***
Ехали они долго, и что немаловажно — весело. Когда проснулась Малая, Руд словно оторваться решил за всё эти долгие часы тишины. Врубил музыку на магнитоле как можно громче и, отстукивая пальцами ритм по рулю, принялся во весь голос петь песню Муслима Магомаева. Даня, покачиваясь в такт музыке, тоже подпевал, смеялся, глядя на Рудбоя, и жевал пирожки, которые заставил его съесть Ванечка. А Малая заботливо пыталась накормить всех бутербродами с докторской колбасой. Когда фургон остановился, было уже около двух и Ванечка вдруг вспомнил, что своих-то он даже не предупредил об отъезде. Даже маме сказать не догадался, что задержится. Однако плохие мысли как-то сами собой отошли на второй план во всеобщем балагане. Авось и не заметят даже или решат, что в библиотеке засиделся. Рома с Мэйви сразу отправились на поиски годного хвороста для костра. Малая возилась с сумками, доставая еду, а Рудбой неспешно обошёл минивэн и открыл выдвижную дверь, чтобы достать гитару. Заодно и канистры с водой выгрузил вместе с палатками. — Можно? — спросил Ванечка, с неподдельным интересом заглядывая внутрь фургона. Рудбой глянул на него вопросительно. — Можно, что? — Посмотреть… Я хочу посмотреть, что там внутри. Рудбой кивнул молча и пошире распахнул дверь. Ванечка тут же забрался внутрь, уселся поудобнее, разглядывая внутреннюю часть машины, которая вся была обклеена цветными картинками и фотографиями ребят. — Нравится? — улыбнувшись, спросил Руд. — Очень… — едва слышно ответил Светло, аккуратно перебирая крупные бусины, свисающие с небольшой подвески в виде хаотично перетянутого нитями круга. — Это ловец снов. — Ловец? — Да. Бережёт от кошмаров и бессонницы. — Даша делала? — Нет. Я сам. Ванечка бросил на Руда быстрый взгляд и улыбнулся: — А мне сделаешь такой? Тот кивнул молча и, забравшись внутрь, примостился рядом. — Это мой личный музей. Каждая деталь важна, всё это — напоминания о важных для меня событиях. Эти ленточки, — Руд коснулся пальцами аккуратно пришитых по краям атласных разноцветных лент, — Малая привезла со своего первого музыкального фестиваля. Она же и узоры бисером на подушках вышивала, которые Рома шил. Вообще, Ванечка заметил, что вся внутренняя часть фургона, что скрывалась все это время за шторкой, была похожа на одну большую кровать с огромным количеством цветастых одеял, сшитых из множества лоскутов. Ваня никогда подобного не видел, это же был самый настоящий дом на колёсах. Подложив под голову врученную ему подушку, он лёг на спину и тут же прыснул от смеха: — А это тебе о чем напоминает? — Что? — падая рядом с ним, спросил Руд и тут же рассмеялся, увидев приклеенные на крыше вырезки из каких-то старых порножурналов, — Да это вообще Мэйви налепил! Рудбой устроился поудобнее, слегка приподнявшись на локте. — Не оправдывайся, — сказал Ванечка и улыбнулся, переведя на него взгляд. В этот момент между ними возникла какая-то странная тишина. Ванечка всматривался в глаза напротив и ощущал, как по венам растекалось что-то тёплое, разливаясь по рёбрам водопадом. Не было смущения, не было неловкости. Был только он, Рудбой и что-то, от чего внутри всё приходило в движение. Сердце начинало биться чаще, ладони потели, а в груди поселилось странное, щекочущее нутро чувство, доселе Ванечке незнакомое, а потому необъяснимое. Его взгляд скользнул чуть ниже, заставив нахмуриться. Ваня несмело коснулся щеки Руда, на которой до сих пор виднелась полоска от удара тем хлыстом, будь он неладен. Проведя по ней большим пальцем, Фаллен вдруг отчётливо вспомнил, как этот шрам здесь появился. Словно в слоумо, в голове снова пронеслась эта картина, и внутри всё сжалось. — Руд! Хватит валяться! Помогите мне уже! — крикнула Даша, буквально вернув Светло в реальность. Он тут же руку одернул, ощущая как покраснели щеки. Поспешно из фургона вылез и, подхватив баклажки с водой, потащил их Малой, которая уже успела нарезать овощи. Рудбой тоже неспешно поднялся, затылок рассеянно почесал и принялся копаться с палатками.***
