Путь за семь городов

Вечернее солнце ласкало деревья, ветер утих, словно улегся спать среди высоких трав. Марафел стоял на холме, глядя на расстилавшееся перед ним травяное море. Пряный аромат кружил голову, птичьи трели звенели в ушах. Небо сияло чистейшей синевой — облака к вечеру исчезли, и простор его был абсолютно чист. Марафел с трудом боролся с желанием нырнуть с головой в высокую траву, окунуться в нее, ломая податливые мягкие стебли, чувствуя, как аромат трав становится резким, а кузнечики убегают из-под ладоней. Когда-то он так же зачарованно смотрел на травы, расстилающиеся до самого горизонта, но то было дома. Мысль об этом приносила беспокойство, точно для чего-то ему нужно сравнить два мира, и Марафел старательно гнал ее прочь. Солнце садилось, золотой закат растекался по небу. Яркие краски плавно сменяли друг друга. Марафел отвел взгляд от полыхающих небес и увидел, как кони с удовольствием улеглись в высокой траве, а Тимони и Айкен устроились у небольшого костерка. Он не хотел идти к ним, потому просто сел среди трав, снова вглядевшись в начавшее темнеть небо. Зачем он здесь? Почему он отправился в это путешествие, что он может? Тимони — маг, он и в одиночку достигнет цели, сможет освободить Ниа Бейби Нака и вернуться. Девушки погибли. Айкен отправилась с ними только потому, что они сами того захотели. Она не очень-то и нужна теперь, Тимони запомнил карту. Зачем он здесь? — Марафел? — голос Тимони словно выплыл из ночи. — Ты замерзнешь. — И что? — он даже не повернул головы, не оторвал взгляда от неба, опрокинувшегося над травами и холмами. — Пойдем, — Тимони тронул его за плечо. — Трудно признать, но я… нуждаюсь в тебе. — Ты? — удивленный Марафел поднялся. Тимони не смотрел на него, он стоял в ночном сумраке, опустив плечи, и казался испуганным потерявшимся ребенком, а не обладающим силой. — Может, не именно в тебе, — уронил Тимони. — Но в том Свете, что горит в твоем сердце. Когда тебя нет рядом, приходит Тьма, — он говорил через силу. Марафел некоторое время молчал, затем только чуть тронул его за плечо и пошел к костру — он так и не нашел, что на это ответить. Тимони последовал за ним. Ответ на вопрос отчего-то был не тем, который он искал. Марафел почти с отчаянием осознал это. *** Ночь медленно разворачивала темные крылья. Вечерние сумерки плыли по городу лиловым туманом. В узких улицах затаился мрак. Напротив трактира, куда увлекли Лайли и Каталин, возвышался храм, построенный на удивление хорошо. Он был высокий, с островерхими куполами, округлыми окнами, лепниной над огромными вратами. Девушки, вместо того, чтобы войти в приземистый дом, остановились посмотреть. Они тут же услышали от горожан несколько историй, и среди прочих о том, что прежде в зале храма помещались все, кто жил здесь. Сейчас город разросся, раздался вширь, остатки древней крепостной стены обрушились и скрылись за буйными зарослями дикого винограда, а некогда величественный храм словно съежился. Лайли долго рассматривала строение, удивляясь, как вокруг куполов крутится вихрь безучастной ко всему силы, не Темной, не Светлой. Она уходила в небо и рассеивалась среди облаков. У самого входа застыли две прекрасные статуи — тонкостанные девушки с печальными лицами и широко распахнутыми глазами. Их волосы — мраморные локоны — намертво вросли в стены храма. Каталин некоторое время пыталась понять, кого же напоминают эти статуи, а потом вдруг поняла — у них лицо ее матери. Машинально она сжала пальцы Лайли. Та отвлеклась от созерцания магических потоков и обернулась. Заметив направление взгляда, она и сама посмотрела на вход и изумленно выдохнула. — Эй, смотрите, она же Привратница! — послышалось