Не зови меня так

      Вот, ради чего всё это было. Теплота, сочувствие, понимание — всё ложь. И почему он ожидал другого?       Чувства начинали гнить сильнее с каждым ударом сердца.       Негнущимися пальцами он ещё раз проверил отсутствие кольца. Рыдать или бросаться в окно не хотелось, нет, опустошение накрыло его с головой. Что теперь? Что будет с его жизнью? Возвращаться к прежнему укладу вещей? Нет, этого он не мог представить — по телу пробежал разряд от воспоминаний, тем более, что ещё тёплая из-за чужого тела простыня источала знакомый, чуть ли не родной запах. Как от этих чувств спастись? Как выкорчевать всё это по отношению к человеку, так безжалостно перечеркнувшему эти недели?       Адриан уткнулся носом в подушку, пытаясь в тишине разобраться в себе, и перед глазами заплавали тёмные круги, настолько он зажмурился. Почему он раньше не забрал кольцо, если так сильно хотел? Что Адриан сегодня сделал не так, и что послужило причиной такого жестокого шага? Или…       Или же Бражник добился от парня всего, чего хотел, и со спокойной душой отнял вторую жизнь Адриана. На мгновение он ощутил себя грязным и использованным, как дешёвый хастлер, выкинутый на улицу после неудачной ночи. Как отвратительно.       Да, наверное, Бражник — просто урод и мудак, наслаждающийся чужими страданиями. И как Адриан мог забыть об этом? Почувствовав мимолетную ласку, тут же бросился на первого попавшегося. От осознания своей моральной слепоты он чуть не взвыл, уж слишком дорого обошлась ему эта ошибка. Агрест повернулся на бок, обхватив ноги руками, и тело заболело сразу в нескольких местах: шея, руки, бедра, и, собственно, задница. Может, Бражник когда-нибудь вернётся и хотя бы скажет короткое «прости»?       «Нет, — ответил Адриан на свой же риторический вопрос, — он не придёт. Либо вернёт её, либо начнёт отбывать пожизненное, если, — ужаснулся ли от пришедшей мысли или нет, он не знал, — ради него не отменят мораторий на смертную казнь.»       На улице поливал дождь, отдельные капли четко и звонко стучали по стеклу, и в такой вечер абсолютно не хотелось выходить никуда. Жухлая атмосфера осени проникла в душу сейчас, и Адриан был уверен, что не только из-за дождя.       Из груди словно вынули стержень, на котором держался весь Адриан. Безвольной куклой он смотрел в окно, и даже зудящее желание смыть с себя запах Бражника не заставляло парня сдвинуться с места.       Нет, нет. Больше нет. Взаимоотношения — слишком болезненная штука. Если их смысл заключается в таких невыносимых страданиях, то он больше не хочет их испытывать. Никогда. Отец был прав. Мир — слишком опасное место для такого, как Адриан.       Но взвыли сирены, звук был такой мощности, казалось, весь город мгновенно проснулся и понял, что что-то явно не так. Улица начала наполняться звуками людских голосов и отъезда машин, где-то вдалеке загудел вертолёт, или даже несколько. Город начинал паниковать, и Адриан знал, кто стоит за всем этим, впрочем как и остальные жители. Но только он поспособствовал новому нападению, поэтому винить кого-то другого парень уже не мог.       Резко свесившись с кровати, и словив от этого отрезвляющий прилив крови к голове, Адриан выкопал из груды своей одежды, которая тоже пахла Бражником, телефон. Каждый новостной источник — нахуй поубивать тех, кто делает светлое оформление для своих сайтов — вопил о «Последней битве добра против зла», а трансляции велись с сотен ракурсов, в том числе и несколько репортажей с вертолётов.       На Марсовом поле перед Эйфелевой башней вёлся бой, хотя таковым его было назвать сложно, это скорее бойня. Отдельными кадрами оператор выхватывал жуткие моменты, из-за которых Адриан каждый раз порывался закрыть вкладку браузера.       Лука Куффен. С простреленными руками и головой. Ярко-голубые волосы с багровыми прядями. Дождь вымывал красный цвет, но новая кровь всё текла, парень уже лежал в розоватой луже, его пустой взгляд смотрел в небо. От первого же кадра вино попросилось наружу.       