***
Хосок дёрнулся, улыбаясь в чёрную копну волос. Секундная паника затапливает всё, пока он не улавливает яблочный аромат и расслабляется. Тянется к Лиен ближе, зарывается носом и только потом отпускает себя. - Снова кошмары? – Видимо, он разбудил её, когда ворочался. - Не знаю, - Хосок перебирает пальцами длинный волос, а упругий живот упирается в него. Кажется, он практически счастлив. - Слишком уж довольный голос для того, кто не знает. - Я знаю, что мне нравится лежать вот так с тобой. - Не переводи тему, - Лиен зевнула и уткнулась лбом в грудь мужчины. – Не знаю, что вы снова не поделили с Чонгуком, но вам нельзя ругаться. – Хосок фыркнул, вспоминая недовольную мину брата. Тот всё ещё не простил ему подачки воришке. - Он идиот. И последний, о ком я хочу говорить, лёжа в своей постели. - Когда я впервые вас увидела, то поняла, что вы друг для друга как гири на одной цепи. Если один пошёл ко дну, второй на самой вершине, и наоборот. Вам бы жилось замечательно, найди вы ту точку равновесия. Но слишком уж вы друг друга обожаете, чтобы сделать это. - Лиен, – Хосок говорит тихо, но предупреждающие. Старший из Чонов ни с кем не обсуждает Чонгука, все об этом знают. Только одна Лиен выводит Хосока из равновесия и,кажется, Чонгука тоже. - Я это к тому, что как бы вы друг друга не перетягивали, в конечном итоге вы привязаны одной цепью. Разорви её, и оба со свистом сгинете. Понимаешь? Хосок всё слышал, Хосок всё понял, Хосок не хочет думать об этом сейчас. Хосок обнимает Лиен, закрывает глаза, а перед самым сном слышит невозмутимое « Хоби–хён ».***
- Отбейте ей пятки, тело и лицо трогать не смейте, – Чимин разминает затекшую шею, рассматривая невысокую хрупкую девчушку. – Включай мозги, голубка. Работай, и не придётся воровать. - Ей было двенадцать, - тихий всхлип. – Двенадцать, мразь! Ты! Она же ещё ребёнок, она ничего не понимала! – Чимин махнул рукой, и девушке дали пощёчину. - Считаешь, я не знаю? – Чимин улыбается, щурится. – Понимай она, что делает, то давно бы задушила тебя во сне подушкой. - Девушка перестала сопротивляться, смотря под ноги Чимина. - Когда её схватили, пришлось постараться, чтобы она сказала, с кем в сговоре. А после того, как выдала тебя, молила не убивать. Ей дали поручение в Клетке, обвесили её динамитом, а она не справилась. Так что закрой свой рот и не рыпайся. Она своё слово не сдержала, значит, и я своего держать не буду, – Чимин кивнул охране, чтобы те увели девчонку. - Ким Чимин! Ненавижу! Когда–нибудь, не я, но кто–нибудь другой у тебя всё отберёт! Всё! – Чимин вслед не смотрит, уходит в себя, подсчитывает расход бюджета на эту истеричку и понимает, что слишком уж затратно. Придётся её отдать Намджуну. Может как за проститутку денег дадут мало, а вот как за товар она себя полностью окупит. Мужчина откатывается к стене на кресле и запрокидывает голову. «Из вас двоих твоей сестре повезло намного больше», - Чимин знает, что эта паскуда специально уговорила младшую сестру украсть деньги. Придумала план, а действие совершила не сама. Посчитала, что ребёнка они не тронут. – «Уж я-то позабочусь, чтобы ты сполна получила за ту девочку». Чимин узнал про воровку на следующий день после Клетки. Охрана доложила, что Чонгук пришёл и ожидает его. Чон сидел глыбой камня и просматривал какие–то документы на телефоне, а потом кивнул Чимину и попросил прощения. Сказал, что человеком, который устроил взрыв, была девчонка из его борделя. Чонгук нарушил одно из правил – не лезть в бизнес другого. Чонгук это понимал и поэтому извинялся. Чимин смотрел на него и абсолютно его не замечал. Чимин думал о том, что этот человек был маленький совсем ещё, даже ещё не успел и человеком–то стать. Чимин осознавал, что и имени её не помнит. Чимин выгнал Чонгука из кабинета с пустыми глазами и звенящей тишиной. Царапины от ногтей свербели, но возвращали на землю. И Пак не знал, хорошо это сейчас для него или нет.***
Хосок смотрел на плачущего братца и прижимал лёд к губе. Снова нарвался на отца, а младший теперь себя винит. Сидит, маленький такой, изрыдался весь. - Хватит, весь пол зальёшь. - Зачем ты снова разозлил отца? Хватит уже меня защищать. – Хосок фыркнул и кинул в Чонгука пакетик со льдом. Тот больно ударил малыша по ногам, и Чонгук всё же взглянул на брата. Глаза распухли совсем, что их и видно–то не было. Паршивое настроение вдруг подскочило, и внутри стало слишком уж легко. - Гуки, я твой старший брат. Защищать тебя – моя работа. - В чём тогда моя работа? – Хосок поманил младшего рукой, а когда тот приполз побитой собакой, погладил по голове. - Когда ты станешь взрослым, будут дни, в которых я не смогу тебя защищать. Дни, где помощь нужна будет мне. И тогда твоя работа будет спасать меня, пока твой старший брат не поправится. - А до тех пор ты будешь меня защищать? – брови мальчишки поползли вверх, пропадая за чёлкой. - Именно. Буду рядом и буду защищать. Даю слово. - Не обязательно защищать, - Чонгук рассмеялся. – Я чувствуя себя счастливым только когда Хоби–хён рядом. – Хосок смотрел и не моргал. Улыбка резала лицо, за окном шёл дождь, и именно сейчас Хосок этот дождь обожал. Обожал холодный пол, обожал душный воздух, прощал мать, что игнорировала побои, и даже практически не ненавидел отца. А всё потому, что Чонгук обожал его.***
- Ты же не думаешь, что я и вправду могу убить беременную невесту своего брата? – Хосок смотрел на Чонгука, Чонгук смотрел на чемодан. Лиен была на кухне и, слава Богам, не слышала их. - Причём тут ты? - Не обижайся, но многое, что ты делаешь в своей жизни, посвящено мне. «Да я его придушу сейчас», - Хосок был на грани. Старший вспоминал, остались ли у него на кухне пакеты для мусора. Так можно выкинуть уже разобранного Чонгука незаметно. - Ты всё чаще не разрешаешь посещать Лиен, если тебя нет рядом. У него в подсобке есть топор, в ванне можно застелить занавеску, а потом сжечь с его вещами. Самого Чонгука расчленить, и по пакетам. - А теперь вдруг на последнем сроке ты решил её куда–то отправить. Если хорошо попросить Лиен, она не откажет, и у Хосока будет алиби. - Вдруг с ребенком что–нибудь случится? Это ведь опасно. Прощай, братец. Прощайте, бессонные ночи. Прощайте, головные боли. - Ребёнок волнует тебя меньше всего, Чонгук. Хватит уже, ты не должен мне что–то доказывать. Лиен стояла в коридорчике, прислонившись к стенке с тарелками в руках. Чонгук с Хосоком уже битый час спорят. Девушка