Цветы для Элеонор

Глава 6 Упорство Элеонор

      Элеонор не помнила ничего до того момента, как её спас из развалин дома Дамблдор. Но мир не терпит пустоты, и там где Элеонор ничего не могла найти, на выручку приходила память Лены. Вместе с памятью пришла и личность, заполняя пустой лист Элеонор. Элеонор не сопротивлялась, ведь у неё не было ничего, хоть и чужое, но это было хоть чем-то, что могло заполнить собой зияющую пустоту. И Лена заполняла собой Пустоту.       Вместе с памятью и личностью пришли желания Лены: желание исправить мир, желание измениться, исправить ошибки молодости, стать сильнее и не склониться перед миром. Но все они были лишь яркими вспышками будущего, прошлого, настоящего. И все они гасли в сером бытие Элеонор или поглощались волнами безбрежного океана ненависти, которым иногда Элеонор становилась.       За четыре года Элеонор свыклась с этим, что если она чего-то не знает, то Лена ей подскажет, если чего-то не умеет, то обязательно научится. Только, когда Элеонор становилось невыносимо тоскливо, нигде не было Лены, чтобы разделить эту горечь. Так Элеонор приходилось не только жить своей жизнь, но и взвалить на себя жизнь Лены. Элеонор ещё не знала, чего она хочет от этого мира, но это знала Лена.       Так и получилось, за эти четыре года, Элеонор выросла умной — множество знаний осталось от Лены. Начитанной, ведь чем ещё заняться сироте-одиночке в приюте? Лишь украдкой читать книги, что в огромной массе были разбросаны по приюту. И скрытной — это был залог её выживания, исчезнуть, скрыться и заниматься своим делом.       В Хогвартсе ничего не изменилось. Элеонор предпочитала тишину каменных ниш, одиночество забытых коридоров, уединение закрытых классов, темноту покинутых кладовых. Ей претила библиотека, где каждый занимался чем угодно, кроме как постигал сокрытое в книгах. О башне Гриффиндора речь не шла изначально, там всегда происходил кутёж и каждый пытался красоваться перед всеми. Словно все разговоры были только об одном: о личной доблести и как один пижон краше другого. Среди девушек было всё тоже самое, старшие собирали вокруг себе младших и учили их жизни на своем личном примере, рассказывая, что хорошо, а что плохо. Но Элеонор и так это знала, что хорошо, что правильно, а что тень серого мира, которая желает тебя поглотить.       Поэтому Элеонор скрывалась, искала свои места, тайные уголки, что принадлежат только ей и только ей известны. Там она находила покой для образования. Лена верила в образование, что в мире ты никто, если у тебя нет диплома. Элеонор не верила в диплом, ведь он показывал, как сильно ты прогнулся ради уродов, что хотят тебя поиметь, которые тебя оценивают и взвешиваю, как кусок мяса. И важно не сам диплом, а то, что за ним прячется. Так между Леной и Элеонор родился компромисс — обрести силу, через волшебство, а силой освободить себя и мир. Осталось лишь поверить в чудо.       Но чуда всё никак не случалось. Эленор вот уже две недели, после уроков, в свое свободное время оттачивала взмах, проговаривала ударения, пока у неё наконец-то не получилось увеличить брусок. Тогда пришло осознание про какие чувства говорил Дамблдор, нет, ни чувство любви, ни сила прекрасного, ни цвет волшебства, ничего этого не пробудило брусок Элеонор. Ненависть, только пылающее пламя ненависти дало силу в отчаянном взмахе трансфигурировать брусок. Но с ним было что-то не так, добавленная длина была искаженной, измятой, израненной, с торчащими шипами и погнутыми боками.       Но это лишь придало Элеонор сил. И эта ночь не стала исключением, когда все легли спали, она искала пустой класс и тренировалась до боли в горле, до судорог в левой руке, пока её белая блузка не пропитается потом. Она должна, она обязана их всех превзойти, она изменит этот мир, где людей-овец едят волки с волшебными палочками. — Alohomora! — прозвучало с обратной стороны двери.       Элеонор схватила своим вещи и словно ночь скользнула в угол, который она специально приготовила, где бы она смогла спрятаться от глаз. В открывшуюся дверь проник направленный луч света, что широким кругом охватил весь класс, Элеонор была уверена, что её никто не должен заметить. Она сама проверяла много раз, её не видно здесь, в пыли и паутине забытых парт. — Homenum Revelio! — прозвучало следом и палочка рассекла воздух. — Я знаю, что ты здесь, выходи!       Элеонор усердно изучала латынь и отлично знала, что означают эти слова. Она встала из-за парт с готовностью принять любое наказание. Свет фонаря превратился в тусклый шарик, что подвис над головой у профессора Альфонса Руквуда. Он был мастером чар и преподавал старшим курсам, высокий, худощавый, с цепкими, крючковатыми руками. — Мисс Фицджеральд? — удивился профессор. — Что вы здесь делаете?       Элеонор подошла ближе, прижимая к своему телу мантию, она была вся потная, взъерошенная. Стоило ей открыть рот, тяжело дыша, как на лице профессора появилась улыбка. — Как приятно наблюдать усердного ученика, что стремится к знаниям, тем более с Гриффиндора. — улыбка стала у профессора шире и в глазах появился блеск. — Что вы тренировали? — Отталкивающие чары. — призналась Элеонор. — Похвально. Знаете, что мы сделаем с вами, мисс Фицджеральд? — профессор присел, чтобы их глаза встретились.       В глазах Элеонор читалось безразличие к её судьбе, и она уже нащупала шило, что прячет в своей мантии, если профессор решится протянут к ней руки. — Мы с вами поступим так, я отведу вас в башню, скажу, что вы мне помогали с проектом, а завтра мы встретимся здесь же, в восемь вечера и вы мне покажете, что у вас не получалось.       Альфонс Руквуд положил на спину Элеонор руку, от чего та сжалась и ещё сильнее сжала шило. Профессор улыбался ей, но Элеонор лишь предстояла узнать, что мужчины прячут за этой улыбкой.