Так значит, черный кейс, бывший здесь, на столе, рядом с бутылкой алкоголя, содержал огнестрельное оружие. Так значит, Кот Нуар имел шансы не допустить смертей бывших коллег. Он ведь мог. Мог, но не знал ничего, даже не поинтересовался. Тот Кот Нуар редкостный хуесос, но Адриану не хотелось думать, что виноват во всем этом только он. Ещё ведь виноват и Агрест-младший, вот он настоящий кретин. Кретин, не умеющий разбираться в людях и себе.       Джулека Куффен. Такие же пулевые отверстия в плечах, но не такой же выстрел в голову — ей он пришёлся в живот. Как и брат, теперь навсегда смотрит в небо, только рядом… Нет, не Пигелла. Нет, нет, нет, нет, нет, нет. Но только она помимо Тигрицы в розовом, её лицо слишком, слишком широко... Зато она как бы улыбается?       Хлоя. Хлоя, мать её, Буржуа. С ней он поступил ужасно. Нет, она жива, как и некоторые другие, но на её месте хотелось бы лучше умереть. Один глаз просто отсутствовал, второй вытекает, филиагранно проткнутый оружием Бражника. Рука болталась плетью, а вторая практически отделена от плеча, и Хлоя была не в силах ими управлять. Её трясло, она, что… плачет? Она немо плачет в никуда черными провалами глаз.       От следующих кадров озноб прокатился по периметру тела. От ужасно холодных, неуправляемых пальцев шла дрожь. Зрители глазами оператора смотрят на Ледибаг и Карапаса, прикрывающих Маюру, которая в свою очередь сосредоточенно создавала какого-то сентимонстра. По щиту сначала прошёлся град пуль, потом несколько попыток проткнуть крепкий купол лезвием своеобразного клинка, когда-то спрятанного в трости, и, наконец, холодной яростью движений Нуарный Бражник когтями разрывает барьер. Только расширить брешь ему не удаётся — оставшуюся часть героев и бывшую злодейку теперь прикрывает гигантская бабочка, одним взмахом крыльев сдувшая нападающего далеко и надолго. Очередной раунд этой бойни продолжился. С замиранием сердца Адриан погасил экран, чтобы после пропущенного удара снова увидеть происходящее.       Ледибаг, наконец, в полной панике кричит слова своей способности, и, как и всегда, в недоумении комментирует выпавшую в её руки рамку с какой-то фотографией и почему-то краснеет. Что вообще происходит в голове этой овцы, когда нужно драться, а не смущаться из-за какой-то фотографии, когда Маюра и Карапас прилагают все усилия, лишь бы защитить Ледибаг?       Рена Руж. Талисман Лисы, потемневший и расколотый, покоится позади группы героев в куче чёрного праха — результата Катаклизма. Онемевшими пальцами Адриан выкидывает смартфон куда-то в дверной проем. Кровь стучала где-то в горле, не давая дышать, и этот звук мешал мыслить здраво.       Он убил их. И убьёт всех остальных уже очень скоро.       Понимает — не убьёт. Только если Адриан не спасёт в последний раз день. Или спасёт, или так же сдохнет рядом. Точно.       Он шёл по опустевшим улицам, мельком смотря на потухающий свет в окнах, спотыкался на зелёной земле, почерневшей траве, ставшей такой из-за дождя. По забытым вещам, по разбитым делам, по убитым мечтам. Резкий выкрик спешащей подальше от центра города женщины чуть не оглушил Адриана, запутавшегося в своих мыслях, и он прибавил скорости. Снова в голове набатом бились слова, только теперь его же, и от которых он не желал отставать. Спасти, и спасти оставшихся, и всё, никаких оправданий. Только спасти. Только бы успеть.       И успел прибежать тогда, когда шансы ещё были. Только чьи — Нуарного Бражника или команды героев — было не ясно. Полиция охраняла выезды из города и даже не пыталась приблизиться к центру города. Справляться с вооружёнными преступниками они умели, но вооружённых магией преступников ловить им не приходилось, оставив разбираться с ним детей. Зря.       Адриан неожиданно поскользнулся на мокром от дождя асфальте, когда вышел на Марсово поле, но действующим лицам было не до этого. Грязь прилипла к рукам, как панический ступор к телу.       