подумала, что они, наверное, проголодались. - Мой мир вокруг тебя не крутится, Хосок, – Чонгук смотрел на уже собранные вещи и некоторые игрушки, что остались в доме. Игрушки, которые он купил малышу. - Тогда повторяй это себе почаще. Твой мир меня не касается. - Чонгук улыбался, Хосок злился, Лиен переживала. Ей всегда нравился Чонгук. К ней он относился нейтрально, но Чонгук всегда присматривал за Хосоком. Поэтому, когда Хосок уходит, девушка не боится, она знает, что, скорее всего, ад разверзнется, но Чонгук Хосока не отпустит. Наверное, Лиен уже и не видит Хосока без Чонгука. - Она нас подслушивает? - Чон смотрит на брата, а Хосок вслушивается. - Как будто есть, что слушать, Чонгук. Зачем ты вообще пришёл? У тебя должны быть дела поважнее. Чимин сегодня принимает важных гостей. - Тогда у меня тот же вопрос к тебе. Или пока вы с ним вчера развлекались, у тебя это из головы вылетело? - Звук бьющейся посуды, глухие шаги и громкий хлопок двери. Хосок медленно выдыхает через нос. - Иди домой, Чонгук, - ровным голосом произносит Хосок, направляясь вслед за невестой. Чонгук головы не оборачивает, щурит глаза и достаёт из карманов брюк потрёпанного солдатика, ставит его на стеклянный столик и уходит. Хосок слышит, как входная дверь закрывается, и прислоняется затылком к стене. На полу валяется разбитая посуда и разобранные бутерброды. И кажется мужчине, что именно так он себя и чувствует после каждого разговора с Чонгуком. - Лиен, ну что случилось? - Девушка лежала на кровати и смотрела на закрытую дверь. - Пожалуйста, поговори со мной. - Когда я рассказала маме про нас, она спросила, люблю ли я тебя настолько, что готова буду простить тебе саму смерть. Я ответил ей да, а она расплакалась. Мама так горько плакала, я подумала, это потому, что она знает, кто ты, - Лиен зажмурилась, обхватывая живот руками. - Но плакала мама потому, что знала, что всё так и будет. Прежде чем ты меня забрал, она дала мне лишь один совет. Сказала, что если я его послушаю, я не буду знать горя, - Лиен осознавала, что хочет к матери. Девушка скучает сейчас по ней так сильно. - Мама сказала, что я могу забрать себе твоё сердце, но на остальное я право не имею. - Лиен, открой дверь и мы поговорим. - Сейчас ты будешь слушать меня, Чон Хосок! - Мужчина дёрнулся от своего имени. - Когда я ступала на порог этого дома, то решила, что буду любить тебя. Любить безусловно, без кредитов, без долгов, без клятв. Я согласилась забрать себе твоё сердце, Хосок, и хранить. Оберегать, не позволять ему погибнуть. Но это слишком сложно, этому надо учиться, и я пытаюсь. Ты даёшь мне слишком мало времени. И я боюсь, что, оберегая твоё сердце, своё я спасти не смогу. Прошу, Хосок, я просто умоляю тебя. Подожди ещё немного, дай нашему ребёнку родиться, дай мне полюбить кого–нибудь ещё кроме тебя. До тех пор делай, что хочешь, но не позволяй мне это знать. Хочешь - лги, хочешь – скрывай. Если надо будет, придуши, но не дай мне знать. Ты понял, Чон Хосок? Хосок не дурак. Хосок стоит и чувствует, как сердце рвётся на куски. Хосоку так жаль, что Лиен его любит.***
- Чимин… - Нет, – Чимин играет желваками, смотрит на мужчину и совершенно не понимает, почему Намджун это делает. – Сейчас ты не имеешь никакого права мне что–либо приказывать, Намджун. - Даже если это ради Хосока? Чимин снова на него смотрит, переводит глаза на Джина, что сидит в сторонке и звука не издаёт, щурится. - Джин. - Сам ведь знаешь, что я на твою сторону не встану? – Джин на Чимина не смотрит. Он буравит взглядом затылок Намджуна и, кажется, пытается понять, что у того в голове творится. По выражению лица понятно, что ничего у него не выходит. - Знаете что? Пошли вы оба нахер. Что один, что второй. Оба на братьях Чон свихнулись. Хотите кого–то им подложить? Отлично! Сами жопой и крутите. Уверен, Джину не привыкать. - Какая тебе разница, если ты всё равно с ними спишь? Чимин губы в улыбке растягивает, волосы назад зачёсывает и затылком откидывается. - А кто и как меня нагибает - не вашего ума дела, – Чимин поднимается, шеей хрустит и из комнаты выходит. Дверь хлопает оглушительно, а Джин усмехается. - Я думаю, ты сошёл с ума, но вряд ли я этого дождусь. Что случилось? Ты специально его вывел, чтобы он вообще от Чонов не отстал? - Наоборот, – Намджун глаза трёт, пальцами бумаги перебирает, единичный взгляд на Джина бросает и совсем уж обречённо выдыхает. – Хосок попросил меня на какое–то время разделить обязанности с Чимином. Сам ведь знаешь, если мальчишке что–то надо, ему даже Хосок отказать не может. - А Чонгук тут при чём? «Чонгук всегда причём. Не просто так же Хосок звонит так поздно». - Ещё немного, и Чонгук Чимина разорвёт, пусть тот на Тэхёне отрывается. Пора ему привыкнуть к нему. - Я знаю Чонгука восемь лет, а до сих пор вздрагиваю, когда он у меня за спиной. Намджун не отвечает. Он устал настолько, что и языком шевелить невозможно.***
- Тебе уже двенадцать, Чонгук! В твоём возрасте Хосок был первым в школе по успеваемости, а ты даже своих одноклассников не смог перепрыгнуть, - мужчина на сына смотрит зло, глаза щурит, ноздри раздувает, руки в кулаки сжимает, а Чонгук от страха умирает. На мать из под чёлки смотрит - всё ещё верит - помощи просит. Женщина же на ребёнка не смотрит, она за мужчиной своим наблюдает, дикую искру в глазах хоронит. И не понятно, убить она хочет или себя отдать без остатка. Чонгук молится на первое. - Отец, я... - Ты ещё смеешь оправдываться?! - мужчина рукой замахивается, щёку огнём ударяет. Мальчишка на глазах уменьшается, хочется просто исчезнуть. Но... - Мам... - шепчет Чонгук. "Умоляю, люби меня", - кричит про себя. Женщина, когда голос сына слышит, моргает. Впервые, кажется, с рождения именно на Чонгука смотрит. А у мальчика сердце вновь биться начинает. Чонгук свою мать впервые мамой назвать хочет. Он ей сейчас готов всё-всё простить. А мама подходит, на корточки садится и смотрит в глаза, такие же как свои. - Ты не должен расстраивать отца, Чонгук. - Мальчишка в своей голове слышит стук. Кажется, с таким звуком забивают крышку гроба. - Ты не должен расстраивать меня, малыш. - А собственно кто она ему? - Я не смогу называть тебя своим сыном, если ты ничего не добьёшься. Хосок никогда нас не подводил, - и рукой проводит по щеке, улыбается, а Чонгук для себя решает лишь одно. Нет у него дома. И не было никогда.***