сбоку. — Привратница? — Привратница! По толпе понеслись шепотки, и Каталин нехотя повернулась. Голоса сразу же умолкли. Только один успел добавить: — Богиня привела с собой Привратницу! Лайли вздохнула. Ей не нравилось здесь, не нравилась ничейная Сила, каменный холодный храм, статуи у входа. Она не собиралась заходить внутрь, вместо того повернулась к храму спиной и прошла в трактир, не обращая внимание на таращившуюся в окна голодную тьму. Люди слушали ее, пока она говорила о Свете, пока она рассказывала, как можно жить, не завидуя и не страдая. Люди не пытались прервать ее объяснений, и она объясняла, кто такие маги и кто такие ведьмы. Люди слушали, а Каталин старалась скрыть за маской вежливости безнадежность. Она знала: они не изменятся, для изменений им требуется что-то кроме слов волшебницы, пусть даже названной здесь Богиней. Стараясь не показывать виду, насколько ей грустно сознавать тщетность усилий Лайли, она осматривала трактир, пока не заметила карту. Та была нарисована над камином, прямо на стене. Некогда яркие краски поблекли, кое-где растрескались, но все еще можно было узнать, где леса, где холмы, где реки. Каталин подошла совсем близко, не обратив внимания на жарко горящий огонь, и положила ладонь на старую поверхность, словно стремилась впитать нарисованный мир. Вспомнились сны, черный мрамор и блеск пламени. И она провела пальцами по вырисованной дороге до одного из городов — причудливого замка — и прочла, сама не понимая как, название. Новвгэллет. Сердце болезненно сжалось в груди. Так вот куда им нужно, там их ждут! Каталин оглянулась на Лайли, но та как раз и сама заметила карту. В глазах ее читалось странное выражение, точно старый рисунок, потемневший от дыма и сажи, рассказал ей много больше, чем открыл обнаружившей его первой Каталин. Кто-то остановился рядом и тронул Каталин за рукав, испуганно и нетерпеливо одновременно. Она обернулась. Юноше едвали исполнилось восемнадцать, но у губ уже залегла тяжелая складка, а глаза казались полными боли. — Привратница, — обратился он. — Хочу рассказать вам… — О чем рассказать? — Каталин насторожилась, но позволила ему взять себя под локоть и послушно прошла к столику, стоявшему в самом темном углу трактира. — Я видел собственными глазами, как слуги Императора вели в столицу волшебного коня. Творение магии! Он был таким высоким, таким белым, даже глаза слепило. Грива его сияла настоящим золотом! Но он точно боялся, он бился и метался, не давался в руки слугам. В нашем городе они сколотили деревянную клетку, — юноша сглотнул и отвел взгляд. — Тогда я… я решил, что Император — плохой человек, раз такой конь не хочет видеть его. Может, я странно говорю, может, кажусь вам недалеким, — тут он посмотрел на нее с надеждой, — но я понимаю, это ваш конь, Привратница. Только вам он может принадлежать! И вы пришли за ним, да? Потому вернулись вместе с богиней? — Возможно, — кивнула Каталин, успокаивающе улыбнувшись. — Чего ты так боишься? — Не гневайтесь на наш город за то, что мы помогли поработить его! — он низко склонил голову. Каталин опалила настоящая радость. Наконец-то они напали на реальный след, а не гонятся за призраком из снов. Она взглянула на карту и сразу же поняла, что и далее им поможет река. Прекрасно! — Благодарю тебя, — проговорила она с мягким спокойствием, будто и правда спустилась с небес. — Ты защитил свой город от нашего гнева. Но прояви смирение, не стоит хвастать такими заслугами, только так ты докажешь чистоту своих помыслов. — Да, Привратница! — шепнул он, внезапно покраснев. Каталин направилась к Лайли, и та, заметив выражение ее лица, мгновенно поняла, что пора продолжать