Лягушачий принц

— Да ты не просто лягушка, ты еще и ведьма! — Что ты сделала с бедным Ноэлем? Константин нахмурился и закрыл собой Виви, мрачно глядя на заступивших им дорогу ребят. — О чем вы? При чем тут ваш дружок? — Она прокляла Ноэля! Бедный Ноэль, он так страдает! — Все знают, что она училась колдовать! Она же лягушка, и магия у нее такая же, мерзкая и противная! Константин уже был готов кинуться на обидчиков, как почувствовал на плече ладошку Виви. — Не надо. — Ой-ой-ой, смотрите-ка, лягушачий принц пляшет под дудку своей лягушки! Ну все, с него хватит. Константин дернул плечом, скидывая руку кузины, сжал кулаки, и не смог сдвинуться с места. — Что тут у вас? Курт! И он держит его за воротник, как ребенка! Константин попытался вырваться, но хватка у Курта была железная — проще воротник оторвать. — Ты все равно не посмел бы на нас напасть, принцесса. А тебе, лягушка, лучше бы расколдовать бедного Ноэля! — Смотрите как бы и вас не прокляла, — неожиданно злобно бросила им Виви. Константин удивленно покосился на нее, но тычок Курта заставил его отвлечься. — Ну все, расходитесь, — скомандовал он и еще раз толкнул Константина в сторону замка. — Давай, мелкий, двигай вперед. Зелень, пошли. — Не надо было тебе вмешиваться, — пробурчал Константин. — Я бы сам разобрался. — Конечно-конечно, один против пятерых. — Я там тоже была. — Я учу вас для того, чтобы вы могли себя защитить. Оттачивать свои навыки на детишках соседей — не лучшая идея. — Мы и до тебя справлялись, я умею… — А я недавно выучила новое заклинание… — Если вы научились держать шпагу, это еще ничего не значит, — перебил их Курт. — Моя задача — по возможности, не дать вам сломать себе шеи. Там было небезопасно, ясно? Что вы не поделили? О чем они говорили? — Не знаю, — мрачно ответила Виви. — Никого я не проклинала. Ноэль — это младший сын барона де Фуа, и если бы я умела, прокляла бы его давным давно. — Он главный у этой кучки ид… плохо воспитанных, грубых, невыносимых лентяев, — с плохо скрываемой злостью сказал Константин. — Это он придумал называть Виви «лягушкой». Он всегда был у них за главного. — Де Фуа? — задумался Курт. — Я что-то такое слышал, кажется, у них кто-то заболел малихором. Наверное, он и есть. — Я тут ни при чем. — Конечно, ни при чем, зелень, — хмыкнул Курт. — Ты даже муху заколдовать не сможешь, куда тебе до де Фуа. — Вовсе необязательно ее все время обижать! Константин схватил Виви за руку и потянул за собой. Сговорились они сегодня, что ли? Мало им этих идиотов, еще и Курт туда же. — Знаешь, — скажет он позже непривычно тихим голосом. — Это, должно быть, очень плохо, но… Мне не жаль Ноэля. Совсем. Это очень плохо, да? — Наверное, — вздохнет Виви, и он обнимет ее, привычно зарывшись подбородком в ее волосы. — Но, кажется, мне его тоже совсем не жаль. Разве мог день, начавшийся так отвратительно, стать хорошим? Конечно же нет, думал Константин, неспешно направляясь к комнате матери. Она звала его редко — только если ей было что-то нужно. А нужно было ей, как правило, одно: чтобы он что-то сделал, кому-то что-то сказал, отнес письмо или подслушал. Он старался не рассказывать Виви обо всех «просьбах» своей матери, но она каким-то образом чувствовала — его недовольство, его злость, его разочарование. И расстраивалась сама, конечно. Что могло понадобиться матери на этот раз? Она уже давненько не вызывала его к себе — в последнее время Константин начал расти с какой-то невероятной скоростью, перерос Виви почти на целую голову, и прятаться под столами ему было совсем неудобно. — Входи. Комната матери была светлой, богато обставленной: здесь она любила принимать своих особо близких друзей. Она никогда не занималась вышивкой, как мама Виви, не читала книг — в основном она писала письма, проводила время у зеркала или выбирала наряды. Константин слегка склонил голову, разглядывая мать: кто бы мог подумать, что