Наверное, с неё всё и началось. Так думал Чонгук, смотря на выгравированные инициалы и даты на надгробии. Во всяком случае, именно её он во всём и обвинял. Только вот даже для себя мужчина объяснить не может, зачем сюда приходит. Говорит с ней, рассказывает про свою жизнь, про Империю, про Юнги, про любимого сына Хосока, конечно же. Хвалится своей коллекцией оружия, тем, как она плоть красиво разрезает. - Теперь ты мной гордишься, мама? Твой сын многого добился, стал таким же, как старший брат, – Чонгук улыбается, по надгробию пальцами проводит. Думает, что если ад и существует, то они там всей семейкой встретятся. – Как жаль, что ты не увидишь Лиен. Замечательная девушка, до сих пор не понимаю, для чего она добровольно за Хосока пошла. Я других таких ещё не встречал. Намджун свою жену на цепи держал. Та когда узнала, что от него беременна, хотела от ребёнка избавиться. Он не позволил. Парадокс: в то время у Юонг совершенно не было денег, вот девчушка и решила выйти на панель. И кто только додумался девственницу под Намджуна положить? – Чонгук хохотнул. – По итогу, она сына полюбила, осознала, что забрать его не сможет, и осталась. Девушка Сокджина так вообще из федералов. Не везёт ему в любви. А вот твой старший сын и тут отличился. Лиен его любит, сына их не родившегося любит. Сама к нему пришла, сама за собой клетку закрыла.***
Чонгуку шестнадцать, Чонгук не понимает, что происходит с его одноклассниками. Наверное, они сходят с ума, решает тогда он для себя. Вздрагивает от очень странных взглядов девчонок и не знает, почему парни говорят только о сексе. И ладно бы они обсуждали девчонок и их грудь, так ещё и на хрупких одноклассников поглядывали двусмысленно. Хосок когда об этом от Чонгука узнаёт, смеётся долго. - Хочешь мне сказать, что порнуху ты не смотришь? – Чонгук задумывается. Да вроде не смотрел, она ему не нужна. - Не смотрю. - А девочки в классе тебя не возбуждают? Нет что ли миленьких? – Чонгук снова задумывается и понимает, что в общем–то есть. Хосок щурится, кивает понимающе. – Вот видишь, а говорил что не понимаешь их. - Но как можно об этом всё время думать? – Старший брат плечами пожимает, в ящике роется, а потом достаёт небольшую коробочку и бросает младшему. - Умеешь ими пользоваться? – Чонгук на название коробки смотрит, понимает, что это такое, и вспыхивает, как новогодняя ёлка. - Хоби–хён идиот! – кричит Чонгук, выбегая из комнаты брата, но пачку забирает с собой. На всякий случай.***
- Чонгук с тобой? – Намджун смотрит на циферблат и примерно прикидывает, чем именно сейчас занят Чонгук. - Не со мной, – на той стороне тихо, даже дыхания не слышно. – Ну что ты волнуешься? Ничего такого, Тэхён мне отчитывается каждые тридцать минут. - Нашёл, кого послать за ним следить. Чонгук его пристрелит. – Мужчина на той стороне ворчит, но голос облегчённый. - Тэхён умница. Даже если Чонгук и попытается, уверен, мальчик что–нибудь придумает. – Намджун продолжал наблюдать за циферблатом. – Что происходит, Хосок? Последние пару месяцев у вас с Чонгуком дела плохи, но эта неделя вернула вас туда, откуда вы начали. – Мужчина не отвечает, на заднем фоне шумит дорога. - Не беспокойся, бизнесу это не помешает, – наконец отвечает Хосок и кладёт трубку. Намджуну это не нравится.***
- Позвони, как приедешь. - Хорошо. - Ты взяла тёплые вещи? Анализы для той больницы, что мы нашли? Твоя мама помнит, что она не должна ехать тебя встречать? - Да, да и да, Хосок, – Лиен закатила глаза. – Я беременна, а не беспомощна. Мужчина на свою будущую жену смотрит, и по взгляду ясно, что он так не считает. – Не надо так делать, ты всё равно не прав, – девушка оглядывается по сторонам, выискивая кого–то. - Я думал, Юонг не придёт. Ты её ждешь? - Нет, Юонг и правда не сможет, мы с ней на днях уже попрощались. Просто я думала, Чонгук придёт. – Мужчина смотрит странно. Лиен впервые не понимает, что за этими глазами кроется, и от того мурашки по всему телу ползут. - Холодно? – Девушка головой мотает и мужчину обнимает. Носом ему в грудь тычется, любимый запах впитать в себя желает. - Хочу сделать так, – Лиен с себя шарф снимает, тоже самое с шарфом Хосока делает. Свой мужчине отдаёт, а сама в родной запах кутается. – Когда ты к нам приедешь? - Подождёшь меня ещё недельку? Разберусь с делами, и я полностью во власти твоей матери и тебя. – Девушка кивает, руку протягивает и свои пальцы с пальцами мужчины переплетает. Кажется, она уже скучает.***
Тэхёну нравится. Тело болит, сердце от страха дрожит, но ему нравится. Он ощущал себя как в другом мире. В мире, окрашенном красным и чёрным, но этих оттенков огромное количество, что и не понятно, какой из двух миров настоящий. Тэхён думает, что не раз пожалеет обо всём, но пока это время не пришло, он себе возьмет кусок побольше. Чонгук со стороны выглядит так же устрашающе. Такое же воплощение тьмы, что и всегда. Удивительно было другое. На крепкое тело была натянута свободная белая футболка, на ногах кроссовки с джинсами. Его и не отличить от других, если бы он не был собой. Чонгук будто их всех на голову выше. Выглядит нормальным: говорит обычно, занимается своими делами, отдаёт приказы, собирает документы. Но взгляд у мужчины совершенно другой. Будто сам ад на тебя через эти глаза смотрит. Мальчишку пихают, и тот оборачивается, смеряя взглядом Джеда. Мужчина выглядел лучше, чем Тэхён, но что–то подсказывало, что чувствовал он себя по всем параметрам мёртвым. Джед смотрит на мальчишку, брови хмурит, заглядывает ему за плечо, где стоит Чонгук. - Ты совсем чокнутый? - Намджун сказал, что пока что я работаю с Чонгуком. Он же не станет меня из–за этого убивать, – пожимает плечами мальчишка, а Джед думает, что не будь Тэхён одним из главарей, Чонгук скормил бы его голодным крокодилам. Тэхён оборачивается и снова на Чонгука смотрит. У него в рюкзаке лежит глок, он может спокойно подойти и выстрелить в мужчину. Да хоть всю обойму спустить, вряд ли кто-то сразу отойдёт от шока. И на этом всё кончится, этот мир будет спасён от Чон Чонгука. - Учись этого не показывать, Тэхён. Ты слишком явно хочешь его убить. - И что? Все этого хотят, даже Хосок-хён. А ведь они братья. - Джед молчит долго, взгляда от Чонгука не отрывает. Но когда говорит, то делает это тихо, чтобы только Тэхён и услышал. - Понятия не имею, почему Ким Намджун выбрал тебя, но послушай совета. Не лезь к Чонам. Любой, кто к этим братьям прикоснётся, в конечном итоге будет забит землёй под