Путь за семь городов

Площадь оказалась полна народу. На помосте у входа в ратушу стояли огромные бочки, по терпкому и тягучему запаху, что тянулся от них, можно было предположить, что внутри, скорее всего, смола. Между бочек застыла связанная женщина в белоснежном платье, она была седой, но в свете солнца волосы казались живым серебром. Люди на площади перешептывались — они знали ее, это была та самая жрица, что засвидетельствовала приход богини и Привратницы. У подножия помоста замерли люди в черных одеждах, удерживающие факелы в руках, один из них медленно поднялся на помост, оставив свой факел в приколоченном наспех железном держателе, и принялся вымарывать белую ткань чем-то чёрным. Айкен сощурилась, пытаясь понять, что он делает, а затем сдавленно ахнула — он вымазывал жрицу смолой. Марафел рядом вздрогнул. Взволновалось и людское море. Однако никто из слуг Императора не слушал, о чем говорили в толпе. Вдосталь измарав белое платье, один из них повернулся. Голос его звучал монотонно и глухо, но разносился далеко над площадью. — Мы наказываем эту женщину за то, что она лжепророчествовала. Она порочила имя светлой богини нашей Андреас. Она заставила вас поверить себе. Да сгорит она чистым пламенем, и душа ее станет свободной от заблуждений. Тогда она узрит истинную богиню. — Мы видели истинную богиню! — запротестовали в толпе. — Все видели. — Она исцелила мою дочь! — Она говорила с нами! Криков становилось все больше. Слуги Императора переглянулись, и еще двое поднялись на помост. Синхронные удары — из бочек медленно поползла тягучая черная маслянистая жидкость. Полилась на площадь, прямо под ноги людям. Черные языки протянулись к ступням. — Значит, вы все сгорите в праведном огне! — снова раздался монотонный голос. — Силой Императора мы выжигаем гнездо неверия. Во имя богини нашей Андреас. Факелы горели так ярко! — Они убьют, они убьют всех, до кого доберется пламя. Убьют тех, кого оно пожалеет. Они сожгут весь город, — прошептала Айкен и вцепилась в ладонь Тимони. — Я этого не позволю, — отозвался он. Одна половина его души задыхалась от невозможности поверить, что существует такая жестокость, вторая ликовала встретив кого-то еще темнее себя. — Тимони! — Марафел посмотрел на него с ужасом. В его глазах читалась мольба, и тогда Тимони взглянул вверх. Над площадью плыли потоки силы, безымянной силы. Свободной. Тимони осенило: стоит только сплести заклятие верно — и эта сила сама наполнит кружево, удержит, спасет каждого! Люди на площади подались назад, отступая от черных языков. Кто-то из слуг Императора, ухмыляясь, поднес факел сначала к лицу жрицы — чтобы напугать ее и увидеть, как слезы выступают на глазах, потом к потекам смолы на белом платье. Этот миг застыл для Тимони, растянулся бесконечно — огонь пока не выбрал, бежать ли по черным дорожкам, метнутся ли в сторону. Тимони ясно вспомнил заклинание, которое разучивал с Редрином. Пламя свечи танцевало из-за него, мерцало, превращалось в причудливые фигуры. Тимони с легкостью вспомнил каждое слово. Он словно поднялся над всей площадью, соприкоснувшись к потокамм безымянной силы, одна фраза, и каждый язычок пламени ответил ему, готовый во всем повиноваться. Тимони не сдержал восторга — впервые ему покорилось так много силы сразу. Он щелкнул пальцами, и веревки соскользнули, освобождая жрицу. Пусть черные бусины смолы продолжали скатываться на помост с подола платья, языки пламени боятся их, замирают с едва заметным трепетом. Тимони держал их все — и каждый из них! — Если она не видела богини, то отчего же пламени она неподвластна?! — закричали в толпе. — Сама богиня помогает ей. Андреас с ней — Андреас с нами! Сердце Айкен сжалось. Богиня? Она повернула голову, чтобы убедиться, что Тимони, одна ладонь которого по-прежнему спокойно лежит в её, смотрит вверх, будто ничего не видя. Кончики его пальцев похолодели. Айкен сглотнула, не в силах вынеси такую правду: не богиня спасает верную ей жрицу, нет, проклятый колдун держит огонь под контролем, спасая и седовласую женщину, и всех, кто стоит перед помостом на площади. Всех, кто сейчас падает на колени, шепча молитвы богине! Айкен нахмурилась. Так вот какова магия! Как они все заблуждаются. Факелы затрещали, выпустив последние искры, и погасли. Смола застыла, превратившись в черное зеркало, и Марафел едва успел подхватить Тимони, потому что тот вдруг потерял сознание. Он почти не обратил внимания на то, как слуги Императора склонили головы и встали на колени перед жрицей, которую совсем недавно хотели уничтожить. Над площадью плескалась тишина. Тимони отдал всю силу без остатка, оставил вокруг жрицы мерцающим сиянием щит, чтобы никто не мог навредить ей. Он защитил ее от огня и воды, от кинжала и от яда. Только смерть рано ли, поздно, тихая смерть от старости могла