливо выпятил грудь кузен. — Я написал, что хочу стать лучшим правителем и вернуть в Серену Золотой век. Пошли, у нас скоро тренировка с этим старикашкой! — Я не знаю, кем я хочу стать. Точнее, знаю, но… все это как-то неправильно. — Почему бы тебе не стать советником будущего правителя? — хитро прищурился Константин. — Советником? — Ну да! У отца же есть советники. А мне много не надо, будешь только ты. И нам не придется разлучаться! — Я не знаю, что делают советники, — сказала Женевьева. — Ну… советуют, но что? — Разберемся, — небрежно махнул рукой Константин. — До этого еще ого-го сколько времени. — Но мне-то надо написать сочинение, — Женевьева покосилась на исчерканные листы, вздохнула и пошла за кузеном. Домашнее задание подождет — может быть, сегодня Курт не будет над ними так уж измываться, и она сможет закончить его вечером. — Если он опять будет на тебя ругаться, я его поколочу, — шепнул Константин, пока они зашнуровывали тяжелые сапоги для тренировок. — Если он думает, что может обижать тебя только потому что он старый… — Он вовсе не старый! — Пфффф! Да ему лет двадцать, не меньше! Он и повоевать успел уже. Женевьева пожала плечами. Они спорили об этом уже неделю — с того самого момента, как во дворце появился «старикашка»: мрачный, неразговорчивый, все лицо в шрамах — по правде говоря, Женевьева его немного боялась. Ему, казалось, было плевать, девочка она или нет, и он не делал различия между ней и Константином. Он посмотрел, как они машут своими деревянными мечами, скривился, и сразу же выдал им железные — наверное, настоящие. — Раз умеете держать палки, значит, и с этим справитесь. И конечно, Женевьева не смогла удержать тяжеленный меч. И конечно, он не оставил это без внимания. — В девять лет я мог убить медведя. Настоящим мечом, а не этими железками. А ты… эх ты, зелень. Константин вступился за нее, и они с Куртом повздорили — правда, в итоге он дал им шпаги. Они были легкие, но держать их было неудобно, и Женевьева страшно боялась, что она уронит еще и шпагу, и Курт опять скажет что-нибудь этакое, колкое. Посмотрев на то, как они размахивают шпагами, Курт покачал головой и сказал, что сначала им нужно научиться дышать и двигаться. И теперь несколько раз в неделю Женевьева и Константин прыгали, бегали, уклонялись от воображаемых ударов и пытались дышать — так, как учил их Курт. Женевьева жутко завидовала Константину — он был более ловкий, чем она, более верткий, и, хотя она бегала быстрее, чем он, ей постоянно не хватало дыхания. Сейчас она тоже выдохлась уже на втором круге, и пока Константин неспешно заканчивал третий, выслушивала наставления Курта. — Не рвись вперед, даже скаковые лошади знают, что нельзя нестись с места в карьер. Мы тренируем выносливость, зелень, не скорость, а выносливость! Ну-ка, повтори. — Не скорость, а выносливость, — мрачно сказала она. Почему он относится к ней, как к глупому ребенку? Ей уже девять лет, пусть она и не может убить медведя. Она и не хочет никого убивать, ни медведей, ни еще кого-то, вот! — Твой дядя сказал, чтобы я не давал вам обоим никаких поблажек. Вы должны научиться сражаться, а с такой подготовкой тебя убьют первой. — С какой это «такой»? — вскинулась она. Ну почему, почему этот Курт, этот старикашка, такой противный? — С никакой, — ехидно ухмыльнулся он. — Давай, зелень, двигайся, твой принц уже почти закончил, а ты все еще топчешься на месте. — Меня зовут Женевьева! Под сухой смешок Курта она развернулась и потрусила вслед за Константином, который и вправду заканчивал свою пробежку. — Ему, наверное, все равно, кого тренировать, — простонала она, безуспешно пытаясь снять сапог, который, казалось, стал еще тяжелее. — Если бы дядя приказал ему дрессировать собак, мы бы и разницы не заметили. Константин только устало пожал плечами. Женевьева всегда удивлялась, какие они в этом разные — устав до безумия, она становилась ужасно болтливой. А вот Константин наоборот: слова не вытянешь. Вот и сейчас, рухнув на жесткую деревянную скамью, он стащил с себя сапоги и замер в явно неудобной позе. Правда, понаблюдав за ней, он все же собрался, сполз со своего места и помог ей стащить дурацкие сапоги. — Спасибо. Он махнул рукой, встал и подал ей руку. Еле переставляя ноги и держась друг за друга (ну и кто здесь старики?), они добрели до ее комнаты, и Женевьева предложила Константину отдохнуть у нее. В конце концов, он молчит, а значит не помешает ей писать сочинение, а его присутствие ее подбодрит. Конечно, если она вообще сможет удержать перо… — Ненормальная, — пробурчал Константин, глядя, как она садится за стол. А потом упал лицом в подушки и замолк окончательно.