завязку, - мужчина размял руки. Где-то - возможно, там должно быть сердце, - болело тупой болью. Джед знал, что ещё пару месяцев, и он гнить будет рядом с Кайли. Мужчина совсем не был против. Ему даже одной смерти не хватит, чтобы извиниться перед ним. - Кайли сам выбрал эту жизнь, - Тэхён хотел помочь. Так искренне, лишь бы мужчина не выглядел живим трупом. Кайли с Джедом навсегда в памяти отпечатались, клеймом на сетчатке глаза стоят, с ними же он и в могилу уйдёт. Мужчина не отвечает, не оборачивается, даже не вздрагивает. Уходит дальше по своим делам, а где-то в голове, в самом глубоком уголке, он немного умирает. - Такими темпами своими же руками его в могилу сведёшь. - Тэхён не вздрагивает. Конечно нет, он просто подпрыгивает и шарахается от Чонгука, как от чумного. Мужчина жмурится на солнце и смотрит на уходящую спину. - Довольно занятно наблюдать за тем, как падает нерушимое. И всё твоими стараниями, - Чонгук переводит взгляд на Тэхёна, а тот не понимает. Глазами своими моргает, шею чешет, а Чонгуку по ней лезвием хочется пройтись. У Чонгука чувство прекрасного больное, изощренное, но огромное. Мужчина думает, что Тэхён будет прекрасен: отчаянный, в крови, и взгляд как у Джеда. Мертвый. - Я думал, ты не станешь со мной разговаривать. - Может, ты пока не понимаешь, но взрослые делают то, что им не хочется, чтобы получить то, чего они желают, - мужчина смотрит на часы. Ещё двадцать шесть минут.***
Чонгук впервые злится на брата в семнадцать. Хосок решил служить своей стране и его отправили чёрт знает куда. Брат обещал связываться с ним, но в последний раз он звонил ему семь месяцев назад. Чонгук бы и сам до брата дозвонился, да только трубку никто так и не берёт. Настроение катится к минусу и не повышается. После отъезда Хосока отец как с цепи сорвался. Первые пару недель он Чонгука не трогал, но стоило младшему задержаться на тренировке, как на теле расцветали синяки. Чем больше Чонгук задерживался, тем сильнее бил отец. Время 03:10 ночи. Ни одного звонка. Глава семейства Чон никогда не звонил, но потом жестоко отыгрывался. Да и на отца было плевать. Ему нужен был Хосок, ему нужен был брат. Парень бродил по улочкам, смотря на экран телефона и прося у всех богов хотя бы пару строк от самого важного в его жизни. Время 03:20 ночи. Кое-что всё же Чонгука отвлекало. Между школой и секцией он ходил в одинокой старый зал с грязными побитыми зеркалами и танцевал. Исключал себя из жизни, петляя между стульев, разливался целой вселенной в этой маленькой комнатке. И улыбался. Хосок бы им гордился. У Чонгука на телефоне два сборника: один для тренировок, а второй для Хосока. Там всего лишь три песни, которые брат заслушал до тошноты, слова которых впитались в тело и текут с потоком крови. Когда Хоби-хён приедет, Чонгук ему покажет. Покажет, как скучал, как вырос, как стал сильнее, как полюбил то, чем занимается. Покажет это через танец, через себя, через три песни. Время 03:26 ночи. Чонгук боли не помнит, но помнит яркий свет и глухой удар. Кажется, с таким звуком в него врезалась машина. Всё, что Чонгук помнит из той ночи - так это время на экране телефона. Говорят, что как бы тяжело не было, в конечном итоге придёт рассвет. Чонгук так больше не считает. Утро после аварии было намного ужаснее. Мальчишка читал письмо, которое на рассвете принёс отец. Хосок извинялся за то, что не выходил на связь, говорил, что очень счастлив, что Чонгук танцует, обещал станцевать с ним после приезда. Обещал Чон Чонгуку, который не чувствует ног. В тот день малыш Гуки впервые плакал после отъезда Хосока.***
Чутьё Хосока никогда не подводило. Как только Лиен села в машину, ощущение надвигающейся бури нависло над головой. Чон готов был поклясться: во рту ощущался металлический вкус крови. Первым из тревожных звонков был Чимин. Проклятый Пак Чимин, блядский Пак Чимин, божекакяегопрезираю Пак Чимин. «У тебя от него крышу сносит и колом стоит», - учтиво дополняет сознание, и Хосок шипит. Чимин. Хватит с Чон Хосока Чимина. - Нет уж, Хосок! – Чимин обгоняет мужчину, встаёт перед ним, уперев руки в бока, и смотрит. Блять, он смотрит совсем как Лиен, когда та недовольна. – Я не знаю, чего ты и папочка Намджун тут задумали, но я и шагу от тебя никуда не ступлю, пока ты мне всё не выложишь. – Хосок выдыхает медленно. - У меня работа, Чимин, – говорит мужчина, а про себя молится. Уйди, уйди, уйди. - У меня тоже работа. И ты в неё входишь, нам намного легче справляться, когда наши дела пересекаются. Прибыль поднимается, для твоих парней всегда есть место для отдыха и разрядки. Мы с тобой по этой схеме уже третий год работаем. Что теперь изменилось? «Теперь у меня будет ребёнок». Чимин что–то во взгляде улавливает, понимает, брови вскидывает. - Из–за неё? Позволишь тому, кто даже в семью не вступил, мешать бизнесу? – Чимин говорит и сам понимает, как это глупо звучит. Это же Хосок, он костьми ляжет, но Империи не навредит. Пак это во взгляде видтт, но понять не может, почему мужчина так поступает. «Дай мне время». Она не просит верности, не просит понимания, не просит любви. Глупая Лиен, что в Хосоке утонула, просит время. Мужчина даст, столько ,сколько потребуется. Это единственное, чем он может ей откупиться. - Чимин, она беременна, ты понимаешь? - И что? Юонг тоже была беременна, но Намджун же её не прятал, как ты делаешь сейчас. Именно в этот момент Хосок устал. Хосок откровенно заебался. Хотелось взять недалеко лежащий кусок арматуры и ударить им Чимина. А потом и себе этим же куском череп проломить. Это его женщина, его ребёнок и его решения. Не обязан он отчитываться и оправдываться перед пареньком, которого пару раз в неделю нагибает. Мужчина уже хотел озвучить все своим мысли, пока телефон буквально не разрезал нарастающее напряжение. Хосок хмурится, смотрит на экран. Сердце сжимается. - Да? - Нападение. Кто–то из своих слил информацию. Они узнали про неё.***
