Однажды в Нью-Йорке

«Мне нужна твоя помощь». Стикер с грустным псом прилагается. Эрвин посмотрел на часы. Рабочий день едва перетек за половину. «Я на работе. Что случилось?» — «Мне стыдно это писать. Приезжай, когда сможешь. И обещай не ржать». Эрвин отправил смайлик с поцелуем и положил телефон экраном вниз. Над его монитором выросла голова Ханжи. «Эй, Эрвин, никакой личной переписки во время работы, понял?» — сказала она. «Прости, — ответил Эрвин. — Это по делу». — «Ну, конечно», — хмыкнула Ханжи. С Леви Эрвина познакомила Ханжи. И он бы даже был ей благодарен, если бы она не пыталась постоянно сунуть свой красиво загнутый нос в их с Леви постель. Она, впрочем, делала это и раньше. Они вместе учились в университете и с тех пор дружили. И сколько он помнил, она пыталась или устроить ему личную жизнь, или влезть в нее и выведать все подробности. Ситуация осложнялась тем, что она была бывшей одноклассницей Леви и дружила с ним тоже. Как-то в пятницу вечером Ханжи предложила сходить в театр. Не на Бродвей, конечно. «Мой старый друг там играет, так что за билеты платить не придется. Он, кстати, гей». Эрвин поднял на нее глаза — они обедали в кафе около редакции — и спросил: «Зачем ты мне это говоришь?» — «Ну… — Ханжи поправила очки и тряхнула каштановой шевелюрой. — Ты один, он один. Ты гей, он гей. Ты симпатичный, он симпатичный. Чистая математика». Эрвин почувствовал, что у него покраснели уши, и ничего не ответил. После спектакля Ханжи потащила Эрвина в ближайший бар, где и представила ему Леви. Невысокий, Эрвину примерно по плечо, худой, как подросток, уставший после спектакля, Леви сухо пожал руку Эрвина и никакого интереса к нему не проявил. Эрвину было неловко и неуютно. Ханжи попыталась разговорить обоих, но беседа не клеилась. Потом ей позвонил муж, и они покинули бар. С Леви он потом встретился случайно в книжном магазине. Он сразу узнал его, но не был уверен, что Леви его помнит. Какое-то время он тупо пялился на Леви. Тот почувствовал его взгляд и повернулся к нему. Под растегнутой курткой на нем была футболка с логотипом Sex Pistols. Черные узкие джинсы плотно облегали стройные бедра. «Я тебя знаю, — сказал Леви, пристально глядя на Эрвина. — Ты приятель Ханжи. Да, точно. Я забыл имя, прости». Процедуру знакомства пришлось повторить. Они немного поболтали о книгах, пожаловались друг другу на излишнюю заботливость Ханжи и уже собирались прощаться, когда Эрвин подумал, что нельзя терять такой шанс. «Может, выпьем кофе как-нибудь?» — спросил он. Леви вскинул тонкую бровь. «Ну, конечно, — буркнул он, но по глазам было видно, что ему весело, — раз я актер, то я гей. Конечно. И ты уверен, что я пойду с тобой на свидание, ведь ты такой охуенный. Так, да?» Эрвин неуверенно улыбнулся. «Нет, — сказал он. — Не совсем. Ханжи рассказала, поэтому я знаю. И я надеюсь, что ты пойдешь со мной на свидание. Так как насчёт кофе?» Леви улыбнулся так, что у Эрвина что-то ухнуло внутри. «Я не пью кофе. Предлагаю выпить чаю». Телефон завибрировал. Эрвин извинился перед Ханжи и вышел в коридор, чтобы ответить. «Когда ты приедешь?» — спросил Леви. «Что у тебя случилось? Ты в порядке? Я на работе…» — «Нет, ничего такого. Просто мне надо знать время…» — «Леви. Что случилось?» — «Ты ржать будешь на весь этаж, если я тебе расскажу. Просто приезжай». — «Леви! Что случилось?» Эрвин чувствовал, что начинает раздражаться. Леви всегда был прямолинеен. Иногда даже слишком. Что за игры вдруг? «Просто скажи, когда приедешь». Эрвин вздохнул. «Пойду попробую отпроситься у шефа… Если получится, то через полчаса… Плюс-минус час». — «Тс. Напиши, как выяснишь». Шеф повздыхал, но отпустил. От Ханжи отвязаться оказалось труднее. Эрвин пригрозил пожаловаться Моблиту, ее мужу, и только тогда она замолкла. Леви снимал квартиру («Халупу», — мрачно поправлял он) в квартале от театра, где