эта миниатюрная красивая женщина с золотистыми волосами и такими же голубыми, как у него, глазами, может уничтожить тебя одним лишь словом. Или убить — такое тоже случалось — одним движением пальца. Константин зябко передернул плечами при мысли о том, что пальцы матери, как всегда, унизывают перстни с потайными окошечками, заполненными самыми разными ядами. — Ты меня не слышишь? Мать смотрела на него, приподняв тонко выщипанную бровь и явно ожидала ответа на какой-то вопрос. — Простите, матушка. Виви никогда не называла свою мать «матушкой». Виви никогда не называла ее на «вы». Виви и тетушка Ливи хохотали до слез, обнявшись на диване, читали книги, разыгрывали сценки и играли в прятки. И Виви была совершенно на нее непохожа. Так почему же он, точная копия своей матери, так от нее далек? Почему он нужен ей только для ее дел? — Ладно, неважно. Возьми, — мать протянула ему массивное золотое кольцо с огромным ярким сапфиром. — Мадам Луиза оставила его у меня, отнеси его ей в комнату. — В чем подвох? — Подвох? — ее брови опять поползли вверх. — Никакого подвоха, Константин. Почему это ты задаешь такие вопросы? — Я больше не хочу… делать то, что делал, — пробормотал он. — Это подло. — Что ж, я больше не буду тебя ни о чем просить, — пожала плечами мать. — Не хочешь — не делай. Я думала, ты меня любишь. Я думала, мы замечательно проводили время. — Почему мы не можем просто поговорить? Мать лишь махнула рукой — конечно, изящным и выверенным жестом, как всегда. Иди, глупый мальчишка, сделай то, что тебе поручили, ты годен только для этого. О чем он вообще думал, выпаливая последнюю фразу? Она никогда не хотела с ним просто поговорить, провести время — он был негоден для любви. Может быть, его ровесники — те же де Фуа, или его кузены — тоже чувствовали что-то подобное, но Константин лучше бы утопился, чем спросил у них об этом. — Ну же, что ты застыл? Мадам Луиза наверняка повсюду ищет свое любимое кольцо. Ступай, Константин, будь душечкой. Интересно, думал Константин, шагая к гостевому крылу, как бы это выглядело? «Привет, Валентин, а мадам Луиза тебя любит? Ты делаешь для нее грязную работу?». Чепуха. Он давно привык ко всему, что происходит в замке. Он давно привык, что его семья — это Виви. Ему не нужны ни признание отца, ни любовь матери. А все эти дурацкие мысли наверняка роятся у него в голове из-за взросления, или из-за несварения, или из-за чего-нибудь еще. Он больше не маленький мальчик, ему тринадцать лет, и он взрослый самостоятельный человек. Да. О том, что произошло дальше, Константин и думать не хотел. Он сидел на чердаке, обняв колени, и думал, что если бы замок был построен из дерева, то от его настроения он бы вспыхнул в мгновение ока. Злость, разочарование, какая-то детская обида — он ведь поверил ей, поверил, что это просто услуга, что он просто отнесет кольцо мадам Луизе. Ее собственное кольцо. Наивный дурак. — Луиза, милочка, — мать приторно улыбнулась, помешивая чай в тонкой фарфоровой чашке. — Я уверена в твоей сообразительности. Самый слабый цветок знает, где находится солнце, не правда ли? Он всегда поворачивается к свету, ведь даже глупое растение понимает, что в тени совсем захиреет. Мадам Луиза улыбнулась ей в ответ — возможно, она думала, что ее улыбка спокойна, но Константин видел, как нервно подергивается уголок ее рта. — Или, — сказала она, — кто-то неравнодушный и любящий цветы может его взять и пересадить туда, где солнце будет согревать его со всех сторон. За длинным столом собрались они все: его отец и мать, тетушка Ливи, семьи кузенов и, конечно, Виви, сидящая справа от него. Последний ужин вместе — завтра родня отправится по домам, праздники закончатся, и жизнь вернется в свое русло. — О, моя дорогая, — принцесса д’Орсей рассеянно ковырнула ложечкой кусочек торта, — каковы шансы на то, что кто-то действительно обратит внимание на слабый некрасивый