Девушка смотрит в потолок. Белый, отвратительный ужасный белый. Лиен решает для себя, что отныне белый ненавидит. Поворачивает голову в сторону. Хосок сидит на кресле, уснул уже. Лицо хмурое - видимо, снова кошмары. Лиен снов не видит, от обезболивающих организм только отключается. Без снов, без кошмаров. Тем и лучше. Время на часах 03:26 ночи. Где–то глубоко внутри начинает тянуть, болеть, затягивать в пучину отчаяния. Потому что время такое же, как в тот день. В прекрасный солнечный день, время на экране телефона показывало 15:26, а по встречке в автомобиль с девушкой влетела легковушка. «Мне очень жаль», – говорила медсестра. «Между жизнью матери и ребёнка мы обязаны спасать мать», - сожалеюще сообщил врач. «Пожалуйста, не плачь»,- слёзно молила родная мама. А Хосок молчал. Наблюдал и молчал. Поселился недвижимой статуей рядом с Лиен и так и не произнёс ни слова. Молча принял смерть их сына. Молча заказал гроб, потому что девять месяцев – это уже совсем маленький человек. Молча успокаивал бьющуюся в истерике Лиен. Лиен выписывают со швами по всему телу, самый глубокий - от кесарево сечения. Девушка бродит по дому жалкими остатками себя. Перебирает детские вещи, аккуратно складывая их в коробку и отдавая на благотворительность. Она делает домашнюю работу, готовит, иногда смотрит любимые фильмы и кажется, что девушка приходит в норму. Лиен считает, что она справится, она ведь сильная. Она должна. Девушка думает, что самым сложным будет смотреть на вещи, предназначенные для ребёнка. Лиен могла подорваться в середине ночи, потому что слышит детский плач. Искать по всей квартире люльку и в слезах будить Хосока, потому что кроватка с ребёнком пропала. Хосок не отвечает, только по голове гладит, да к себе всё крепче прижимает. Тем, кто убивал девушку, было собственное тело. Организм, что выделял молоко для ребёнка. Лиен его сцеживала, излишки приносили боль. Глупое тело считало, что молоко пьёт ребёнок, продолжая его выделять. Хосок как–то раз видел, как девушка проводит пальцами по пятну от молока. Случайно заметил. Лиен забыла прикрыть дверь в ванную комнату. Сидела сгорбленная и абсолютно пустая.***
Тэхён хотел сидеть рядом с Хосоком и обнимать его. Утешать и успокаивать, потому что то, что с ним происходит, – это горе. Хорошо прикрытое, ничем не выдающее себя одно сплошное явное горе. Парень думает, что быть глыбой льда очень больно. Быть сейчас Чон Хосоком очень больно. Мужчина хоронил сына в маленьком гробике, сделанном на заказ, и никого не позвал. В тот день там был лишь Хосок, небольшая могила и гробовщик. Лиен запер дома, обставил эту крепость людьми и камерами. И пусть только с ней хоть что-то случится, он от того места и пыли не оставит. Только и не понятно, защищает он Лиен от врагов, или от себя? Тэхён смотрит на свои руки и не хочет принимать горе. Пускать его в себя – худшее, что он может сейчас сделать. - Ложь – неотъемлемая часть. Я всегда знал, что ты лжёшь. – Хосок достаёт из кармана оловянного солдатика и смотрит на Чонгука. Младший одет в чёрное, но давно уже не траурное. В одной руке коньяк, в другой он держит нож-бабочку, перебирая её между пальцами, делая это уже неосознанно. – Я правды и не требовал. Я от тебя ничего не требовал. – Хосок смотрит, по старой привычке ждёт. Чонгук по старой привычки отвечает. - Ты ведь у меня золото, Хоби–хён. Понимающий старший брат. – Тэхён хочет взять вилку, что недалеко на столе лежит, и вспороть себе брюхо. Мальчишка готов дать голову на отсечение: сейчас кто–то умрет. А потом его хлопают по спине, и Тэхён вздрагивает, оборачивается. - Пошли, Тэ, мне нужна твоя помощь. – Чимин с Тэхеном единственные, кто остался в кабинете. Намджуна с Сокджином не видно уже несколько дней, а Юнги вложил Хосоку в руки алкоголь и ушёл, так и не сказав ничего. Чимин Тэхена забирает и идёт по широким тёмным коридорам. Ему всегда нравилось здание компании. Несмотря на время, здание лишь отчасти стеклянное. Оно больше напоминало замок, а не современные постройки. Здесь всегда можно было спрятаться. Но от того, что происходит сейчас, прятаться невозможно. Империя нерушима тем, что глава не один, теперь их уже семеро, и живут они как один человек. Один всегда касается другого - вот, что создал Намджун. Минус всего этого в том, что все всё видят и без информаторов и камер. Все друг перед другом как на ладони. И каждый из шестерых знает, кто напал на Лиен, и каждый из шести согласен с тем, что это дело братьев Чон. Что это дело Хосока. Лиен ещё не является частью семьи, она не жена старшего Чона, и по логике вещей Чонгук правило не нарушал. Но если Хосок признает, что Чонгук виновен, то его незамедлительно казнят. Чимин уверен: Чонгук даже сопротивляться не станет. Они дошли до своего апогея, это их предел. Рано или поздно так должно было случиться. Хосок должен дать ответ людям, должен дать ответ себе.***
Чонгук никогда бы не поверил в то, что перестанет перечёркивать прожитые дни на календаре. Он пытался делать это ещё пару месяцев после аварии, но с каждым днём ручка становилась всё тяжелее, а календарь оказывался всё дальше. Единственное, что у Чонгука всегда было под рукой – это листочки бумаги и огрызок от карандаша. Один раз в неделю Чон писал письмо брату и отправлял. Потом неделя перетекла в месяц, а один месяц - в три. Но он писал, писал с надеждой и без ответа. Он знал, что Хосок читает, куда–то его письма доходят, раз их не возвращают. Кто–то их всё же читает. Кто–то видит, как Гук рассыпается. Он поселился в больнице, и иногда по ночам казалось, что здесь его прах и осядет. Когда часами недвижимо наблюдаешь за тем, как пыль летает на солнце, неосознанно понимаешь, что далеко не пыль оседает на полках и подоконниках. Чонгук был уверен, что это сожжённые кости таких, как он, что даже после смерти пытаются выбраться из этого белого Ада, маленькими пылинками выбираются из морга, стремясь упокоиться далеко от места, где тебя упокоили твои родные. Чонгук не хотел, чтобы Хосок расстраивался ещё больше, поэтому восстановился так быстро, как мог. Он ждал, он знал, что Хосок придёт. У него кроме этого ничего и не было. Отца за эти самые паршивые пару месяцев он видел только один раз, в то отвратительное утро после аварии, когда он принёс письмо от брата. Только за это он ему и благодарен. Только этот помятый кусочек бумаги не дал скрутиться от жалости к себе и умереть в тот же день. Чонгук помнит и другое. Когда он всё же выписался из больницы, а у входа стоял шофёр отца и сообщал, что теперь Гук будет жить отдельно, парень был не против. Его отвезли на окраину в просторную тёмную квартирку. Чонгук часами пялился на раскинутый город под собой и не знал, молиться ему? Верить? Верить он будет, но бога с него хватит. Гук будет верить в брата. Верить, что ещё пару месяцев, и всё это закончится. Брат его спасёт, Чонгук знает. Хосок, как герой, вернулся в самое подходящее время. В очередной раз спас Чонгука, но теперь уже не от отца, а одиночества. Ломился в закрытую дверь и звал Чонгука. А когда младший открыл дверь, Хосок ему в объятиях чуть хребет не переломал. Шептал бессвязное «прости» сотни тысяч раз, вдыхая родной запах и с горечью улавливая запах сигарет. А Чонгук? Чонгук за эти не самые лучшие дни почувствовал, что больше не болит. И он счастлив. Просто потому что.***
