Curiosity is not a vice

Вся решимость Ильи рушится в тот самый момент, когда он снова входит в комнату и видит беспокойно спящего Зобнина. Простыни под ним скрутились практически в жгут, одеяло валялось на полу, а сам Рома тяжело и сбивчиво дышал, судорожно хватая спертый воздух пересохшими губами. Кутепов, поддавшись, непонятно откуда взявшимся инстинктам, быстро распахивает настежь окно, впуская в помещение свежий воздух, переворачивает Рому на бок, прислушивается, как постепенно выравнивается его дыхание и накрывает его одеялом. Сам садится на соседнюю кровать и еще долго смотрит на Зобнина, который уже, судя по всему, снова провалился в безмятежный сон. Уезжать снова нет никакого желания, и Илья откидывается на подушку, практически сразу засыпая. Утром его будет страдальческое «бляяяя», доносящееся с соседней кровати. Илья приоткрывает один глаз и видит, как Рома со всей скорбью еврейского народа на лице, беспомощно падает головой на подушку. — Что, алкаш-недоучка, головка бо-бо? Илья, как всегда, остается верен себе и просто не может не подколоть друга в свойственной одному ему неповторимой манере. — Сука, — Шипит Рома снова морщась, — Издеваешься? — Даже не думал, — Кутепов уже услужливо протягивает Роме таблетку и бутылку холодной минералки, — И вообще, если бы не я, то ты бы до утра не дожил. Зобнин уже успел проглотить обезболивающие и жадно допивал остатки воды. — Как это? — Ну, если бы я вовремя не открыл окно, то у тебя были бы все шансы задохнуться в газовой камере. Илья смеется, глядя, как постепенно проясняется Ромин взгляд и к нему потихоньку возвращается способность мыслить. — Бля, действительно, во рту словно кошки нагадили. — На Ромином лице появляется что-то, смутно напоминающее улыбку. — С чего бы это? — Кутепов иронично приподнимает бровь, изо всех сил стараясь оставаться серьезным, но губы все равно кривятся в хитрой усмешке. — Хорош подкалывать, — Рома снова морщится, — Лучше дай еще водички. Илья протягивает ему новую бутылку, как по волшебству оказавшуюся у него под боком. — Давай, соберись, тебе еще предстоит пережить утреннюю тренировку. — Бляяяяяя, — Снова тянет Зобнин и на негнущихся ногах плетется в ванную. После душа Рома действительно выглядит посвежевшим, но похмелье все равно дает о себе знать раздражающими болевыми спазмами от слишком громких звуков и резких движений. Впрочем, как оказалось, что в похожем состоянии находится почти вся команда, что сильно разозлило тренера. Доменико, обматерив всех на немецком, итальянском и еще на паре-тройке языков, прибавив так же пару крепких словечек по-русски, объявил, что с сегодняшнего дня вся команда находится под так называемым домашним арестом, а именно — с базы ни ногой! И даже то, что вечерняя тренировка прошла просто на «ура», не заставила наставника сменить гнев на милость. Неделя строгого режима была всем обеспечена. — Ну, хоть кто-то рад этим репрессиям. — Илья с улыбкой смотрел на Мишу, который просто светился, как начищенный самовар и ни на шаг не отходил от своего голландца. — А ты? — Что я? — Илья изумленно оборачивается на друга. — Ты о чем? — Я все помню, — Рома пристально смотрит на Илью, — Все, что вчера было. — Не думаю. Кутепов усмехается, разворачивается и, не оглядываясь, идет в номер. Усиленные попытки привести себя в норму, принимаемые Ромой на протяжении всего дня, оказали ему еще одну услугу, о которой он даже не помышлял — он, наконец-то, умудрился сложить в уме два и два и четко осознать, что тайная любовь Ильи, никто иной, как он сам. Он отчетливо вспомнил, какими глазами прожигал Илья его в ресторане, когда он мило болтал с Тилем, вспомнил и слова самого голландца о том, что тот был уверен, что они с Кутеповым пара, а ведь дыма без огня не бывает?! Вспомнил, как Илья упорно отталкивал его вечером, несмотря на собственное возбуждение, когда самому Роме, вдруг, взбрело в голову попробовать секс с мужчиной. Да и весь сегодняшний день, начиная с утра — Илья опекал его и заботился, впрочем, как и во все остальные дни… Зобнин прибавил шаг и нагнал Илью у самого номера. Он почти вталкивает приятеля внутрь, запирая за собой дверь. У Ильи возникает чувство, что он попался в ловушку, из которой ему уже не выбраться, но он не собирается сдаваться без боя. Кутепов вопросительно смотрит на Рому, стараясь придать лицу привычное выражение. — Это я? — Рома подступает почти вплотную, — Ты вчера оттолкнул меня, потому что это я? — Да Зоба, потому что это ты. Илья говорит очень спокойно, чуть снисходительно улыбаясь, чем заставляет Рому почувствовать некоторую неуверенность. Но, тем не менее, Рома не собирается отступать. — Хорошо, задам вопрос по-другому, — Зобнин продолжает сверлить Илью тяжелым взглядом, — Тот, в кого ты влюблен — это я? — Я тебе именно на него и ответил… Илья мягко отстраняется от Ромы. — Тебя и теперь устраивает мое соседство? Рома не отвечает, и Илья по-своему понимает его молчание. Он выверенным движением вытаскивает из-под кровати свою сумку с явным намерением исчезнуть из жизни Ромы навсегда, но тут же закидывает ее обратно, вспоминая, что благодаря вчерашнему отрыву, они почти заперты в четырех стенах. — Ладно, сегодня переночую в холле, а завтра съеду окончательно. Он делает шаг по направлению двери, но тут же оказывается прижатым к стене твердым Роминым телом. — Да кто ж тебя отпустит? Илья успевает увидеть хитрый прищур темных глаз и, наконец-то, чувствует, как Ромины губы обхватывают его собственные.