Путь за семь городов

Смеркалось, поля полнились стрекотом цикад, потрескивал уютно костер. Марафел лежал на собственном плаще и смотрел, как небо темнеет, как в нем загораются серебряные блестки звезд. Чужих звезд… Айкен вполголоса рассказывала Тимони о богине, говорила увлеченно и с неожиданной страстью. Марафел слушал, но слышал лишь голос — тембр, тона и полутона, интонацию, как будто Айкен играла на музыкальном инструменте, а смысл слов полностью ускользал от него, как растворяется в отзвуках смысл мелодии, когда слушатель не готов понять автора. — Андреас наделила людей речью и научила простым и таким важным вещам — шить одежду и готовить пищу, выращивать растения и приручать животных, ловить рыбу и охотиться… — плавно тек голос, словно Айкен пыталась придать каждому слову дополнительный вес. — Получается, она со всем справлялась одна? — голос Тимони заставил Марафела повернуть голову. Свет костра так четко вычерчивал их профили, но при этом не давал возможности оценить эмоции. — Да… — былая увлеченность и страсть сменились неуверенностью. Величие слов растаяло, как тает туман в солнечный день. Айкен, видимо, никогда не задавала историям о богине вопросов, на которые трудно или невозможно получить ответ. — Интересно, — Тимони усмехнулся. — А зачем тогда Привратница? Какие врата имеются в виду? — Ну… — Айкен опустила голову. — Привратница пришла позднее и забрала Андреас с собой. — Тимони, зачем ты так? — Марафел вздохнул и повернулся к ним, опираясь на локоть. — Разве Айкен виновата в том, что помнит сказку так, как ей рассказали? — Это не сказка, — на этот раз Айкен точно обиделась. — Вы смеетесь над нашей верой, оба. Но мы… Мы видим в этом смысл жизни! — Смысл жизни не может заключаться в прошлом, — Тимони откинулся на спину и теперь смотрел в синеву небес. — Прошлое дает пример, да, согласен. Прошлое говорит о великих деяниях, о том, в чем видели единственный смысл те, кто уже покинул нас. Прошлое учит законам жизни, показывает, что следует любить, что — ценить, а что нужно отвергнуть. Но прошлому никогда не стать будущим, Айкен. Ветерок взлохматил ее волосы, она улыбнулась, и взгляд ее потеплел. — Прошлому не стать будущим, — повторила, будто нашла жемчужину среди остывшей золы. — Да, — продолжал Тимони. — А раз так, то как же в прошлом может быть смысл жизни? Нет! Этот смысл — в настоящем. Ты сама создаешь его. Он может быть каким угодно, он будет меняться, и не раз. Поверь. — А в чем смысл ваших жизней? — вопрос утонул в шорохе ветра. В воздухе плыл мягкий аромат цветущих полей. — Хочу освободить этот мир, — Тимони уронил признание нехотя, точно сформулировал фразу неполно, умолчав о чем-то важном. — Сейчас смысл моей жизни — суметь вернуться на Летинайт с вами и порадовать мастера и учителя тем, что хочу создать, — Марафел вздохнул. — Некогда смыслом всей моей жизни было подарить счастье Лайли. Имя повисло в воздухе, словно светлячок. Дарить счастье возлюбленному — так много людей следовали этому пути на Летинайте. Марафел больше не мог этого сделать. Печально и горько, больно. Он, сам того не желая, разбередил едва затянувшуюся рану. Тимони поднялся на локтях, посмотрел на него, с внезапной хрипотцой в голосе заявил: — Я очень хотел познакомиться с одной девушкой, и это было смыслом моей жизни, пока нас всех не увлек путь. Похож на тебя, да, Марафел? — Наверное, мне ли об этом судить? — Марафел взглянул на него. — Сегодня странная ночь… Айкен вздохнула. Тимони будто стал еще более недосягаем и снова дал понять, что ее чувства напрасны. Они надолго замолчали. В небе засеребрился