путь, пусть ночь и сгустилась до чернильной мглы. *** Утро разбудило легким ветром. Тимони сел и некоторое время вслушивался в мир вокруг, а потом начал собирать вещи, решив не будить пока ни Айкен, ни Марафела. Все дышало покоем, неяркие пока солнечные лучи гладили землю ласково и нежно. Тимони подставил лицо ветру, а потом повернулся к дороге. Пыльный тракт потемнел от росы. Топот копыт разрушил тишину слишком внезапно. По дороге мчался отряд всадников. Тимони набросил на себя и спутников, на лошадей и поклажу купол невидимости и замер. Всадники в черных с серебром одеждах, все в масках, на вороных конях пронеслись мимо как ураган. Тимони вздохнул. Это были слуги Императора, охотники за ведьмами. Когда всадники скрылись за поворотом, Тимони неспешно подошел к спящим и тронул за плечи. — Нам пора в путь, — произнес он. — Перед нами — отряд слуг Императора. Возможно, мы станем свидетелями казней. И Марафел, и Айкен не нашли слов, они выглядели одинаково встревоженными. Тимони же, напротив, оставался спокойным. *** Каталин и Лайли смогли выбраться из города и отплыть лишь на рассвете, когда Миартэ дремал, убаюканный первым солнцем и ветром. Лайли пришлось приложить немало усилий, чтобы помочь городу уснуть. Она отпустила прогуливаться по улицам легкое, как морская пена, сонное заклинание, а ажурное плетение магических нитей подпитала от силы храма. Только так она могла быть уверена, что все проснутся лишь около полудня, и все это время сниться им будут привольные луга и синее небо, ароматы лесных цветов и радость. Они увидят то, чего были лишены, каждый проснется счастливым. Но Лайли не только хотела оставить им подарок. Заклинание стало залогом того, что никто не попытается их догнать. Каталин казалось, что сновидения помогут людям разобраться в том, что говорила Лайли, но больше пользы она видела в другом — ей хотелось уверенности, что никто не сможет отыскать их следы. Лодка покачивалась на волнах, словно ей не терпелось пуститься в путь. Лайли щелкнула пальцами, позволяя ей повиноваться потоку. — Значит, впереди болота, — задумчиво сказала она, выпуская с ладони крошечную копию карты, что была нарисована над камином. — Я не решусь использовать врата, — добавила она печально. — Но кажется, тут недалеко. — А если в этих болотах водится нечто опасное? — предположила Каталин. — Положимся на магию, что нам остается? — Лайли сжала пальцы, карта впиталась в ладонь, на мгновение заставив пальцы сиять перламутром. — Главное, следовать указателям, что есть в болоте. — Указателям? — Каталин улыбнулась. — Откуда ты узнала про них? — От тех, кто назвал себя купцами, — Лайли взглянула в спокойную воду, как в зеркало, подмигнула отражению. — На лодках они переправляют товары в тот самый Новвгэллет. Чтобы не сгинуть в болоте, не блуждать в запутанных протоках, они отметили путь. Вчера они рассказывали об этом, просили рассудить, правильно ли поступают. Потому что жрица говорила, что они обманывают… про… провидение. — Провидение? Это кто? — Каталин с удовольствием вгрызлась в золотистую плоть спелого яблока. Их щедро одарили плодами, как будто откупались от чего-то. — Не знаю, — пожала плечами Лайли. — Что-то вроде судьбы. Но я не понимаю, почему нельзя из-за него упрощать себе жизнь. — И я не понимаю, — Каталин хмыкнула. — И что ты им сказала? — Что, на мой взгляд, они поступили верно, — Лайли тоже потянулась за яблоком. — Так они смогут вернуться к супругам и детям, так смогут дать им выжить. Разве плохо? — Замечательно! Смех далеко разнесся по речной глади, вспугнул стаю диких уток, с криками поднявшихся в синее небо. Ветер качнул тростник, мокрая выдра с лоснящейся шкурой вынырнула