Реакции K-pop.

Наглая, жестокая, прямолинейная. Шатенка с тату на животе стала моим персональным адом. Реальным, осязаемым, мучительным. Привлекательная девушка проводила своими нежными руками по моим щекам и шептала сладким, удивительно приятным голосом обо всём плохом, что когда-либо происходило со мной. Она, словно демон на плече, с особым удовольствием ворковала и не давала забыть о тёмном и сокровенном, о том, что заставляет жалеть о прошлом, презирать самого себя. Я начинал сдаваться. Разрывался от внутренних конфликтов и всё чаще срывался на друзей. Не оставалось сил, чтобы быть надеждой и поддержкой для других. Я не мог быть собой, потому как уже не знал, кто я на самом деле. Позитивный парень? Ужасный человек с бесконечным списком грехов и провалов? Я не знал, не мог разобраться, у меня не получалось снова забыть. А она продолжала появляться. Невесомо касаясь моих волос, она добивала меня своими словами, ни разу не повторившись, напоминала обо всём. Мне было страшно, что кто-то узнает. Я начинал всё чаще думать о её словах и собственных ошибках, надеясь что-то исправить, но, что не удивительно, лишь усугублял. Девушка приходила ко мне всё чаще, а я по-прежнему не мог ни говорить, ни шевелиться в её властном присутствии. Она ходила рядом и говорила, говорила, говорила… А я безмолвно послушно слушал и обдумывал каждое слово. Однажды она не проронила ни слова. Незнакомка смотрела на меня с грустью, пониманием, но без капли жалости. В её янтарных глазах была холодная жёсткость и точность. Она молчаливо требовала от меня чего-то, о чём я не мог догадаться, чего-то ждала, а затем вздохнула и ушла, а я остался стоять в недоумении, удивляясь резкой перемене. Позже она явилась совсем уж огорчённой, разочарованной, будто сломленной. Я более не был ни скован, ни лишён способности говорить. Мы стояли рядом, но молчали. Она словно настраивалась на разговор, а я ждал, испытывая перед ней странное чувство подавленности, нерешительности. — Тебе стоит перестать загонять себя в угол, понимаешь? — Она говорила намного добрее, чем обычно, но приказные нотки всё ещё чувствовались в нежном голосе. — О чём ты? — Я не понимал, чего она хочет. Перестать загонять себя? Но, разве, не она делала это? — О тебе, твоих страхах и воспоминаниях, — она не отводила взгляда, хотя я чувствовал, как ей этого хотелось. Мой личный демон оказался куда чувственнее? Или, быть может, она боялась чего-то? — Зацикливаться на пустяках и прошлых ошибках очень глупо. Я не говорю тебе забыть о них, я прошу простить самого себя. Ты есть ты, здесь и сейчас. Не столь важно, как ты поступил в прошлом, куда важнее то, чем ты занимаешься сейчас. Я не говорю о будущем, его может и не быть, но ты властен над собой в настоящем, понимаешь? — Зачем ты напоминала мне? Зачем заставляла думать об ошибках постоянно? — Я понимал её, но куда больше меня интересовала причина этих кошмаров. — Ты должен помнить, что чувствовал от тех поступков или упущений, чтобы избежать их. Забудешь один раз и повторишь снова, а оно тебе нужно? — Она елейно улыбнулась и, отвернувшись, вздохнула. — Не забывай о чёртовом коме сожаления и не становись бессовестным идиотом, Чон. — Ты моя совесть? — Усмехнувшись, я обошёл её, чтобы видеть лицо собеседницы. Грустная, холодная, прекрасная. Некогда суровый янтарный взгляд был карамельно-мягким и тягучим, наивным. Она больше не была похожа на демона, хотя и на ангела тянула с трудом. Обыкновенная девушка с мыслями, не доступными мне. — Прости себя, Чон Хосок, — она пронзительно посмотрела в мои глаза и подошла ближе. — Назвался надеждой — не рушь ожиданий, — она дотронулась до моей щеки привычно мягко, но впервые по-настоящему тепло и ласково. Только сейчас, в этот самый миг я смог отпустить собственные обвинения, вспоминая множество счастливых моментов. Вспоминая свою же улыбку, которой отвечал на улыбки и поддержку друзей и фанатов. — И всё-таки, кто ты? — Она улыбалась мне, а я и сам не заметил, как начал улыбаться, когда груз прошлого камнем ухнул с души. — Я твой внутренний демон, голос плохих воспоминаний, — она невесомо прижалась ко мне и в момент, когда я хотел обнять её, растворилась, уступая комнату вошедшим друзьям, смеху и возможности быть собой без преград из сомнений.