диск луны — круглый и внимательный глаз ночи. В тишине только костер весело потрескивал, выплевывая искры. *** День был сложный, яркое солнце слепило глаза, отражаясь в водах реки, воздух казался тяжелым, потому что был перенасыщен влагой. От блеска и духоты ломило виски. Вечерний свет порадовал, дал отдых глазам, но продолжать путь девушки не решились, предпочли остановиться на одном из небольших островков. Окруженный со всех сторон высокой стеной тростника, только в одном месте он любезно пропускал внутрь природного шалаша без крыши вечерних гостей. Каталин спала у едва горящего костра, кутаясь в одеяло и чуть хмурясь. Ей снились неспокойные сны, но Лайли не замечала этого, погруженная в созерцание. Лунный свет играл с туманом. Лайли зачарованно следила за тем, как он плывет над водой, восхищаясь тонкостью и прелестью картины — совершенного кружева, тонкой вуали на лице ночи. Туман, свиваясь кольцами, опутывал каждый стебель тростника, стлался над высокой травой, которой порос островок. Лайли была окружена им, как будто стояла в стакане с молоком. — Люблю наблюдать за тобой, смотреть на то, как ты воспринимаешь мир, — таинственный дух этого места лежал на траве, зарывшись мордой в душистые стебли. — Здравствуй, — Лайли присела рядом. Зверь не внушал ей страха, но она впервые позволила себе подойти так близко. Он был не просто теплым — горячим, от тела едва ли не поднимался пар. — Смотришь на туман, почему? — зверь повел изящной головой, сверкнул изумрудными глазами. — Ведь красиво, — Лайли пожала плечами. — Зачем нужна причина, если хочешь просто созерцать? — Красота — такое странное понятие. Здесь мало людей, которые действительно понимают, что это значит. Земля дарит им красоту каждый вечер. Но кто ее заметил? Чужаки, — зверь вздохнул. Фразы его, все так же появляющиеся вместо мыслей, излучали нежность и обиду. Нежность — по отношению к земле, обиду — к людям. — Возможно, их никто не учил понимать красоту и гармонию. Они не знают, как ее любить, — Лайли поежилась, но не от холода, просто вспомнила девушку на песке. Такая красивая, но безнадежно сломанная. — А вас, значит, учили этому? Странно. Меня никто не учил… —Ты и не человек. Ты принадлежишь земле больше, чем люди. Они могут уйти в другой мир и вряд ли заметят разницу, а ты всегда останешься здесь. Это твой дом, — Лайли улыбнулась, — даже больше, ведь ты — часть красоты, един с миром, что сейчас нас окружает. — Это так, маленькая волшебница, — зверь не мог улыбнуться, но мысли-фразы его были похожи на журчанье ручья. Он выпрямился — серебряный, прекрасный. — Но отчего же они не привязаны к этому миру? — Трудный вопрос, мне ли на него ответить? — Лайли пожала плечами. — Мир кажется им враждебным. Они сами придумали сети и теперь страдают из-за них. Оковы сдерживают, причиняют боль. А ведь можно было отказаться от них. Но… Не сейчас. Сейчас они вряд ли это сумеют. — Лайли? — голос Каталин в тумане прозвучал глухо. Зверь повернул голову, прислушиваясь, насторожил уши. — Я ухожу, маленькая волшебница. Но еще вернусь говорить с тобой. Он исчез, растворился, будто стал туманом. Лайли посидела еще немного, потом засветила магический огонек, вплетя заклинание в ткань магии болот очень бережно, чтобы не нарушить узора. Каталин подошла к ней почти сразу же после этого. — Такой туман! — восхищенно сказала она. — Ты ушла, чтобы полюбоваться им? — Да, — Лайли посмотрела на переливы лунного света. — Так странно, Каталин… Я готова идти сквозь этот туман бесконечно. — Отчего? — Он как будто зовет меня. Только я не могу, не все еще выполнено, — она