- Я давно уже не ищу оправданий твоей жестокости, – Хосок смотрит на проклятого солдатика, выстраивая свои мысли в ряд, – но ты тронул то, что принадлежит мне, Чонгук, – Хосок чувствует это. Гук как–то описывал свои ощущения во время прихода. На месте, где у тебя пусто и холодно, также как в самом сердце чёрной дыры, взрывается ярость. Она растекается огнём по всему телу и всё, что ты говоришь и делаешь, становится правильным, становится единственной истинной. Тебе больно от ярости, которую ты не выпускаешь. Потому что, если ты не пожираешь других, то она пожирает тебя. Хосок чувствует, как его внутренности выжигает, и если он не выпустит – то умрет. А Чонгук молчит. Чонгук, что всегда огрызается, молчит. И улыбается. - Объясни, пока я не выпотрошил тебя, Чонгук, – шипит Хосок. Младший голову в бок склоняет, а улыбаться не перестаёт. Щурит глаза и наконец–то отвечает. - Хоби–хён. - В голове у Хосока гремят колокола и звук рвущейся струны на «Хоби-хён». – Ничего из этого не требует объяснений, разве нет? Ты усложнил всё то, что я сделал. А всё ведь очень просто. – Ещё одна порванная струна. Вместе с ней рвётся и терпение Хосока. Тот вскакивает, налетая на Чонгука, разбивая проклятый рот. От первого удара Чонгук не уворачивается, от второго отталкивает от себя Хосока и смеётся, бегая блестящими глазами по брату. – Наконец–то смотришь на меня. Если бы знал, что так получится, давно бы уже согнал эту девчонку в могилу. – Хосок снова набрасывается, в последний момент замечая нож у Чонгука и уворачивается. Бок жжет порез. Чонгук смотрит радостно, нож отбрасывает и раскрывает руки в приглашающем жесте. «Вот, держи, всё для любимого брата». Хосок и не отказывается, бьёт и получает в ответ, разрывает кожу на костяшках и чувствует, как об него рвут кожу на костяшках. А потом всё резко заканчивается, Чонгук подныривает под брата, скручивает его и грудью к спине брата прижимается. Носом в шею утыкается, кровавые губы в улыбке растягивает и вдыхает. Пахнет немного ментоловым шампунем Хосока и кровью. Их кровью. Аромат, по которому Чонгук с ума сходит, всегда сходил. Жаль понял это поздно. - Я тебе голову прострелю, – Хосок свои руки уже освободил, но выбраться из хватки Чонгука пока ещё не смог. Ладони, скользкие от крови, держали пистолет, а предохранитель был снят. Осталось только к виску Чонгука приставить дуло и курок спустить. А Чонгук снова смеётся. Хосока к себе лицом поворачивает и грудью в дуло, глаза в глаза. - Стреляй, - хрипит Чонгук и улыбается. Он не знает точно, выстрелит брат или нет, но так же, как и всегда, он верит. У Чон Чонгука одна религия, и имя ей Чон Хосок. Он руку кладёт на грудь брата и чувствует глухие удары сердца. Жив, рядом, все ещё обречен на него, на Гука. - Почему ты это сделал? - Вопрос всегда был лёгкий, Хосок, - Чонгук придвигается ближе, выдыхает в самые губы брата. – Или я, или они? Комнату разрывает выстрел.***
Намджун смотрел на то, как Джин работал, и мысли в голове располагались в ровную линию и выстраивались по порядку. Ким привык к контролю, это его часть, его составляющая. Удивительно, но Сокджин всегда умудрялся своим присутствием этот контроль восстанавливать в мужчине. А вот Чонгук из под контроля выходил. Намджун и правда не знает, что Хосок с Чонгуком сделает, но догадывается, как это всё повернется. А если Намджун прав, то это отложит его план на какое–то время. Тем лучше. Намджуну девчушку жаль конечно, но она стала хорошим катализатором. Джин знает, что Намджун на него смотрит. Случается такое редко, но сейчас Кима понять можно. Возможно сегодня Империя лишится одного из главарей.***
Хосок готовит завтраки, прибирается в квартире, ходит с Чонгуком за покупками и чувствует всё большее и большее напряжение. Он понимает, что Чонгук прошёл через многое, но если бы брат написал раньше, Хосок прилетел бы намного раньше. Он получил письмо от него за неделю до того, как буквально примчался к брату. Выбил у своего начальства отпуск, готов был послать их нахер, если те его не дадут. Напряжение росло, Чонгук молчал, Хосок ждал. Он ведь всегда дожидается. - Почему ты молчал? – Ночь уже накрыла квартиру, свет был выключен. Хосок стоял в проёме, а Чонгук сидел на подоконнике и курил. Хосок поклялся бы, что глаза брата горели. – Ни на одно, ты ни на одно не ответил. - Про что ты говоришь? – Чонгук затягивается глубоко, практически до фильтра докуривает этим сигарету. Пропускает дым через нос. - Письма. Я писал тебе, Хосок. – Старший кивает. Ему приходили пару писем, на каждое он ответил. Их всего четыре за всё то время, что Хосока не было. И на все старший ответил. - Знаю, и я ответил тебе на все, Гуки. – Чонгук челюсть сжимает, окурок выкидывает и с подоконника встаёт. Тихо шлёпает по полу и подходит в плотную. - Хватит лгать мне, Хосок, - шипит Чонгук, а парень от него дёргается. Он никогда не слышал так много ненависти в голосе брата. Он вообще никогда не слышал ненависть в Чонгуке. – За дурака меня держишь? Мне в той аварии ноги передавили, а не голову. – Удивление сменяется раздражением. - Не перестанешь так себя вести, мне и не придётся держать тебя за дурака, Чонгук. Объясни, в чём ты меня обвиняешь? - В том, что ты мне не отвечал, Чон Хосок! Я писал тебе каждую неделю после того, что со мной случилось! Каждое грёбанное воскресенье я писал тебе, я молил об ответе, а ты молчал, Хосок, почему? Почему ты молчал? – Хосок открывает рот, а потом закрывает. Кажется, они просто недопоняли друг друга. Видимо, до Хосока дошли не все письма, так же как и до Чонгука не доходили его. - Чонгук, послушай, ты меня недопонял. Видимо, твои письма просто не дошли до… - Засунь свои жалкие оправдания себе в задницу, Чон Хосок! Паршивый эгоист. – Звук первого треска от того, что Чонгук взорвался. Впервые взорвался на брата. - Я эгоист? - прошипел Хосок, горько усмехаясь. Второй треск. Впервые старший хочет Гука заткнуть, ударить. – Как раз наоборот, милый Гуки. Так погрузился в свои проблемы что даже других не слушаешь! Поразительно ! - А кого мне тут слушать? Того, кто молчит? Подавись своим молчанием, Хоби хён. Ты у меня с ним уже в печёнках сидишь! - Так, значит? – Хосок кивает, разворачивается, собирает свои небольшие пожитки и закрывает за собой дверь. В тот день Чонгук впервые за братом не пошёл, в тот день впервые Хосок от брата ушёл.***