пройти сквозь мягкое мерцание этой защиты. Тимони успел связать щит с силой города, которой едва коснулся, чтобы остановить пламя. Он ничего не взял себе, а потому, полностью исчерпав магический ресурс, провалился в беспамятство. *** Алые флажки трепетали от ветра, неспешно бежала река, сворачивая то туда, то сюда, огибая зеленые кочки, путаясь в тростниках, пробиваясь сквозь осоку. Алые флажки отмечали верный путь, синие подсказывали, где остановиться на стоянку, черные настораживали — Лайли не знала, что они означают. Лодка двигалась медленно, над водой как туман вставала чистая магия, сырая сила, неподчиненная, но спокойная. Ее плетение затрудняло движение, лодка, ведомая заклинанием, словно вязла в нем, но Лайли не пыталась ее подгонять, чувствовала — тогда станет еще сложнее. Болота казались подозрительно спокойными. Каталин меланхолично рассматривала растительность и сравнивала ее со знакомой. Ей нравились пушистые шарики, парящие прямо над водой, но что они такое? Иголочки-пушинки дрожали, как живые, маслянистые капельки на них казались такими привлекательными, но стоило к ним приблизиться мотылькам или иным букашкам — пушистый шарик захлопывался, оставляя жертву внутри. Лайли не комментировала — тяжело размышлять о растениях, когда такая аура вокруг. Без всяких заклинаний было ясно — сила закручивалась вихрями, плыла медленно, точно вытанцовывая древний танец, каждое движение которого должно выполняться с идеальной точностью в строгой последовательности. Ветер улегся, и над водой повисла тишина, а потом порыв прянул мокрым дыханьем и взлохматил волосы. — Тяжело здесь, — пожаловалась Каталин, пальцы ее нежно погладили чуть поникшие лепесточки ведьминых слез в лодке. Цветы чувствовали ауру не хуже Лайли, им было тяжело, потому что безымянная сила отталкивала их. Не враждебно, но теснила прочь, как борются друг с другом молодые деревца — за каждый солнечный лучик, за любое дуновение ветерка, за глоток дождя. Лайли почувствовала головокружение. Болота могли медленно свести ее с ума, но щит против здешней магии ставить было бесполезно, могло стать еще хуже. Сила реагировала на сопротивление, и ее было так много, что она могла смести их, как надоедливый мусор. Лайли вздохнула. Надо пробираться между струек, плыть в силе, как соломинка по течению ручейка, медленно-медленно, минуя пороги и кочки. Каталин замолчала и потерла виски, она как будто не спала всю ночь, а ладони налились свинцом. Что же это за место? Неужели никто из этого мира не ощущают никаких неудобств, проходя на лодках этим путем? Алые флажки встрепенулись и безжизненно поникли — ветер свернулся в высоких зарослях камыша и осоки, жаба подала голос на зеленой кочке. Солнце медленно клонилось к западу, и Лайли посмотрела в небесную синь. До заката было еще далеко, но свет казался таким, точно совсем скоро опустятся сумерки. Странно все, странно, как будто они попались в золотой сироп, влипли в него и погружаются теперь на дно плошки. Будто они всего лишь пылинки… В кустах нервно закричала птица — и дышать стало легче, а сила затанцевала быстрее. Лайли, воспользовавшись передышкой, закрыла глаза. Пляска магии продолжалась, и она хотела запомнить это ощущение. Ей хотелось разгадать это место. *** Солнце упало за западную стену, улицы растворились в лиловых сумерках, когда Тимони пришел в себя. Айкен и Марафел облегченно вздохнули и переглянулись. Тимони медленно сел и опустил лицо в ладони, прислушиваясь к себе. Он с удивлением понял, что его сила вернулась. Никогда прежде он не поверил бы, что за несколько часов магический запас может восстановиться полностью. Осталась только физическая усталость — он решил даже не пытаться встать. Айкен молча принесла поднос с едой и поставила рядом с ним на постель. Тимони протянул руку к хлебу, но передумал. В чашке стоял крепкий травяной отвар, и он потянулся к нему. Марафел улыбнулся, отвел Айкен в сторону. — Пусть побудет один, он многое сделал, не нужно утомлять его разговорами. — Объясни мне, он творил магию? — Айкен покосилась на Тимони, который медленно пил, не обращая на них внимания. — Да. Спас всех с ее помощью. Если бы на площади вспыхнул огонь, то ветер скоро бы поджег весь город, — Марафел поежился. — Ужасно! Разве можно так относиться к людям, разве можно так доказывать свою правоту? — А бывает иначе? — пожала плечами Айкен. — Если бы уцелел хоть один человек, весть о богине разнеслась бы быстрее этого пожара. Это угроза власти Императора, — спокойно объяснила она. — Впрочем… Теперь-то уж точно его сила пошатнется. — Не понимаю, — Марафел покачал головой. — Власть Императора? Что это? — Как же мне объяснить… — Айкен растерянно пожала плечами. — Он имеет право повелевать всеми. Взимать дань, приговаривать к казни, миловать. Он — хозяин всей земли. Хозяин