Посреди черно-зеленых лугов стояли два человека, совершенно не обращавших внимания ни на вертолёты, транслирующие действо, ни на усиливающийся дождь, ни на Адриана, застывшего совсем неподалёку. Ледибаг, выбиваясь из сил, пыталась подняться за спиной Маюры, но шансы на успех, видимо, оставили её, уйдя из жизни, как половина друзей-коллег-героев. Карапас лежал без сознания, истерзанный бесконечными перевоплощениями, а сентимонстр был превращен в чёрную пыль очередным Катаклизмом.       Поэтому только Нуарный Бражник и Маюра могли стоять здесь. Почему-то видеть чёрные кошачьи уши в волосах Бражника было и довольно забавно, и тоскливо. Эти люди могли бы вполне выглядеть как на встрече давних знакомых, если бы не одно но.       Мужчина направлял на женщину пистолет — блядь, нужно было разбираться в современном оружии, чтобы понять, сколько пуль осталось в магазине этой модели — но не стрелял. — Отойди в сторону, — с мрачным спокойствием начинает он, едва качнув рукой в сторону, куда, по его мнению, должна была уйти Маюра. — Нет, — с горечью и гордостью отвечает она, покачав головой. По ней видно, что она не отступит, не уйдёт, не бросит Ледибаг, несмотря на дождь, на Бражника, ни за что. — Ты прекрасно знаешь, насколько я ненавижу её с тех пор, как стал Бражником, — не уловить искренную злость было невозможно. — Милый, умоляю, если бы мне давали цент каждый раз, когда я это слышу, я была бы богаче тебя, — легко отмахнулась женщина от, казалось бы, таких откровений со стороны теперь врага. — Тогда услышь кое-что новое. Ты предала меня, и... — Я предала тебя? Позволь поправить: ты предал себя, свои желания и принципы. Или я не права? — она едко улыбнулась, словно не стояла перед дулом огнестрельного оружия бывшего союзника, словно не стояла среди окровавленных тел подростков, словно жила, как в последний раз. — Маюра, я действительно... — последние слова, произнесённые практически шёпотом, утонули в шуме дождя и висящих в воздухе вертолётов, и разобрать их не было никакой возможности. — Лжец.       Громкий выстрел разбил ступор Адриана, он, наконец, осознал, для чего пришёл сюда, не просто же слушать милые разговоры взрослых людей в масках. Он дал кому-то умереть, потому что испугался мужчины, нет, настоящего монстра в черно-серебристом костюме, хвост, кстати, которому категорически не шёл.       Маюра упала спиной назад, рядом с дрожащей или от холода, или от страха Ледибаг. Женщина тяжело выдохнула, совсем как тогда, когда умирала от сломанного Талисмана Павлина, и сжалась в быстро краснеющей луже, проливая драгоценную кровь. На неё сверху вниз взирал Нуарный Бражник, но, взглянув, прикрыл глаза, то ли наслаждаясь чужими страданиями, то ли не в силах смотреть на мучения умирающей. — Бражник! — с силой выкрикнул Адриан имя того, кто принёс невероятный ущерб всем присутствующим, имя убийцы.       Медленно-медленно мужчина слегка развернулся к парню, быстро стекленеющими глазами упираясь в лицо и покрытую засосами шею Агреста-младшего. Постепенно нарастающие страх и шок становятся пугающе чёткими на лице Бражника, он задыхается, не в силах выдохнуть, и его потрясение остаётся не совсем понятным Адриану. Да, он трахнул Агреста-младшего, мечту всего Парижа, это же не настолько должно пугать, так?       Ледибаг, наконец, удаётся встать на ноги, кинуть устало-тоскливый взгляд на Адриана, но Нуарный Бражник совсем этого не видит, его убивают собственные мысли и поступки, он падает на колени, его рука сжимает пистолет. В последний миг, перед тем, как сорваться на бег, Адриан видит на лице мужчины сначала крайнее отвращение, затем панический страх, и в конце мрачное удовлетворение.       Он подносит к подбородку пистолет и с силой нажимает на спусковой крючок.       Щёлк!       Щёлк!       Щелк!       Но магазин был пуст.       Девушка, принимая во внимание состояние врага, пользуется этим и срывает Талисманы.       Бывший герой вынимает оружие из слабеющих пальцев, глядя в глаза отца, на выглядывающие из-под рубашки царапины на шее, оставленные Адрианом, на шёлковый шейный платок, судя по всему закрывавший обзор парню в той квартире, что предназначалась сыну Бражника. Блядь. — Прости меня, Адриан.