босоногой по снегу

      Ульфрик Буревестник говорит — Скайрим для нордов.       И она идёт рядом с ним. Она красивая, молчаливая, таит на всех злобу. Сиидаси Улвенипал, эшлендерка, которую норды на свой манер зовут Сииддой. И я ненавижу её.       Ульфрик Буревестник напоминает моему отцу древнего и давно побеждённого врага Трибунала, дьявола из кипящей Красной Горы, который хотел изгнать всех н’вахов. А потом отец сам на себя злится, ведь как же — н’вахи теперь мы?.. Ведь даже Дагот Ур был хоть и никак не умирающим злом, но ведь из великих данмеров и когда-то — из великих кимеров, а Ульфрик — норд, животное без сердца, живущее инстинктами.       Но я стою в этом снегу в ботинках, которые не греют вовсе (как босая; как святая), и смотрю, как Сиидда, которая дыханием может смести целое войско, вышагивает впереди колонны Братьев Бури…       …и хочу вонзить ей нож в глаза, но потому и не взяла с собой нож, что я взрослая и умная. Мерис так говорит, а только её из нашей всей семьи я всегда слушаю. Мерис верит — и потому я не стану убивать Сиидаси, красноглазую Довакин.       Драконы уйдут откуда пришли — и тогда я убью Сиидаси Улвенипал, ведь почему предки (или Девять, Шор, Исмир, Ноктюрнал, я не понимаю в богах и богов, сколько бы отец об этом не говорил мне) одарили её той силой, которая не то чтоб величие вернёт — оно ни к чему, — хотя бы даст веру, что поколения данмеров смогут жить, а не гнить в трущобах у самого льдистого моря?       Сиидаси приближается к воротам и смотрит на меня, и мне совсем не кажется, что она хотя бы что-то чувствует, смотря на меня. И не слышит немой укор, несомненно, уже взрослой данмерской девочки о том, что если бы не твоё драконье дыхание, Сиидда, ты была бы как моя сестрёнка Серин.       Ульфрик Буревестник говорит — Скайрим для нордов. А ты, Сиидда Улвенипал, предаёшь своего медведя-хозяина, ведь глаза твои красные (и я их точно проколю), а кожа серая; и предаёшь нас, таких же серожопых красноглазых.       И себя ты предаёшь, Сиидда ли, Сиидаси ли — но ради чего?