Сколько жизней принадлежали Империи Ким? Сотни? Тысячи? Даже главы не знали точно, сколько людей им служат. Но в день нападения Империя готовилась к войне. Кто-то посмел напасть на женщину, что носит будущего наследника одного из глав. На собственность их личного Бога. Такое не прощают. Сотни смотрели на него, ловя каждое движение, впитывая в себя всё. То, что сейчас скажет Он, и станет их единственной верной правдой, и никак иначе. Хосок смотрел и не мог оторвать взгляд. Пару часов назад он об этих жизнях и не думал, а сейчас, стоя перед ними, не понимал, как мог забыть. Если он пожелает, они в Ад спустятся только потому, что так надо. Мужчина моргает, но не оборачивается, чувствует, как его спину прожигают шесть взглядов, и не понятно, готовы они сейчас от этой толпы его защищать или наоборот на растерзание бросить. Но одно Хосок знает: каждое слово, сказанное сейчас им, восполнится сотнями дней мучений в преисподней. - Иногда враг намного ближе, чем мы думаем, - тихий шёпот проносится по толпе, заставляя людей вытягивать головы и вслушиваться ещё больше. - Войны не бывать, потому что тот, кто виновен, сегодня умрёт, - Хосок оборачивается, и на небольшой пьедестал выволакивают тело. Оно всё в крови, одето в рваньё, что когда-то было одеждой, чёрные волосы свалялись, отгораживая от других занавеской. Но она была ещё жива. - Нас предали, - Хосок смотрит безразличным взглядом на распластанное тело у своих ног. - Сегодня я отрекаюсь от Сон Лиен, и отныне она признана врагом Империи. В наказание за предательство её ждёт смерть. Слова повисли в воздухе, давая время остальным понять, впитать их в себя. Намджун смотрел на Чонгука, а мальчишка так же, как и всегда, смотрел лишь на Хосока. Следил за каждым движением брата и какой-то совершенно ненормальный, больной блеск был в глазах у младшего Чона. Мужчина услышал судорожный вздох и отвлёкся на него. Тэхён стоял дальше всех, прижимая ладонь ко рту, и смотрел на лежащую девушку. До мальчишки начало доходить, что здесь происходит. Тот вскидывает глаза и смотрит на Намджуна, а мужчина удивляется. Тэхён настолько же человечен, насколько бессердечен по отношению к Чонгуку. Чимин никогда не знал, уважать Хосока или ужасаться одному правилу, которому мужчина следует. Хосок всегда сам исполняет приговор, если выносит его. И сейчас Пак наблюдал за тем, как Хосок накидывает петлю на шею девушки, как та цепляется пальцами за руки, что затягивают петлю на её шее. Как Хосок перекидывает петлю через балку. - Он же... - Чимин оборачивается и встречается с огромными глазами. Тэхён похож на оленёнка из старого диснеевского мультфильма. Пак хотел бы чем-нибудь сейчас помочь младшему, но тут уже не поможешь. Тэхён должен привыкнуть, смириться с этим. Если же у него не получится, то следующим на этой балке будет висеть он. Хосок тянет в первый раз, и его останавливает хрип. Он жмурит глаза и тянет верёвку дальше. И дальше, и дальше, и дальше. Наматывает на крюк, как обычно затягивает узел, отходит на два шага назад и смотрит. Врезает в память каждую секунду того, что здесь происходит. Но смотрит он не на болтающееся тело в воздуха, а на брата. Тот наблюдает за болтающимся телом в воздухе, облизывает губы, а потом смотрит на Хосока. Смотрит и улыбается, так, как очень-очень давно. Так, будто в том, кто сейчас смотрит на Хосока, осталось хоть что-то от его Чонгука. Так, будто Чонгук до сих пор считает Хосока своим братом.***
Чонгук Хосок ушёл. Он закрыл дверь в ту ночь, оставив ключи от квартиры, и больше Чонгук его не видел. Первые месяцы парень даже не пытался брата искать. Он чувствовал себя обманутым, брошенным, преданным. А потом пришло одиночество. Подкралось в сумраке, в начале было незаметной тенью, питалось дымом от сигарет, которого стало до удушья много, а затем заявило о своих правах и поселилось в сердце. Открыло все двери, устроив сквозняк, и стало бесконечно холодно. И тогда Чонгук вновь начал искать брата. Он даже ходил к отцу, но ничего ему это не принесло. За одиночеством последовал страх. Чонгук знал: Хосок служит. Где-то сражается за государство, которому на него плевать. Отдает своё время, свою жизнь, а Чонгук так и не успел станцевать для брата. Так и не успел того поблагодарить. Чонгук слишком многое не успел, а Хосок ушёл. Ушёл совершенно неправильно. За нарастающим одиночеством и страхом пришло отчаяние. Чонгук и не заметил, как бутылка стала его единственным собеседником. А когда и этого стало недостаточно, Чонгук не смог засыпать без иглы в вене. За несколько месяцев без Хосока Чонгук скатился на самое дно. Но кое-что было неизменным. Отец сжалился над ним, сказав адрес почты. И Чонгук писал, снова и снова, и так же без ответа. Он отправлял по одному письму в пять дней. Он писал Хосоку каждый раз, как его отпускало после прихода. Дрожащие руки, пятна от слёз на бумаге, смятые уголки, неровно наклеенные марки. В каждом последующем письме всё меньше слов, всё больше смысл. А вскоре они лишь повторялись. "Вернись, Хосок." "Прости меня, Хоби-хён." "Пожалуйста, не бросай меня." "Умоляю, спаси." В ответ тишина. Снова, и снова, и снова. Чонгук кричал, чтобы тишина заткнулась. Но та звучала лишь громче и громче. Пока её не прорезал голос. - Ты себя этим убьёшь, - он был одет в костюм тёмно-бордового цвета. Мужчина смотрел на Чонгука, которого скрутило от ломки. Мальчишка корчился на грязном матраце в каком-то подвале. Когда-то сильное тело превратилось в скелет, обтянутый кожей. А где-то внутри был сломанный стержень. - Мне очень не нравится то, вот что ты превратился, - мужчина присел на корточки, встречаясь взглядом с Чонгуком. Тот ничего не понимал, метался взглядом, выискивая что-то. - Мы поговорим, когда более-менее придешь в себя, - мужчина кивает на парня. Когда Чонгук всё же приходит в себя, то оказывается в незнакомой квартире, а тот самый мужчина представляется Намджуном и предлагает помощь. Говорит о том, что знает, как помочь Чонгуку, если тот согласится работать на него, даёт время подумать. Чонгук возвращается на свою квартиру и долго смотрит на пустой лист. Два года, как Хосок ушёл. Полтора из них Чонгук сидит на героине. Год, как Чонгук поставил на себе крест и просто ждал того, что сдохнет от передоза. В тот день он решает написать Хосоку последнее письмо. Парень понимает: Намджун не просто какой-то богатей. Его помощь будет стоить многого, но Гуку терять-то просто уже нечего. "Ты всегда хотел для меня лучшего будущего. Вернись, и оно у меня будет." Два предложения, осмысленные и связанные между собой. Не мольба, не крики, не приказ. Просьба. Последняя просьба Чонгука к брату. В ответ тишина.***
