***
Они вышли на свет, оказываясь на образованном шестигранниками базальта выступе, и даже много повидавший на своём веку Гриммель восхищенно охнул. Во многом убежище Смутьяна походило на место, где обитал Ярогнев. Но если тот разместился в огромной пещере под водой, бывшей воздушным карманом, с подсветкой из светящихся водорослей и кристаллов, то это место было полно света само по себе, и явно рукотворно. Точнее, дыханиетворно, поскольку купол зелёного от мягкой травы и низких кустарников убежища представлял собой лед. Толстый. Нетающий, светло-мятный лёд, сверкающий от многократно отражённого света. - Добро пожаловать в обитель Великого Смутьяна. О, а вот и владелец. – Не удержался от легкой ухмылки Гриммель, видя, как к ним величаво поднимается голова гигантского дракона. Зудящее чувство на краю сознания усилилось, разрастаясь в полноценное влияние. Травник прикрыл глаза, одновременно сосредотачиваясь на контакте и пытаясь отпустить легкую боль в висках. Ярогнев был куда опытнее в этом виде общения, но он и сам признавал, что за века плена слишком очеловечился. И мышление у него было человеческим. Снежный Смутьян же был драконом. И думал он по-драконьи. Стремительно, с иной, чем у людей, привязкой образов к объектам и расширенным диапазоном восприятия некоторых чувств, например, звука. Поэтому, Гриммель сейчас пытался понять из мешанины образов, что хотел им передать вожак. С минуту спустя, охотник открыл глаза, моргнул, помотал головой, чтобы поскорее прийти в себя. - Он приветствует нас и спрашивает, как мы здесь оказались и что собираемся делать. – Пояснил он Валке, после обратился уже к дракону, отвечая: - Один из твоих драконов, Шторморез, встретил свою Наречённую, - он махнул в сторону Валгалларамы, - и принёс её сюда. Я лишь следовал за ними следом, чтобы просто удостовериться, что с ними будет всё хорошо, а после успокоить моего брата, который так же является её Наречённым, но человеком. – Скорей всего, для самой Валки его слова были непонятны, но белоснежный Смутьян лишь легонько кивнул, принимая его ответ. Да, ситуация у жены Стоика была нестандартная, и весьма, но… Но у него даже хуже. И ничего, упускать своё он не собирается! Смутьян послал ещё одну череду образов, уже сконцентрированных на более понятных человеческому разуму понятиях, уточняя, что же решили Нареченные и выражая желание «поговорить» с женщиной. Гриммель усмехнулся, отходя спиной вперёд, к Валке. - Если таково желание, то пусть она ответит сама. Только аккуратнее. – Он поравнялся с Валгалларамой, ободряюще взял её за руку и повёл за собой, к краю. - Ты… его понимаешь? - И ты поймёшь. Но, предупреждаю сразу – может быть неприятно. Он мало общался с людьми. – Когда они подошли к морде Смутьяна, Гриммель положил на чешую ладонь Валки, поясняя: - При прямом контакте ему легче контролировать силы, да и само ощущение связи для тебя будет ярче. Это не обязательно, просто у вас обоих мало в этом опыта, после будет легче. Закрой глаза. – Его послушались и женщина, и дракон. Травник улыбнулся, отойдя на шаг, чтобы не мешать. Пару минут он лишь наблюдал за тем, как меняется частота дыхания Валки и выражение на её лице. А затем, когда они оба открыли глаза, Смутьян так же хитро, как и женщина (нужно будет потом уточнить, уж не самка ли это) прищурил глаза и выдохнул. Зажмуриться Гриммель успел. Хотя самой подлянки не ожидал, и только страдальчески начал стряхивать иней с волос и одежды. Хохочущая Валка смеялась, сверкая узкой кромкой инея на ресницах. - Ну что могу сказать – мы ему понравились!***
