Curiosity is not a vice

Илья с тоской смотрит на Рому, которого по дороге на базу окончательно развезло. Если в ресторане он еще худо-бедно держал лицо, то, оказавшись в комнате, его хваленая выдержка дала окончательный сбой — Рому шатало из стороны в сторону, и он собрал почти все косяки, пока добрался до кровати и не повалился на нее безвольной массой. — Н-даа, брат, — Илья усмехается, — И когда ты успел так накидаться? — Я не пьян, — Рома приоткрывает один глаз, — Я чуть-чуть трезв. — Вот именно, чуть-чуть. Илья по привычке наклоняется над приятелем, чтоб помочь тому раздеться, но тут же отдергивает руки, понимая, что Рома может весьма неправильно истолковать его действия. Но, в этот самый момент, горячая ладонь обхватывает его шею и тянет вниз, заставляя чуть ли не коснуться губами приоткрытых губ Ромы. Илья, как ошпаренный, резко отстраняется, пятясь от кровати. — Зоба, совсем сдурел? Кутепов упирается спиной в подоконник, молясь всем богам, чтоб Рома не вздумал продолжать свои действия. Но, по ходу, небожители его не слышат, или просто не хотят слушать, потому что Зобнин вскакивает с постели с быстротой, далеко не присущей подвипившим людям, и снова оказывается стоящим почти вплотную к нему. Илья выставляет руки вперед, не позволяя Роме повиснуть на нем в прямом смысле этого слова. — Зоба, — Он крепко впивается в его плечи, держа на расстоянии вытянутых рук, — Угомонись. — Что, не котируюсь? — Ромины губы кривятся в неприятной ухмылке, — Мишаня получше будет? — Не говори ерунды. У Ильи в глазах полыхает адское желание, а в душе, напротив, разрастается дикая паника. Он сходит с ума от этих противоречий. И еще от близости Ромы. Вот он здесь, рядом, совсем близко, и вроде бы сам проявляет какую-то инициативу — что еще можно желать в таких случаях, но… Рома пьян, и Илья это прекрасно осознает, несмотря ни на что. И, в то же время, даже он сам не понимает до конца, как еще держится, не поддаваясь Роминому напору. — Тогда что тебя смущает? — Зобнин отступать не собирается, — Я, конечно, не такой опытный, как… — Рома судорожно сглатывает, но упрямо продолжает, — Мне интересно, как это… Он резко скидывает со своих плеч руки Ильи и опускается перед ним на колени, вцепляясь непослушными пальцами в его ремень, нервно дергает, пытаясь расстегнуть. Кутепов мысленно стонет, сгорая в иллюзии того, что может сейчас произойти, но упорно не позволяет себе этой слабости. Он отводит Ромины руки от своей ширинки и выверенным движением поднимает того обратно на ноги. Мгновение внимательно всматривается в его лицо, потом медленно, но верно отстраняет от себя и делает пару шагов в сторону. — Ром, ложись спать… — Только не ври, что не хочешь. Зобнин тяжело дышит, смотрит на Илью очень обиженно, и непонятно, что его задело больше — то, что Илья, несмотря на видимое возбуждение, почему-то предпочитает все еще сопротивляться, или то, что тот отверг именно его, хотя, как казалось самому Роме, он довольно-таки явно дал понять, что не против попробовать. Ответ приходит сразу, как будто бы Илья читает его мысли. — Ром, я не буду твоим пьяным экспериментом. Рома всем своим видом выказывает обиду, но все-таки позволяет Илье снова уложить себя на кровать. Кутепов уже не думая, как Рома истолкует его действия, помогает ему раздеться и плотно укутывает его одеялом. — С Мишаней ты не был так категоричен. Рома все еще демонстрирует, что обижен, но усталость и алкоголь берут свое — он засыпает почти мгновенно. Илья еще некоторое время сидит рядом с, безмятежно сопящим, другом, смотрит на него, подавляя в себе сильнейшее желание улечься рядом, обнять и уснуть вместе, а на утро все списать на все то же пресловутое опьянение. Но, максимум, что он себе позволяет — это почти невесомо провести кончиками пальцев по его лицу, очерчивая выступающие скулы, нос, чуть задержавшись на пухлых губах, которые мечтал поцеловать уже долгие годы, но которые так и оставались запретными для него по сей день. Тяжело вздыхает, встает и уходит, не оборачиваясь, чтобы не искушать себя еще раз безмерным желанием остаться. Все оставшееся время, пока он добирается до дома, его не покидает образ Ромы, который в его воспоминаниях меняется с быстротой показа слайдов: Рома хитро улыбается, кивая на Мишу, разговаривающего с голландцем; Рома пытается безуспешно сосредоточиться, но все равно натыкается на стены и, наконец, безвольной массой валится на кровать; Рома, с диким блеском в глазах, падает перед ним на колени и яростно хватается за его ремень; Рома спит, с немного обиженным выражением лица, как у ребенка, которому отказали в сладком перед сном… Илья почти гордится собой, что устоял перед таким явным соблазном, и, в то же время, ненавидит себя за то, что так и не нашел в себе сил признаться. Да, возможно, Рома и был пьян. Возможно, он на утро даже и не вспомнил бы ни о чем, но… то, что такого случая больше не представится, Илья был уверен наверняка. Он безумно жалеет, что так бездарно похерил возможность узнать, наконец, какие у Ромы губы на вкус, но, опять же, старается успокоить себя и свои взбесившиеся гормоны тем, что, несмотря ни на что, сделал все правильно — он бы никогда не простил себе того, что воспользовался не сильно вменяемым состоянием Ромы. Последний поворот к финишной прямой до дома, и Илья резко давит на тормоз. — Да к черту все! — Илья произносит это вслух. Он отчаянно бьет кулаками по рулю, резко разворачивает машину и мчится обратно на базу.