он играл. Район не самый лучший, но из дешёвых — самый приличный. Леви, правда, говорил, что ему тут тесно. Дверь открывалась в комнату, комната плавно перетекала в кухню. «Спасибо, что ванная за стеной», — ворчал Леви. Дверь была открыта. Эрвин переступил порог и замер. «Объяснишь?» — спросил он, жадно скользя глазами по обнаженным плечам и рукам Леви. «Тс, — вздохнул он. — Помнишь, мы гуляли и видели в витрине платье горничной?» — «И?» Взгляд Эрвина опустился на обтянутую черным грудь. Сквозь ткань проступали очертания мышц. «Ну, я, блядь, решил, что это будет забавно! — выдавил он, поднял руки, словно не зная, что делать. — Я просто… Я не могу его снять». Леви, сидевший все это время на полу, поднялся. Пышная юбка колыхалась в такт его движениям. Стройные ноги в черных гольфах казались очень длинными. Эрвин понял, что умрет, если не стянет с Леви это платье. Ну или не задерёт эту пышную юбку… «Это ты виноват», — заявил Леви. «Почему?» — спросил Эрвин, с трудом ворочая языком. «Ты тогда сказал, раз мне нравится уборка, то костюм горничной мне пойдет. И я подумал, что это будет забавно. Но у этой срани заело молнию, и я не могу его снять. А я должен его вернуть. Оно мне не по карману. И я чувствую себя идиотом». Он стоял, глядя на Эрвина исподлобья, опустив руки, и выглядел растерянным и несчастным. Эрвин подошёл к нему. Осторожно взял за руку, обнял за пояс и с силой прижал к себе. Леви, поняв, какую реакцию вызвал его вид, поднял взгляд. «Вот ты извращенец, — рассмеялся он. — Я давно это подозревал». Эрвин наклонился к нему и поцеловал. Сжал его бедра, сминая ткань юбки. «Я бы разорвал на тебе это платье голыми руками… — прохрипел он. — Леви…» Он подхватил Леви на руки и уложил на кровать. Леви нетерпеливо вздохнул. «Да хрен с ним уже», — простонал он. «Повернись». Леви повернулся к нему спиной. Эрвин попробовал расстегнуть молнию, но она не поддавалась. Он дёрнул сильнее, и собачка сломалась. «Ну, сдать обратно ты его уже не сможешь». Он наклонился. Поцеловал Леви в затылок, скользнул губами по шее и по спине. Леви вздохнул и вывернулся. Эрвин наклонился к нему, чтобы поцеловать. Леви зажал ему ладонью рот. «Раздевайся, — сказал он. — Хочу на тебя посмотреть». Эрвин снял пиджак, не глядя швырнул его в направлении кресла у письменного стола. Рубашку Леви стянул с него сам. Уселся верхом на его ногах и долго, с удовольствием целовал его шею и плечи, оглаживал спину и грудь. Эрвин скользнул под несколько слоев нижних юбок и обнаружил, что под платьем на Леви ничего. «И ты его вернуть собирался?» — усмехнулся Эрвин, сжимая его зад. «Да, собирался. Ну, нет у меня ничего подходящего под платье». Он рассмеялся, и Эрвин притянул его к себе. Поцеловал. Потянул платье от ворота. Послышался звук разрываемой ткани. Леви вздрогнул всем телом и тихо застонал. «Вот уж не думал, что тебе нравятся такие игры…» — выдохнул он. Эрвин усмехнулся. Опрокинул его на кровать. Разделся. Леви остался в платье с разорванным лифом. Эрвин, дрожа от нетерпения, зарылся руками под юбки. Гладкая кожа под ладонями казалась горячей. Леви жадно хватал ртом воздух, нетерпеливо ерзал под ним. Ловил его губы. Эрвин тянул время. Дразнил его. Не давал вырваться и перехватить инициативу. Юбки он тоже разорвал. Медленно. Слой за слоем. И Леви так и лежал под ним — в ворохе чёрно-белых обрывков. Глухо стонал от каждого его движения и сквозь зубы выдыхал его имя. «Ты же это специально придумал?» — спросил Эрвин, когда сумел наконец отдышаться и говорить целыми предложениями. Леви усмехнулся и приподнялся на локте. Его шею украшал свежий засос. «Где я спалился?» Эрвин сжал его бедро. «Ты бы не стал надевать на голое тело платье, если бы правда собирался его вернуть». Леви рассмеялся. «Да, тут я просчитался. — Он наклонился и поцеловал Эрвина в губы. — В следующий раз в платье будешь ты».