Тридцать дней

Хирако знал, что полон недостатков, начиная от внешности и заканчивая характером. С некоторыми он как-то смирился, поскольку жить с человеком, чьи недостатки не можешь принять, было неприятным, а ему самому с собой предстояло прожить немалую жизнь после смерти. Однако один из недостатков он не любил больше всего. Он был тощим. Костлявые руки и ноги, выпирающие рёбра легко пересчитывались пальцем руки. В первые десятки лет, которые он провёл в дальних районах Руконгая, Хирако оправдывался недостатком еды. Потом с ним случился Сейрейтей и… ничего не изменилось. — Куда только вся еда уходит? — вопрошал его близкий друг, за что получал тычок острым локтем. — Ты тощий, как глист, надо больше питаться, — авторитетно говорила его капитан Хикифуне, когда на тренировке изваляла его в пыли и сверху села. — Так не всем же иметь такие волнительные… формы, — огрызнулся Хирако, за что получил подзатыльник. Тренировки не помогали: он становился сильнее, но на мышечную массу это не влияло. Вообще многие, глядя на тощего тогда лейтенанта, считали, что его может ветром унести, и не стеснялись говорить это в лицо. — Хикифуне, наверное, обезумела, взяв такого лейтенанта, — нелестно отзывался о Хирако капитан Кучики, презрительно оглядывая с ног до головы. — Что дальше, возьмёт ребёнка? Хирако вынужденно проглатывал, холодно отвечая, что вопросы о назначении лейтенанта касается исключительно Двенадцатого отряда. До поры до времени, а потом, не сдержавшись, добавил причину его не любить о более веской причине, чем внешность. Когда он стал капитаном, в полной мере продемонстрировав свой потенциал, вопросы о его компетенциях отпали хотя бы в кругу высших офицеров. Хикифуне им гордилась и, когда увидела после назначения, с воодушевлением его обняла и сразу же последовало: — Всё так же у тебя можно пересчитать все рёбра? Хирако злобно зыркнул и закутался в капитанское хаори. Между прочим, это было обидно: ну не может он набрать вес! И что такого? На реяцу и силы не влияло! Благо друзья его не обращали внимания, даже Хиёри, которая обожала его словесно кусать. И никто из них не прокомментировал, когда он начал носить одежду, скрывающую его телосложение. Хирако вроде как даже начал забывать об этом своём недостатке. Однако… Айзен Соуске. Два слова, куча нервозности. И вдобавок порой так смотрел на Хирако, словно желал съесть. «Не ешь меня, я костлявый», — порой про себя отвечал на такие взгляды Хирако, предпочитая игнорировать то, за что нельзя прижать к стенке. Ну пялится лейтенант на своего капитана, ну и что? По похожей причине он ничего не сказал, когда получил серьёзное ранение в столкновении с полчищем Пустых и вынужден был оголиться, чтобы Соуске мог сменить повязку. Соуске делал много лишних движений. Скользил пальцами по коже, ощупывал рёбра. Хирако ощущал его дыхание на своей коже, но всякий раз он не успевал возмутиться такой близости, как Соуске отстранялся. — Слишком долго, ты, что ли, залип на мои кости, а, Соуске? — протянул Хирако, а сам слегка дёрнулся, когда Айзен затянул повязку. — Почему столько скепсиса, капитан? — произнёс Соуске, поднимаясь с колен. — Довольно трудно не полюбоваться на вас. — Ага, как же, — ответил Хирако, тут же закутываясь в одежду, прячась от пронзительного взгляда из-за очков. И постарался выбросить из головы, что Соуске сказал без тени фальши.