- Как ты узнал? - «Как я узнал» что? – поднял бровь Гриммель, передавая ей чашку с горячим отваром. Развести в драконьем логове очаг просто, как и при желании найти дрова, а травяной сбор вместе с котелком и посудой был у травника в седельных сумках. Смутьян разрешил Тирлич и Саве доступ в логово, обещая, что им не причинят вреда, если и они никому не навредят. Однако, порцию яда своим драконам Гриммель всё-таки впрыснул – чисто на всякий случай. Сейчас же они расположились в одном из ответвлений пещеры, чтобы поговорить и отдохнуть – Гриммелю ещё предстояло лететь обратно, а Валгалларама… Женщина погладила Штормореза, чья голова лежала на её коленях, шепотом продолжая: - Что мы с ним предначертаны друг-другу. Гриммель несколько секунд смотрел на них, не мигая, как подчас Тирлич смотрела на него, проверяя, не свихнулся ли охотник окончательно. После чего резко повернулся к огню, протягивая к нему ладони. - Это просто, если знать, что нужно замечать. - Если знать? То есть, ты... – Хитро протянула женщина и охотник только закатил глаза, приподнимая рукав, показывая своего дракона. - Да. - Можно? – аккуратно протянув ладонь, спросила Валгалларама, и он повернулся, чтобы ей было удобнее рассматривать рисунок. Она так к нему не прикоснулась, это было слишком лично, даже для их дружбы, лишь вела невесомо над белой тенью пальцами. – Никогда не видела подобных драконов, кто это? - Ночная Фурия. Помесь, либо подвид, я сам не встречал таких. – Гриммель ответил, не обращая внимание на поражённый выдох. Борк, несомненно, хорошо поработал над классификацией (особенно для викинга, жившего пару веков назад), но вот увидеть и записать Фурию ему не удалось. - Но ты же… - Охочусь на них? О да! – В голосе его проскользила острая, жадная до крови нота, от которой Шторморез открыл глаза, вздыбив головные щитки и предупредительно зашипел. - И его… ты тоже собираешься убить. Теперь пришла пора шипеть Гриммелю, выдыхая сквозь зубы. Он сам, со своей судьбой, ещё не полностью примерился. И то, что ему предназначен дракон из той же породы, что и уничтожил его семью… - Нет. Я видел, что бывает с охотниками, что убивали своих драконов. – Даже если Предначертанные не знали друг о друге точно, то после смерти, особенно одного от рук другого, четко это ощущали. Ощущали сводящее с ума горе и боль, которую перебороть не всегда могло даже время. – Сходить с ума ещё сильнее я не хочу. - Но как тогда собираешься уживаться со своим? – Спросила Валгалларама, напряженно за ним наблюдая. - Это будет просто, если до встречи с ним я успею уничтожить остальных. Валгалларама, я понимаю, почему ты задаешь мне эти вопросы и из-за чего ответы на них так тебя удивляют. Ты мой друг, и тебе хочется, чтобы я был хорошим человеком. Но это не так. Я не хороший. А некоторые поспорят даже с тем, человек ли я. Я многое знаю о драконах и умею находить с ними общий язык, но лишь потому, что я этому учился, на них охотясь. И если ты хочешь добиться мира между людьми и драконами, то мне всё равно. Моя цель – изничтожить Ночных Фурий, на других драконов я охотился лишь из необходимости. А убивал – и того реже. Но это не значит, что я их друг – я просто не вижу необходимости в лишних убийствах. За большинство драконов живыми дают больше. Гриммель грустно усмехнулся, посмотрев в лицо пораженной Валки. Хоть та и была старше, но в ней ребёнка оставалось куда больше, чем в нём самом. Травник даже среди охотников отличался жёсткостью, острым языком и упрямством. И одержимостью, понять и принять которую могли очень немногие. Он – не жил. Он охотился, выслеживал и убивал Ночных Фурий. Что такое жизнь Гриммель начал чувствовать, только после того, как прибыл на Олух. Только после того, как появился Иккинг. - Однако… - вздохнул