поднялась. — Пойдем, нужно выспаться, чтобы завтра продолжить путь. *** Солнечный свет застал их уже в пути, кони, предчувствуя скорый конец путешествия, конец — так или иначе, прибавили скорость. Айкен было неуютно, она тоже понимала, что скоро все закончится, скоро она узнает, исполнят ли обещание Тимони и Марафел. Прохлада утра скоро сменилась жарой, и лошади пошли медленнее. Тимони предложил остановиться, чтобы дать им отдых. Под раскидистыми кронами нескольких высоких деревьев, напомнивших Марафелу тополя, но названных Айкен церры, пробивался меж камней ручеек. Зеленая свежая высокая трава росла по его берегам. Кони осторожно выпили воды. Айкен удивилась — лошади знали меру. Марафел ополоснул лицо, вздохнул. За сегодняшний день они пронеслись мимо большого обоза, двигающегося медленно и тяжело. Айкен сказала, что это — сборщики налогов. Обоз двигался в сторону Миартэ. На ходу выяснять, что такое сборщики налогов, ни Тимони, ни Марафел не стали, а сейчас им уже не хотелось вспоминать вооруженный отряд с мрачными лицами. Говорить было не о чем… Марафел поднял глаза к небу, скрытому зеленым кружевом листвы, прищурился — солнечный свет золотил края листьев, падал пятнами, слепил глаза. Тимони привычно развернул карту. Выходило, что если они смогут выдерживать прежнюю скорость, то к следующему городу, который звался Клемэн, подъедут уже на следующий день. Он улыбнулся. — Замечательно, — обратился он к лошадям. — Будет не слишком сложно не сбавлять темп? Один из коней — Долинг, но Айкен этого не знала — задумчиво вгляделся в карту, рассмотрел положение звездочки, обозначающей, где они остановились, потом решительно кивнул. — Хорошо! — Тимони свернул карту. — Значит, в Клемэн мы будем завтра. Возможно, удастся преодолеть все расстояние раньше, чем за тринадцать дней. — Ты так торопишься, — Марафел хмыкнул. — Что зовет тебя в дорогу? Свет или Тьма? — Смысл моей жизни, — Тимони серьезно посмотрел на него. — Именно он. Светлый он, Темный ли — так ли важно? — Очень важно, — Марафел вздохнул. — Ты должен помнить о Свете, должен позволить вести себя. Тьма захлестывает твое сердце. Неужели ты хочешь принадлежать ей? — По-моему, это лишний разговор, не стоит его продолжать, — Тимони помрачнел. Айкен озабоченно посмотрела на него. Она не понимала разницы между Светом и Тьмой, но знала, Тимони больно размышлять об этом. Он-то точно знает, что ему грозит в случае выбора того или иного. После разговора о смысле жизни, Айкен перестала вспоминать о богине, перестала думать о ее милости или справедливости. Все казалось не нужным. А вот Свет и Тьма заинтересовали ее. Но как спросить о том, что мучает Тимони, которого она так сильно любит? Айкен передернула плечами. Она очень устала, скачка давалась ей тяжело, все тело ломило. Она поймала себя на мысли, что хочет окончания пути… И хочет обрести то, что назвал Тимони смыслом жизни. То, чего действительно можно достигнуть, а не того, что изложено в сказках о богине. Но… Как его искать? Марафел поправил поклажу, пристегнутую тонкими мягкими ремнями, сказал что-то каждой лошади тихо-тихо. Айкен не слышала, и внезапно ей стало больно. Казалось, даже у лошадей понимание смысла жизни куда глубже, чем у нее. Но что делать с этим ей? *** Лодка медленно двигалась по реке. Лайли рассматривала причудливую магическую ауру болот и восхищалась изящным кружевом, какое никогда не смогут создать даже самые талантливые кружевницы. Каталин внимательно изучала болотную растительность, изредка расспрашивая Лайли, существует ли у того или иного растения собственная магическая сила. Она