Лиен поняла, что что-то происходит, когда Хосок отозвал всю охрану от квартиры, а ей приказал не подходить к окнам и держать шторы закрытыми. Время тянулась немыслимо медленно, полутьма в квартире раздражала, тишина давила на плечи. Лиен решила поспать до возвращения Хосока, но снова проснулась от детского плача. Вскочила на ноги, ища, откуда же идёт звук, пока тот резко не прекратился. Девушка прикрыла глаза, чувствуя, как накатывает истерика. Ей снова всё привиделось. В последнее время это накатывало всё чаще и чаще. Лиен практически не спала, насильно впихивала в себя еду, но лучше не становилось. Хосок предложил помощь специалиста, сказал что от этого должно стать легче. Лиен согласилась. Мужчина предупредил, что в течение нескольких дней врач придёт. Девушка вздрогнула от стука в дверь. Вряд ли это был Хосок, у того всегда с собой ключи. Видимо, всё-таки врач. Девушка посмотрела в глазок. Там никого не было. Лиен приоткрыла дверь и осмотрелась. Внизу лежала небольшая коробка. Девушка нахмурилась, но подобрала её и занесла в дом. Внутри лежал диск и записка. "Вряд ли ты мертва, он бы не позволил." Девушка смотрит на записку долгую минуту, а потом переводит взгляд на диск. Подходит к компьютеру и включает единственную запись, что там имелась. Это зал собраний, Лиен сразу узнаёт это место, там Чимин, Чонгук и Хосок, и ещё какой-то молодой парень, возможно это тот самый Тэхён, про которого и говорил Хосок. Запись была сделана сегодня, девушка понимает это сразу, а также осознаёт, что Хосок и Чонгук говорят о ней. Кусочки пазла сходятся между собой, и с каждым словом Лиен всё больше и больше отмирает. Чонгук с Хосоком дерутся, а потом так же резко перестают. Хосок упирается дулом пистолета в грудь Чонгука и не двигается. Лиен кажется, что он сейчас выстрелит. - Почему ты это сделал? - голос у Хосока совсем загнанный. - Вопрос всегда был лёгкий, Хосок. Или я, или они? А потом звучит выстрел, которой девушку буквально оглушает. Она не моргая наблюдает за тем, как пуля попадает Чонгуку в бедро, как Хосок отбрасывает пистолет, как Гук безумно смеётся, а потом притягивает Хосока ближе и впивается тому в губы. Видео заканчивается, а Лиен только сейчас и может вздохнуть.***
Хосок влетает в квартиру, что встречает его тишиной. Мужчина зовёт девушку, но та не откликается. Чон напрягается, доставая пистолет и тихо передвигаясь по квартире. В гостиной он нашёл диск, раздробленный на мелкие куосчки, молоток, спички и горстку пепла. - Я в спальне, Хосок, - приглушённо доносится из другой комнаты. Хосок направляется туда и замирает у двери. Лиен стоит на небольшом балкончике, в руке у неё браунинг, подаренный Хосоком и смотрящий дулом на него. - Лиен, почему ты... - Чтобы ты стоял там и слушал меня. - Я и без этого могу тебя выслушать, - Хосок кладёт своё оружие на прикроватную тумбу и садится на кровать. Он знает: Лиен не выстрелит. Девушка кивает и опускает дуло. - Я люблю тебя, - Хосок вздрагивает и смотрит на девушку. Та вроде бы не изменилась, но что-то здесь не то, почему теперь эти слова звучат как приговор. - Но ты меня нет. - Мужчина не понимает. Это не похоже на истерику: Лиен абсолютна спокойна. - Лиен... - Я всё знаю, - девушка перебивает его. - Мне было бы плевать, будь я сейчас с ребёнком, но его у меня забрал Чонгук. Он у меня всё забрал. - Хосок чувствует, как внутри что-то натягивается. - Я и не рассчитывала на твою любовь. Ты был добр, заботлив и хотел взять меня в свою семью. Я не ждала верности и клятв, Чон Хосок, я всегда думала, что отныне ты принадлежишь мне, - девушка горько усмехается. - Я или он? - Хосок чувствует, как веревки, тянущие его, обрываются. - Но ты мне никогда и не принадлежал. Комнату разрывает выстрел.***
Сон Лиен не знала, что такое любовь, но верила, что она спасает людей. Она сильно любила маму, отца не знала, знать и не хотела. Ей пророчили светлое будущее и хорошую работу в больнице. Всё бы так и было, если бы однажды в ночную смену им не привезли парня с ножевыми и огнестрельными ранениями. Если любовь с первого взгляда и существует, то это была именно она. Мужчина с цветом волос вина. Молчаливый, угрюмый, весь в крови и ранах, но от этого не перестающий быть прекрасным. Лиен мчалась на встречу пропасти, а мужчина ей не запрещал. Лишь однажды предупредил её, рассказал о том, кто он такой и что может её ждать, а девушке было плевать. Она так искренне и чисто любила его, что верила: её любви хватит на двоих, она их обоих спасёт. А потом он принял её, пустил в семью, забрал к себе, а вслед за одним счастьем пришло и другое. Она оказалась беременна. Она носила под сердцем ребёнка, отца которого она носила в сердце. И пусть счастье было недолгим, пусть горе покрыло её с головой, она была не одна. Лиен всё ещё любила, так же искренне, так же чисто. Но теперь у любви появились больные нотки зависимости, и отдавали они безумием. А когда она увидела запись диска, тот мирок, что она выстраивала вокруг себя, оказался карточным домиком. Девушка ломала диск на куски, осознавая, что если он попадёт не в те руки, Хосок может быть в опасности. Беря в руки браунинг, она уже осознавала, что Хосок сделал. Он выбрал не её. Значит, Чон постарается защитить Чонгука. Что же, тогда Лиен поможет. Сон Лиен не знала, что такое любовь, но познав, жить без неё больше не смогла. Она верила, что любовь спасает людей, но дуло пистолета упиралось в её висок, а рука даже не дрожала. Ей пророчили светлое будущее, но без Хосока она от него отказывается. Если любовь с первого взгляда и существует, то пусть это напишут на её надгробии. Чон Хосок Лиен никогда не принадлежал, но ей хватало и того, что она любит его. Она делает это не потому, что Чонгук у неё всё забрал, она это делает, чтобы защитить Хосока. Потому что Лиен любила его так же искренне, так же чисто, пусть и с привкусом смерти.