у самого берега. — Разве не достоин этот мир жить так, как живет Летинайт?.. — спросила Каталин. Но стояла тишина, никто не решился ответить. Только река журчала, да ветер шуршал в тростниках, только выдра фыркнула рассерженно на потревоживших ее, да крики стаи диких уток раздались где-то высоко в небе. *** В полуденную жару — шел четвертый день пути — Тимони, Марафел и Айкен оказались у ворот Миартэ. Отряд всадников, слуг Императора прибыл сюда еще утром, Айкен указала на флаги над аркой ворот. Вопреки ожиданиям Тимони, в городе стояла тишина, люди говорили друг с другом спокойно. Многие улыбались, но почти не смеялись. Город замер, затаился, точно пытался сохранить какую-то огромную тайну. Тимони выбрал один из трактиров, заказал комнату и обед. Они заняли один из пустовавших столов и, пока ждали, Тимони осматривался все с более настороженным видом. — Что-то не так, — заключил он, когда обед принесли и улыбчивая девушка медленно ушла за стойку. — Да, — кивнула Айкен. — Здесь что-то случилось, но что-то… — она задумалась, — не плохое? — И не хорошее, — добавил Марафел. Тимони хмыкнул, отпил из кубка и заметил: — Сдается мне, что это только начало. Что-то еще произойдет, причем сегодня же вечером. И слуги Императора будут в этом замешаны. Айкен поперхнулась и опустила глаза. Слуги Императора… Вот уж действительно, если что и произойдет — то отнюдь не хорошее. — Верховная жрица, нареченная таковой самой богиней, отправилась в ратушу говорить со слугами Императора, — в трактир вбежал мальчишка лет десяти. Он запыхался, и кто-то торопливо подал ему кружку. — Сам это видел? — поинтересовалась девушка из-за стойки. — Сам! — подтвердил тот. — Страшно! Вдруг слуги Императора не поверят в богиню? Тогда кара падет на наш город, ведь мы не сумели донести ее волю, на слуг Императора — за неверие, на каждого из нас… — А потом покарает нас и сам Император, — ввернул кто-то из посетителей. Тимони внимательно вслушивался. Он хотел понять, что произошло в городе. Марафел отчего-то закрыл лицо ладонями, а Айкен непонимающе поглядывала то на одного, то на другого. — Что мы можем, малыш? — спросила тем временем какая-то старуха. — Мы видели богиню — светлую и добрую, как в тех легендах, о которых не принято рассказывать. Никогда не думала, что она окажется именно такой! Мы видели ее спутницу, Привратницу. Она совсем как те статуи, что у врат в наш храм. Но что мы можем сделать? Богиня ушла, ушла снова, нам остается только хранить верность ей в своем сердце. — Нужно идти к ратуше, — выкрикнул мужчина, темноволосый, с мечом у пояса. — Мы должны подтвердить рассказ жрицы. Мы должны свидетельствовать. — Мы? — кто-то хмыкнул. — Сколько нас будет там? — Соберем весь город, — загорелся мальчик. — Нас ведь много! Жрица отправилась в ратушу, она приказала нам — мальчишкам — рассказать об этом каждому. Соберем всех! — Весь город? Тимони качнул головой. — Нам стоит взглянуть на храм, — отметил он. — С чего бы? — Марафел отнял руки от лица. — Хочу посмотреть на статуи, — Тимони отставил почти полную тарелку. — Ты что-то знаешь? — Айкен склонила голову. — Нет, — Тимони отломил кусок белого хлеба, свежего, еще теплого, и с удовольствием впился в него зубами. Айкен посмотрела на Марафела и пожала плечами. — Магов вообще бывает трудно понять, — заметил Марафел вскользь. *** Ратуша находилась неподалеку от храма, поэтому, когда они все же отправились смотреть на статуи, многие горожане шли в том же направлении. Тимони всю дорогу молчал, Айкен и Марафел держались за руки, словно испуганные дети. Даже сейчас в городе разливалась тишина, наполняемая лишь шорохом шагов. Тимони это совсем не нравилось. Лучше