Вечер наступил слишком быстро. Ребята всей компанией прогулялись по осеннему лесу, к озеру спустились, наслаждаясь красотой природы. Как всё-таки прекрасны места, где не ступала нога человека. Чисто, спокойно. Малая даже несколько раз напомнила всем, что весь мусор нужно будет обязательно забрать с собой. Мэйви смеялся, бегая по берегу от Ромы, выкрикивая какие-то шутки в его адрес. Рудбой листья собирал, а Ванечка молча наблюдал за ним, прокручивая в голове последние события. Ване очень хотелось объясниться за своё поведение, но он не понимал, с чего начать… да и стоило ли вообще что-то говорить? Но Рудбой, видимо, в этом плане был более решительным, поэтому первым нарушил это неловкое молчание: — Ну, что ты так смотришь на меня? — он поднял с земли кленовый ярко-красный лист и остановился, глядя на Светло. Ванечка растерянно хлопал глазами, не в силах вымолвить ни слова. Руд подошёл к нему ближе, протянув пестрый «букет», который он так старательно собирал. Ванечка опустил на него взгляд и несмело взял его из рудбоевских рук, чуть коснувшись холодных пальцев своими. — Красиво… — Да, как и ты. Ванечка неловко переступил с ноги на ногу, взгляд пряча, но Руд легко коснулся пальцами его подбородка, поднимая его лицо на себя. — Чувствуй, я же так близко. — Я чувствую… — прошептал Ванечка, глядя в серо-голубые глаза. Руд улыбнулся, тихонько похлопал его по плечу и, повернувшись к друзьям, крикнул: — Пошли обратно! Погрузившийся во тьму лес приобрёл совершенно иной вид. Ванечка шёл, глазея по сторонам как завороженный и старался не отставать, заблудиться сейчас было наименьшим его желанием. Когда впереди показался фургон, все как-то одновременно прибавили шагу и снова началась суета, на этот раз с розжигом костра. Однако с этим парни справились достаточно быстро, так что не прошло и получаса, как вся компания уже спокойно расселась вокруг высокого оранжевого пламени, передавая по кругу косячок. Атмосфера была такая располагающая, душевная, что даже Ванечка не отказался и сделал пару тяжек. Рудбой играл на гитаре, мурлыкая песню себе под нос, а Мэйви подпевал ему, отбивая ритм о пустую канистру. Рома читал какую-то книгу, поглаживая свободной рукой волосы лежащей у него на коленях Малой. На огне жарились картошка и сосиски с хлебом, что заботливо нанизала на заранее подготовленные веточки Малая. Ванечка сидел закутанный в огромный цветастый плед, в натянутой по максимуму рудбоевской шапке и смотрел на пляшущие языки пламени, чувствуя, как его клонило в сон. По телу растекалось сладкое, тягучее, словно заграничная шоколадная паста, спокойствие. Кровь в венах будто загустела, ноги ватные стали. Ванечка и правда давно так активно не отдыхал, поэтому и не заметил как проваливался в сон.***
В тишине раздался резкий хлопок. Звук тут же заставил подскочить лежащего у костра Фаллена. Он принял сидячее положение, осмотрелся ошалелыми глазищами по сторонам — вокруг никого. Только костёр потрескивал в звенящей тишине, и где-то на опушке леса устрашающе каркнула ворона. — Руд? — позвал Ванечка, с трудом поднявшись на ноги. В темноте раздался хруст. Светло прищурился, но из-за пламени костра было трудно рассмотреть, что происходило там, в тени. В голову не пришло ничего умнее, чем поискать кого-нибудь в фургоне, Ванечка круто развернулся и… лицом к лицу столкнулся с оленьей мордой. Глаза от испуга округлились, он попятился, но споткнулся обо что-то и, упав на спину, продолжил отползать. На какое-то мгновение Ваня подумал, что, возможно, ему это привиделось, почудилось, показалось, но в этот момент из тени выплыла высокая фигура в плаще и действительно оленьей головой! Вокруг тут же поднялся какой-то невообразимый шум! Будто десяток рук одновременно начали тарабанить по там-тамам. Крики, вой. Все закрутилось — завертелось. Фигур будто бы больше стало: они двигались вокруг в непонятных Ванечке движениях, странных, ломаных, пугающих, но близко не подходили. Фаллен вообще не понимал, то ли он спал ещё, то ли травка оказалась настолько крепкой, что его до сих пор не отпустило. Ванечка сейчас мог чем угодно поклясться, что из-под капюшона на противоположной стороне костра на него пялились два волчьих глаза. Морда у животного была огромная, лохматая. А шум все нарастал и нарастал, фигур становилось всё больше, голова кружилась, к горлу тошнота уже начала подкатывать. Ванечка взмок весь, пока подняться пытался, его повело, и одна из фигур с силой толкнула его в сторону, подальше от костра, замыкая в круг. Он споткнулся, налетел на кого-то, его снова толкнули, потом с другой стороны, с третьей, тени всё приближались, сужая круг. Ванечка метался, пытаясь сбежать, но каждый раз его вновь швыряли в самый центр. В конце концов Светло упал от очередного толчка и бессилия, видя, как на