тщательно запоминала вид растения, чтобы потом, на Летинайте, оформить все это в книгу… Ей очень хотелось когда-нибудь, пусть ненадолго, переместиться в этот мир, чтобы собрать самые любопытные образцы. Девушки не знали, что такое скука, пусть время в этом месте двигалось не так, как всюду, пусть они увязли в магических силах болот, как в липком сиропе для варенья. В какой-то миг Лайли почувствовала, как изменяются магические нити — кто-то скользит меж ним, задевая легко-легко. Повинуясь приказу, лодочка спряталась за высокий камыш. По реке пронесся целый караван лодок, гребцы налегали на весла, повинуясь ритму, который отсчитывал мальчик на носу самой первой лодки. Он говорил громко и четко, звонкий голос далеко разносился над болотами. Лайли проводила караван взглядом, подождала немного и лишь потом отважилась продолжить путь, вновь отдав лодочке приказ о движении. Каталин растерла листочек какого-то растения между пальцами и вдохнула легкий аромат, поморщилась — он оказался странным, не очень приятным. — Первый караван, который мы встретили, — Лайли вздохнула. — Люди в этом мире продолжают жить, не зная, что в какой-то из городов заглянула мнимая богиня. — Отчего ты задумалась об этом? — Каталин оставила в покое пальцы — аромат так и не смылся полностью. — Раньше ты не вспоминала, что этот мир не ограничивается одним городом. — Каталин, — Лайли улыбнулась, — я просто хотела вернуть веру в Свет хотя бы в одном из городов. Думаешь, я поступила слишком своевольно? Не как светлый маг? Я разучилась чувствовать гармонию? — Не знаю, — Каталин опустилась на дно лодки, прищурила глаза, глядя на пушистые горы облаков. — Я думаю, что ты поступила правильно, однако в этом мире полно других городов, других людей. И не так давно я стала волноваться, а вдруг тем, кто слушал нас, лишь повредит вера в Свет в мире, наполненном Тьмой. — Может ли это повредить? — Лайли нахмурилась. — Уж не хочешь ли ты сказать, что они станут похожими на лаберейцев, перестанут видеть Тьму, отчего и погибнут? — Лаберейцы не погибли, но жизнь у них была тяжела — не видя Тьмы, они подпускали слишком близко тех, кто не был этого достоин, — Каталин закрыла глаза. — Но здесь все иначе. Никогда здешние жители не забудут о Тьме. Особенно пока она зовет себя Император и убивает. — Мы должны остановить его, Каталин, — горячо воскликнула Лайли. — Но как? Мы же не можем убить его, — она помахала ладонью в воздухе и вздохнула. — Убить? Немыслимо. — Может, забрать его силу? Точнее, не его собственную силу, а ту, что он украл у других, — Лайли задумалась. — Так или иначе, разве не это наша цель? Думаю, мы найдем Ниа Бейби Нака в столице, потому что Император увидел его силу. — Нет! — Каталин резко поднялась, лодка угрожающе закачалась. — Нет! Надеюсь, он ничего не увидел! Он может попытаться убить его, чтобы добраться до силы! Как это ужасно! — Мы не можем двигаться быстрее, — Лайли снова вспомнила о магическом кружеве болот. — У нас не получится. — Жив ли он? — Каталин посмотрела на спокойную воду, в ней отражалось небо и облака, безучастно плывущие к востоку. Девушки надолго замолчали. Им так не хотелось думать, что Ниа Бейби Нака больше нет и цель путешествия изменилась. Возможно ли, что изначальная цель стала недостижимой? В чем тогда найти смысл путешествию? Может, стоило отправляться домой? *** Костер трепетал от ветра, то приседая к самой земле, то вздымаясь вверх и разбрасывая искры. Тимони аккуратно разрезал хлеб, холодное мясо еще ждало очереди. Айкен разворачивала одеяла на траве, сосредоточенно закусив губу, Марафел, с помощью