бы люди кричали! Тихое, спокойное, но непрекращающееся движение напоминала мгновения перед тем, как обрушивается буря. Храм вырос внезапно — здания расступились и выпустили его вперед. Горожане шли мимо, и Тимони пришлось подобраться к вратам вплотную, а не то толпа продолжала бы нести его к ратуше. В последнее мгновение Тимони с трудом вытащил из нее Марафела и Айкен. Они замерли прямо напротив статуй, что печально взирали на идущих мимо. Марафел, запрокинув голову, едва не вскрикнул, узнавая одинаковые черты их лиц. — Это Каталин! — вырвалось у него. — Как это возможно? — Странно, — Тимони не скрывал удивления. — Весьма странно. — Кто такая Каталин? — Айкен рассматривала статуи Привратниц с благоговением. Их редко ставили в храмах, но черты лица она узнавала по тем описаниям, что давали жрецы. Тимони качнул головой и увлек Марафела и Айкен вслед за теми, кто шел к ратуше. Загадка, которую он хотел отгадать, таилась во всем, что происходило. Он вспомнил слова старухи, что не раз повторила в ночь своей смерти: — Придет она, светла лицом и чиста сердцем. Погубит Императора. Но я-то знаю, одной ей не справиться. Ты сильный мальчик, помоги исполнению пророчества. О нем рассказала мне сестра Императора. Помоги… Ты сможешь. Ты отомстишь за тех, кто погиб, за тех, кто еще погибнет, пока доберешься в столицу. Ты отомстишь. И тогда… — И тогда все здесь обретут счастье, — задумчиво повторил он последние слова старухи вслух. Марафел взглянул на него непонимающе. Тимони покачал головой. Айкен вдруг замерла, глаза ее наполнились слезами. Наперерез людскому потоку к ней шел мужчина, длинные темные волосы которого были стянуты на затылке кожаным ремешком, а зеленые глаза казались необычайно серьезными. Одетый просто, на руках он держал темноволосую девочку полутора лет, а та заинтересованно рассматривала людей. — Тен? — переспросила Айкен, когда мужчина приблизился. — Айкен, — он мягко улыбнулся. — Как давно не видел тебя. — Как супруга? — Айкен так сжала пальцы Тимони, что он посмотрел с осуждением, но ничего не сказал. — Лиа умерла, когда появилась на свет Сэйриан, — печаль в глазах Тена казалась Айкен холодным морем, но сердце молчало — ни боли, ни страсти. — Мы все теряем близких, — кивнула она. — Моя бабушка тоже покинула этот мир. Не плачь по ним, наши слезы вряд ли им помогут. Живи ради своих детей. — Да… — Тен посмотрел в лицо дочери, и к нему вернулась улыбка. — Мы видели богиню. Она такая хрупкая и сильная! Она подарила нам веру в то, что назвала Светом, мы защитим эту веру перед лицом слуг Императора. — Как она выглядела? — вырвалось у Тимони. Тен словно ждал этого вопроса. — Хрупкая, как цветок, волосы каштановой волной падают на спину, но открывают лоб, глаза карие, стоит посмотреть в них — и со дна поднимается зелень, охватывает и качает, как волны. Она говорит звонко и смеется, как ребенок. И утешает, и исцеляет наши раны — как духовные, так и физические. С нею была златовласая Привратница. Ее синие глаза смотрели на нас строго. — Пора идти, — шепнул Марафел, заметив, как побледнел Тимони. Они пошли сперва рядом с Теном, но потом отстали. Тимони все еще был бледен. Отчего богиня и Привратница были так похожи на Лайли и Каталин? Айкен же ничего не замечала, вспоминая улыбку Тена. Когда-то, очарованная ею, она рыдала ночами. Он совсем мало прожил в их деревне, уехал вместе с молодой женой. Айкен любила его столь беззаветно, но теперь сердце словно и не почувствовало, что он рядом. Она все еще сжимала ладонь Тимони, и от того, что он так близко, у нее кружилась голова. Пусть он тоже не любит ее, пугает ее, Айкен вздохнула, принимая это. Любовь не приносила ей счастья.