цветок, растущий на краю поля? Каковы шансы на то, что его попросту не затопчут — по незнанию или намеренно? И тогда мадам Луиза не нашла, что ответить. Валентин и Альбертина бросали на нее встревоженные взгляды, а она сидела и нервно кусала губы. — Это такой простой вопрос, милочка. Подумай, в правильную ли сторону повернулся цветок, есть ли там солнце. Мне нужен ответ. Мать еще раз улыбнулась и слизнула крем с ложечки. Она была похожа на кошку, поймавшую мышь, и Константин поежился. Интересно, что могла натворить мадам Луиза, чтобы мать на нее так разозлилась? Хотя он и не любил придворные беседы, он кое-что понял из их диалога — наверное, мадам Луиза сдружилась с кем-то из тех, кто был у матери в немилости. И, наверное, она отказывалась разрывать отношения — но зачем это матери? Они и видятся-то всего несколько раз в год. — Деньги, — пожала плечами Виви, когда он поделился с ней своими выводами. — Их семья не особенно богата, и может быть, мадам Луиза нашла покровителя, который не нравится твоей маме. Или который перешел ей дорогу. Или что-нибудь еще сделал. — Ну да, — хмыкнул Константин, щурясь на солнце. — Все эти хиреющие цветки, солнце… Очень похоже. Знаешь, у мадам Луизы появилось кольцо — дорогое и красивое. Может быть, это ее покровитель ей подарил? Виви пожала плечами. — Мне не очень интересно. Ты же знаешь, я терпеть не могу эти игры. — Я тоже, — вздохнул Константин. — Ненавижу. А потом, когда гости разъехались, он услышал беседу служанок. Принцесса д’Орсей обвинила мадам Луизу в краже ее самого любимого кольца — золотого, с сапфиром. — Она сказала, что это кольцо стоит дороже всех их земель и даже всей их семьи! — Неудивительно, что она так разъярилась. Ты ее видел? Змея змеей! — Говорят, они так обеднели, что Луизе ничего другого не оставалось. Бедняжки! Что с ними будет? — Да уж ничего хорошего. От дома им отказали, а это значит, никаких подарков. Они совсем по миру пойдут. — Бедняжки! Замерший за дверью Константин почувствовал, как на лбу выступила испарина. Мать все просчитала: если бы мадам Луиза с ней согласилась, она бы наверняка заявила, что это подарок. А раз она не пошла на ее поводу… И это он принес это злосчастное кольцо в ее комнату, он опять — опять! — участвовал в этих грязных, подлых интригах, он опять оказался идиотом. Наверное, отец не зря его презирает — сейчас Константину было тошно от самого себя. Какой бы ни была мадам Луиза, какими бы ни были Валентин с Альбертиной, то, что сделала мать, было нечестно. И он совершенно ничего не мог с этим поделать. И поэтому он сидел на чердаке, обняв колени, и ненавидел себя, своих родителей и это змеиное гнездо, называющееся придворной жизнью. Больше всего на свете он хотел оказаться отсюда как можно дальше — так далеко, чтобы не видеть наигранно приветливых лиц, не слышать беззаботного щебетания дам, не чувствовать себя настолько лишним, неподходящим и ненужным. — Она опять тебя использовала. Константин вздрогнул от неожиданности, когда почувствовал теплые ладошки на своих плечах. Виви села рядом, вздохнула, обняла колени — так же, как он. — Почему все не могут просто дружить? — спросил он. — Почему обязательно нужно придумывать какие-то интриги, плести заговоры, для чего это все? Виви неопределенно хмыкнула, глядя на заходящее солнце в пыльное окно. Он знал и без ее ответа, ради чего это — ради власти, ради денег, ради забавы, в конце концов, и от этого ему становилось еще хуже. — Хотел бы я это изменить, — сказал он и вытянул ставшие слишком длинными ноги. — Хотел бы я создать красивый и счастливый город, в котором не было бы бедняков, и малихора, и разбойников. Мой город был бы богатым и процветающим, и все дружили бы — вот как мы с тобой. — Это было бы здорово, — ответила Виви. Она свернулась клубочком рядом с ним, положила голову ему на колени и закрыла глаза. — Это было бы очень здорово, Константин.