Тридцать дней

Маркус видел в высоте свободу. Секунды падения, прежде чем погрузиться в воду — в поисках Иерихона или спасения от врагов — или быть подхваченным раскрывшимся парашютом. Ему нравилось наблюдать с высоты птичьего полёта за тем, как преобразуется этот город, принимая — с трудом, но принимая — новую расу. У Саймона высота вызывала чувство ностальгии. Он был домашним андроидом активной семьи, в которой с удовольствием научили, как правильно прыгать, как правильно приземляться. Они относились к нему дружелюбно, его любили, и он любил. Именно эти люди научили его самоотверженности. Поэтому он сбежал, чувствуя девиацию, чтобы не навлечь на них беду. Прыгая с высоты башни вместе с единомышленниками, он ностальгировал. Может, судьба им ещё даст свидеться? Высота для Норт — это подъём, это успех, это шанс стать тем, кем желаешь, а не тем, кем предначертано программой. После появление надежды на лучшее, она гордо расправила плечи и уверенно посмотрела вдаль и ввысь. Она верила: они добьются высот для своего народа. Джош высоту ненавидел. Он помнил ту студентку, у которой преподавал за полгода до девиации. Слишком много стресса, слишком завышенные ожидания от окружающих, а ещё — травля. Джош заметил её состояние, он хотел помочь не только из-за протоколов, но не сумел, не успел, и ему до сих пор вспоминается, как быстро завершилась чужая жизнь, когда он смотрит на высотные здания. Коннор высоты боялся. Ни новый корпус, ни перезапись не спасли его от этого страха. Он не мог спокойно подойти к краю крыши башни Стрэдфорд, даже когда был машиной, а после девиации это закрепилось. Ему до боли, до дрожи, до жути не хотелось приближаться к краю, и пересилить не получалось. Диод горел красным, а Коннор смотрел в спину Хэнка, который безбоязненно стоял у самой пропасти. — Ну же, Коннор, подойди ближе: тут такая красота! — Мне и отсюда хорошо видно, — сказал Коннор, а сам старался не думать, что Хэнк может упасть, не моделировать, не рассчитывать. И почему туристический маршрут проходит через ущелье? Тут подул ветер, задирая рубашку Хэнка, и сам он расправил руки, как крылья. Системой Коннор понимал: Хэнк тяжёлый, ветер его не снесёт, но если Хэнк оступится? А если… Коннор обхватил себя руками. — Красота такая, в Детройте не увидишь, — добродушно сказал Хэнк и обернулся. Перестал улыбаться, увидев состояние Коннора. — Что такое?.. Боишься, что ли? Коннор поджал губы и отвернулся. — Прости… — Да не мне тебя осуждать за фобию, — Хэнк, бросив последний взгляд на ущелье, развернулся и приблизился к Коннору. Тот не поворачивался, тогда Хэнк обнял и доверительно зашептал на ухо: — Меня малейший попугайчик может чуть ли не до инфаркта довести. — Не смешно, — но в объятиях стал расслабляться. — Я серьёзно, — сказал Хэнк, уткнувшись лицом в волосы Коннора. — А голуби… — его прошибла дрожь, и Коннор понимал, Хэнк поделился с ним тем, что его действительно пугает: — Они везде. Так что твой страх земли… — Страх высоты, — поправил его Коннор, но Хэнк настаивал: — Нет, страх земли. Как говорил Ринсвинд, тебя убивает не высота, а земля. Коннор отвлёкся на поиск, посмеялся. — Интересный британский юмор. — А то… Ну, пошли к группе? — Я хочу ещё немного вот так постоять. Коннор обнимал Хэнка, растворяясь в приятных эмоциях, пришедших на замену страху.