всем нам! — Как он может быть хозяином всей земли? — Марафел фыркнул, будто она сказала какую-то чушь. — Один человек не сумеет позаботиться обо всей земле. Он может работать только с небольшим участком. Земле требуется забота, ее нужно возделывать, поливать, нужно давать ей отдых, питать ее, — он развел руками. — А как может он быть хозяином вас? Вы разумны, умеете говорить, а не бессловесные твари, которым нужна помощь хозяина — защитника. Как же один человек может защитить всех? А если он не способен, то какой же тогда он хозяин? — он вздохнул. — А что такое дань? Как можно приговорить к казни? — каждый вопрос звучал все жалобнее, а лицо Айкен делалось все удивленнее. — Неужели вы живете каждый сам по себе? Кто-то же должен управлять вами? — Управлять? — Марафел пожал плечами. — Управляют повозкой, нет? У нас есть те, кто в ответе за всех жителей города, их называют диалин или диалита. Они говорят от лица остальных, но перед всеми отвечают за свои решения. Если же вопрос важен всему городу, например, нужно построить плотину, а река может затопить большую площадь, тогда решение его выносится на обсуждение. В одиночку о таком не думают! — он почесал кончик носа. — Раньше диалин и диалита занимались безопасностью городов, набирали воинов. Но теперь на Летинайте мир, и воинов нет уже давно. — Как странно… — Айкен отвернулась. — Не понимаю ваш мир. — Как и я ваш, — Марафел оглянулся на Тимони. Тот попытался встать с постели. — Тебе лучше? — Намного, — отозвался Тимони. — Поздно уже, ложитесь спать. — А ты? — Не хочу спать больше, — он отошел к столу и тяжело опустился на табурет. — Нужно обдумать все, что произошло сегодня. Ложитесь. Айкен и Марафел послушно улеглись на разные койки — в комнате их было две, так что кому-то все же пришлось бы сидеть у стола всю ночь. Тимони слукавил — тело взывало об отдыхе, но магия была ему подвластна, потому он собрался попробовать поискать. Он никак не мог поверить, неужели здесь действительно побывали Лайли и Каталин? Вещи девушек оставались с ними, а значит, он мог составить заклинание, обнаружить их, если они на самом деле живы. Как только Марафел и Айкен уснули, Тимони принялся за заклинание. Одно за другим выстраивались вокруг двух расчесок серебристые плетения, едва мерцающие в полумраке. Тимони раскрыл ладонь, и на стол с пальцев как будто упала магическая карта. Она закрыла собой очертания предметов, и теперь только серебро магических кружев просвечивало насквозь. Но заклинание ничего не нашло. Тимони вздохнул. Все говорило о том, что в этом мире девушек больше нет. Он уже собирался бросить свою затею, как вдруг вспомнил еще одно заклинание. Вспомнил — или оно пришло само собой, всплыло в сознании, выверенное и совершенное. Но принадлежащее Тьме, а не Свету. Тимони сомневался всего лишь пару мгновений, прежде чем сжал нож и резанул по ладони. Кровь заполнила ее, слишком алая, слишком блестящая. Тимони выдохнул на мерцающее озеро несколько слов. В глубине появилась карта, живее, чем та, что все еще сияла над столешницей. Она переливалась, показывая потоки силы. Тимони присмотрелся, наблюдая за ними, и вдруг увидел, как в одном месте карта помутнела — кровь спеклась от избытка магии. Аура там могла спрятать что угодно! Тимони опустил ладонь — у него заломило виски, а в глаза будто насыпали песка. Он как будто бы ничего не узнал, только растратил силы. *** Солнечный свет померк. Лайли и Каталин сидели рядом у костерка, а в воздухе разливалась прохлада. Тяжесть прошла, думать стало легче — магия успокоилась и перестала танцевать. Лайли не верила в спокойствие, она понимала, что это лишь потому, что они перестали использовать заклинание. — Отчего лодка идет так медленно? — спросила ее Каталин, глядя в огонь. — Вокруг — чуждая нам сила, — Лайли поднялась и развела руками, словно охватывая все вокруг. — Представь, что мы застряли в сахарном сиропе. Чем больше подгоняешь наше заклинание, тем сильнее сопротивление магии этого места. Лучше двигаться медленно. Кто знает, что произойдет, если попытаться нарушить здешний покой? — Понятно, — Каталин лениво пошевелила угли костра. — Странные места. — Да, — Лайли улыбнулась. — Но красивые. Видимо, местные жители, в силу того, что в них самих мало магии, не замечают ничего такого. А вот мы с тобой попались. — Как мухи в варенье, — хмыкнула Каталин. — Точно как это бывает осенью, когда пытаешься подобрать подходящий рецепт. — Похоже, — Лайли подняла голову вверх. В небе как раз вспыхивали первые звезды, точно искры от их костра поднялись высоко-высоко и зацепились за небо. Лайли расслабленно протянула к ним руку и тут же почувствовала, как всколыхнулась здешняя сила, вздыбилась волной и снова опала бессильно. Лайли обернулась, ища причину, и замерла — Зверь стоял и смотрел на них. Слишком близко.