охотничьего ножа, приводил сломанный хворост в подобие дров. Они молчали, погруженные каждый в собственные мысли. Лошади, уставшие от скачки, разлеглись в мягкой траве, лениво покусывая ее упругие стебли. Закат давно погас, оставив после себя лишь едва заметный светлый шрам. А луна медленно выкатилась из-за горизонта, желтым диском замерла над далеким лесом. — Неспокойная ночь, — Тимони поднялся, отложив нож и хлеб. — Что-то бродит вокруг нас. Мы слишком близко к болотам. — Твоя магия не способна нас защитить? — Марафел поворошил костер, отозвавшийся снопом искр. — Или что? — Выстрою защитный купол, — Тимони сосредоточился, развел ладони в стороны. Айкен присела на расстеленное одеяло, опасаясь смотреть на замерцавший вокруг ореол, на мгновение укрывший их как колпак, а потом померкнувший. Марафел снова принялся разламывать ветки. Тимони некоторое время постоял, прислушиваясь к ночи за куполом, потом тоже сел. — Не могу объяснить свое беспокойство. — Может, оно происходит не от внешних причин, а от того, что таится в твоей душе? — Марафел отложил охотничий нож в сторону, потянулся к хлебу, потом покачал головой, плеснул на руки водой из фляги и только после этого взял ломоть. — Вдруг волнение — лишь внутри тебя, а ночь спокойна? — О чем ты, малыш? — Тимони сощурил глаза. — Снова о Свете и Тьме? Прости, но я не расположен беседовать на эту тему. Марафел лишь пожал плечами. Не расположен? Снова Тьма взяла верх? Что же не в первый раз. Марафел вздохнул. Он уже давал себе обещание вытащить Тимони, разве нет? Но ничего не получалось. Айкен почти не притронулась к еде, завернув свою долю вместе с остатками. Она думала, что ее жизнь так долго не имела смысла, а сейчас, похоже, она оказалась перед решением этой задачи. Только как же сделать выбор и почему у нее появились варианты? Костер снова прижался к углям, пережидая ветер, затем выпрямился, обвивая языками свежую подачку. Тимони посмотрел на огненные пальцы, сжимающие чернеющее дерево и улыбнулся. — Осталось недолго, малыш. Мы вернемся домой. Хочу вернуться туда. Там осталась… — он не закончил, нахмурившись. За его куполом кто-то крался, настораживая магию. Серебристые очертания защиты слегка мерцали. Тимони нахмурился. — Кто там может быть? Марафел встал, вглядываясь во тьму, но свет костра делал тени густыми, а того, кто крался среди них, незаметным. Лошади одновременно поднялись на ноги, приблизились к костру, насторожив уши. Айкен судорожно вздохнула, сжала зачем-то в кулаке нож. Тимони прошептал что-то, и магический купол засиял ровным голубоватым светом, разгоняя тени. Под деревом остановился в нерешительности небольшой — всего-то ладони три в холке, котенок. Полосатый и зеленоглазый. — Какая любопытная зверушка, — Тимони усмехнулся. — Что ты станешь делать? — Марафел расслабленно опустился на одеяло. — Камышник, — Айкен склонила голову. — Еще очень молодой, но все равно опасный. Что ты хочешь? — Хочу узнать, чего ради он пришел сюда, — хмыкнул Тимони и двинулся к котенку. Тот замер среди травы, только кончик хвоста настороженно покачивался из стороны в сторону. Наконец котенок что-то для себя решил и сел в траву. Тимони легко прошел сквозь магический купол, отозвавшийся на это легким мерцанием. Котенок насторожился, чуть выгнул спину, но не двинулся с места. Зеленые глаза отразили пламя костра. Тимони протянул котенку ладонь. Тот обнажил клыки совсем не по-кошачьи. — Хорошо, ты пришел посмотреть на нас? Посланник здешних жителей, — усмехнулся Тимони. — Посмотрел? Тогда ступай, охоться. Котенок поднялся, мягко выгнул спину, отпрыгнул от