него надвигалась та самая волчья морда, весь сжался, когда над ним размахнувшись занесли что-то похожее на копье. В ушах зазвенело от перепада давления, одно резкое движение, Ванечка зажмурился и все вокруг стихло. Снова звенящая тишина, а в голове лишь один вопрос: «Я уже умер?». Ванечка с опаской открыл глаза. Перед ним снова возвышались два огромных волчьих глаза. Фигура замерла, держа над головой копье. Взгляд Фаллена скользнул по руке, сжимающей деревянную рукоятку оружия, и увидел знакомые буквы на костяшках, складывающиеся в слово PLAY. Ванечка отполз чуть дальше, поднялся на ноги, выпрямился, а затем резким движением стащил огромную маску, под которой всё это время скрывалось довольное лицо Рудбоя. По-другому его нельзя было назвать. Он правда стоял и беззвучно смеялся Ванечке прямо в лицо. — Какого хера? — выкрикнул Светло, чувствуя, как земля стала уходить из-под ног, а сердце колотилось так, будто он кросс пробежал. Ванечка оглянулся, наблюдая за тем, как фигуры вокруг тоже стягивали маски и смеялись, взгляд метался от одного лица к другому, узнавая в них Дашу, Рому, Мэйви, Локи, Славу… даже Слава участвовал во всем этом! Да как он мог вообще так с ним поступить?! А Мэйви?! — Зачем вы это сделали?! — разозлившись, Ванечка толкнул Рудбоя, но тот лишь перехватил его за запястья и обнял, прижав к себе. — Я чуть с ума не сошёл! Думал, у меня крыша едет! — кричал Ванечка, вырываясь из объятий Рудбоя, но тому было все равно, он прижимал его к себе, шепча в ухо что-то неразборчивое. Ночь продолжалась. Мэйви открывал бутылку вина, а Славка молча улыбался, потягивая свой косячок.***
Ванечка тихо приоткрыл дверь, стараясь не разбудить спящих, по его мнению, родителей. Дверь предательски скрипнула, когда он почти закрыл её и в тот же момент очень театрально зажегся свет. Преступника застигли на месте преступления. Мать и отец стояли в прихожей и смотрели на сына. Хотя Ваня не был уверен в этом, потому что свет настольной лампы был направлен прямо на него и бил в глаза. — Ванечка, — наконец, промолвила матушка и бросилась навстречу, — сыночек. Ваня только глазами хлопал испуганно, пока мама обнимала его, целуя в обе щеки. — Елизавета Григорьевна, оставьте свои нежности, тут серьезный разговор намечается, — вмешался, наконец, отец, так и не сдвинувшийся с места. Женщина еще раз провела рукой по голове сына и, проходя мимо мужа, шепнула ему: — Иван Сергеевич, вы уж как-нибудь помягче… Повисла неловкая тишина, было слышно, как дребезжала лампочка и лаяли собаки во дворе. Иван Сергеевич молча развернулся, прошёл в гостиную и сел за стол в ожидании сына. Ванечка снял куртку, разулся. Остановился на секунду у дверного проёма, выдохнул, понимая, что ничего хорошего его не ждёт и вошёл следом. — Ну что, сын, рассказывай, куда катится твоя жизнь, — «помягче» начал Иван Сергеевич, — шляешься весь день непонятно где, мать вся извелась, глаза все выплакала. Тебе не стыдно? — повысил голос отец. — Пап, я… — Ванечка всегда робел перед отцом, а в таких условиях найти подходящие аргументы становилось ещё сложнее. — Замолчи! — стукнул тот по столу, — Я устроил тебя в престижный университет для чего? Для того, чтобы ты занятия прогуливал? На зачеты не являлся? — он немного помедлил и, понизив тон почти до шепота, продолжил, — Это мать еще не знает, какие ты сочинения пишешь, мерзавец. Надо бы ей рассказать, да боюсь сердце не выдержит. Кто бы мог подумать, наш мальчик такое выдаёт! Куда ты ввязался? — отец снова перестал контролировать себя, — Где ты шаришься по ночам? Ты курить начал, — Иван Сергеевич поднялся и швырнул на стол неизвестно откуда взявшуюся пачку Ванечкиной «Примы», — а дальше что, проституток в дом приведешь? Сердце слабовато было и у Светло-старшего, после такой бурной тирады он тяжело дышал, сердце колотилось бешено, так, что он медленно оседал обратно на стул. — Пап, я всё объясню… — Ванечка не знал, что хотел сказать дальше, но не мог оставить родителя в таком состоянии. — С этой секунды ты находишься под домашним арестом. — Но… — попытался возразить Ванечка, но тут же замолк, поймав тяжелый взгляд отца. — Никаких «но». Пока ты живешь в моем доме, ты будешь делать то, что я тебе скажу. Всё. Ступай в свою комнату, — тихо промолвил Иван Сергеевич, не глядя в его сторону. В соседней комнате, опустившись на пол и поставив рядом стакан, беззвучно плакала Елизавета Григорьевна.