него, раздраженно ударив хвостом по бокам. И все же исчез в тенях, порождаемых ветром и лунным сияньем. — Странно, — Айкен вздохнула. — Он тебя понял? — Почему бы и нет? — Тимони вернулся к костру, купол померк, снова слившись с темнотой. Айкен пожала плечами. С животными никто и никогда не пытался поговорить. Ведь что они могут понять? И как понять их ответы? Айкен покосилась на лошадей, снова улегшихся в травах. Странные. Они словно говорили друг с другом жестами. Собственно, так оно и было. Лаон и Долинг пытались говорить друг с другом, используя взмахи хвоста и покачивания головой. Получалось плохо, но кое-что они все же смогли передать. Они смогли разделить тоску по дому. Алети и Миэки разговаривать не пытались, только изредка касаясь друг друга, точно проверяя, вместе ли они еще, не сон ли все вокруг. Смыслом их жизни стало возвращение домой. *** Снова ночь, снова вокруг встал туман. Танец призрачных капель, свежесть и влага. Каталин укуталась, скрываясь от сырости, уснула, хмурясь и постанывая. Лайли же снова глядела в белесый морок и не могла позволить себе пропустить хоть одно призрачное мгновение. Она видела, как лунный свет клинком вспарывал клубы тумана, падал сквозь него, красил седые космы серебром. Прекрасно. — Снова любуешься? — зверь лег так близко, что Лайли почувствовала жар его тела. — Снова, — согласилась она, чуть кивнув головой. — Иногда в созерцании я вижу смысл жизни. — А как же действия? — зверь повел хвостом. — Действия отступают, — признала она. — Но ведь это пока есть туман. Настанет утро — жизнь напомнит, что смысл не только в наблюдении, подкинет задач, которые нужно будет решить. — Туман развеется… — Да. Клочки унесет ветер, утопит в водах реки, — Лайли улыбнулась. — Знаю, но… Сейчас утро кажется далеким. — Понимаю, — зверь фыркнул. — Так значит, смысл жизни не только в созерцании? — Смысл в достижении целей, в том, чтобы продолжать жить, — Лайли поднялась, туман окутал ее прохладой. — Смысл жизни… Каждый ищет его, все могут найти, если задумаются. — Задумаются, — эхом повторил зверь. — Да. — Да, — Лайли улыбнулась. — Какая хорошая ночь сегодня. — Неподалеку такой, как ты, раскинул купол защиты, — зверь сел, запрокинув голову, посмотрел на луну. — Не здешний. Ты должна знать его, чувствую, вы еще встретитесь… — и силуэт его истаял. — Тимони? — Лайли замерла. *** — Лайли? — Тимони резко сел, сбросив с себя плащ. Марафел и Айкен уже спали. Лошади обернулись на звук его голоса, в глазах их застыло любопытство. Ночь не ответила, Бесстрастный свет падал серебром на успокоившиеся травы, угли костра подернулись пеплом, но все еще источали жар. Голос, что он услышал, казался лишь сном, игрой воображения. Крик и шепот жили внутри его души? Лайли не звала его, потому что ее нет здесь? Тимони вдруг страстно захотелось назвать Лайли другом. Он не думал об этом никогда прежде, пока не стало слишком поздно. Ночь дышала свежестью, туман полз от болот, кутая землю прозрачным покрывалом. Он принес с собой шепот, и Тимони вздрогнул, не веря, что это может быть. Туман шептал голосом Лайли: — Тимони? Ты рядом? Не у кого было спросить, кажется ли ему это, или мягкий голос действительно плывет вместе с седыми космами над лугом. Тимони закрыл лицо руками. Он не спит! Не может спать! Слишком все реально, туманные пальцы касаются лба, оставляя маленькие холодные капельки. Лошади довольно фыркают рядом, когда влага оседает на запыленной шерсти. Марафел заворочался — туман и его поцеловал свежей влагой. — Тимони?.. На травах засеребрились капли, лунный свет искрился и играл в них. Бездонное небо взирало тысячами звезд. Тимони снова посмотрел на туманные пряди. — Если ты жива, Лайли, я найду тебя. Мы встретимся. Я хочу, чтобы светлый мальчик снова улыбнулся так, как он улыбался лишь тебе одной. Ветер растревожил море тумана и снова улегся в травы. Он словно сорвал слова Тимони с губ и бросил в ночь, после чего та затихла, будто и сама уснула. Тимони обессиленно опустил голову и снова завернулся в плащ. Он не думал, что уснет, но вскоре ему пришли сновидения о Редрине и Лайли. *** — Встретимся, — прошептала Лайли, опускаясь рядом с Каталин. Туман обнял их обеих, влагой заблестел в волосах, свежестью коснулся лиц, принеся запах мокрой земли. Лайли легко упала в объятия сна, ей чудился ласковый голос учителя. *** Дэриал откинулся в кресле, рассматривая страницу, исписанную мелким нервным почерком. Сколько лет назад он начал накапливать силу, чтобы найти следы великого деда? Силы не хватало, и магические формулы не желали подчиняться. За тяжелым дубовым столом, который он теперь считал своим, работал некогда Тэрриор. Многие рукописи и сейчас стояли на полках, переплетенные в кожу. Дэриал читал и перечитывал их, стремясь найти ответ, отыскать истину о путешествиях. Но на сотнях страниц не было ни единого слова об этом! Наверняка такие важные записи Тэрриор унес с собой, желая вернуться назад. Но так и не вернулся. Император упрямо сжал зубы, скомкал листок и сбросил со стола. Все не то, все не так! Сколько бы он ни проверял, все сводилось к одному и тому же. Совсем недавно казалось, что расчеты окончены. Он будто бы смог составить формулу, которая указывала на место, где два мира соприкасаются, место, где легко осуществить переход. Дэриал едва смог подавить желание сразу же, не медля ни секунды, применить формулу, пойти по стопам деда. Но, конечно, следовало основательно подготовиться к путешествию, и Дэриал обдумывал это ночь напролет. Тогда пришла гроза, грохотал гром и сияли молнии, весь мир приветствовал владыку, победившего законы магической наукой. Дэриал был столь горд собой, что даже не слушал, что там бормотала сестра. Наверное, в этом и была его ошибка. Под утро мир наполнился тишиной, туманом и покоем. Император отправил тщательно выплетенное заклинание поиска, стремясь прощупать то место, единственный выход из этого мира в другой, путь, которым прошел Тэрриор. Каково же было негодование, когда заклинание вернулось изорванным, встретив на своем пути нечто, имеющее огромную силу! Здесь, в своей стране, Император не позволял никому владеть магией. Немедленно были посланы люди, но они отыскали лишь белого коня, прекраснейшего из всех лошадей. Оказалось, формула, на которую он потратил столько лет жизни, способна была определять лишь место, где находился этот конь! Годы расчетов оказались напрасны, пришлось все начать заново. А прекрасный конь отправился на конюшню. И хоть Император чувствовал в нем силу, никак не мог забрать ее! Магические формулы требовали разума, а конь, хоть и прекрасный, был неразумным, как и прочие. Нельзя было заставить его произнести заветные слова о передачи души в руки властителя. Дэриал поднялся из-за стола и подошел к окну, с ненавистью взглянул в лазурное небо. Всей душой его теперь владела только одна мечта — вырваться прочь из этого мира, найти путь, уйти в иные реальности. Здесь он добился всего, чего мог, чувствовал, как старость неумолимо подкрадывается на мягких лапах. Ему нужны были новые силы, новый воздух. Чтобы продолжать жить, чтобы не бояться смерти. Он жаждал победы над смертью, над неумолимым временем. Только в этом он и видел теперь смысл.