он, – Если ты так хочешь помогать драконам – я помогу тебе. Расскажу и обучу всему, что нужно знать, чтобы жить вместе с драконами. Помогу устроиться. Не потому, что верю в возможность мира – а потому что ты мой друг. И не помочь тебе я себе позволить не могу. Ты -- моя семья. Как Стоик – брат, ты – моя сестра. Если в чём-то Гриммель и походил на драконов – так это в своей преданности стае. Ради тех, кого он признал своими, травник был готов порвать любого. Даже собственный, не раз расколотый рассудок. Если Валгалларама, его сестра, так хочет остаться здесь с драконами, помогать им… Он ей поможет. Чего бы это ему не стоило.***
Несколько последующих дней, слились в сплошную череду полётов и беготни - от Олуха до гнездовья, и обратно, с попутными остановками на парочке соседних островков. Смертохватов было двое, но даже они, неся Гриммеля по одиночке, выбивались из сил. Сам травник на ногах оставался лишь из собственного упрямства и нескольких порций зелий-энергетиков из запасов. Когда он прилетел из гнездовья на Олух в первый раз, то обнаружил Стоика прямо на руинах догорающего дома с рыдающим Иккингом на руках. И если уставший малыш заснул, едва он забрал его к себе на руки и немного побаюкал, то вождя пришлось приводить в чувства по-простому – оплеухами. Уже на третьей тот машинально перехватил руку в воздухе, но осмысленность вернулась только после седьмой. Опыт борьбы с драконами нашептывал викингу одно, всё ещё яркие Скульдовы Руны – иное, и надежда разрывала изнутри. Но никаких вопросов самому Гриммелю Стоик не задавал, переживал свою боль сам. В этом плане, травник был за него спокоен – головы у викингов, что внутри, что снаружи, крепкие, не свихнётся, как было с самим Гриммелем в схожей ситуации. Поэтому, он носился по Олуху, помогая восстанавливать деревню, носился по гнездовью, знакомя Валгаллараму с драконами и рассказывал самое главное о них, носился между островами, знакомясь с их обитателями и торговцами… И ещё при этом как-то пытался не выдать того, что на драконов он не только охотится, но и неплохо с ними сосуществует. Однако, когда по морям пошёл слух, что на Совет Вождей направляется Драго Блудвист, Гриммель ненадолго приостановил свою гонку со временем – такого пропустить он не мог. Пропустить то, что в последствии стало самым большим пожарищем на Островах за век, Гриммель действительно не смог. Хоть ему сначала и пришлось несколько дней, чуть ли не на коленях, умолять Стоика взять его с собой на Совет. Неслыханное нарушение правил, но… Но именно то, что Обширный, в конце концов, сдался перед одной из немногих просьб своего названного брата, спасло их обоих. Ну, и то, что травник ещё три дня на пару с Готи лечил отравленного гарью Стоика. Когда викинг смог произнести несколько фраз, не задыхаясь от кашля, тот спросил у Гриммеля. - Блудвист… что ты о нём думаешь? - Что думаю или что знаю? – Уточнил тот, но тут же сухо начал отвечать: - Его считают охотником, но "уничтожитель" будет правильнее. Маньяк, псих, но умеет вести людей за собой. В основном, страхом. Драго Гриммель знал. И тот его – тоже. На счастье обоих, пути их надолго пересекались – уж слишком они были похожи. И из-за этого сходства при встрече вполне могли бы перегрызть друг другу глотки. Правда, сейчас Гриммель осознавал, что счастье это сомнительное, и по возможности Блудвиста следует как минимум отравить. Как максимум, скормить драконам по частям ещё живого. Нет, не Смертохватам – Тирлич и Саву он к этой дряни не подпустит. И если сам Гриммель знал, что он сумасшедший, точнее, одержимый, то Драго был попросту безумным. Очень умным, очень властным – но безумным. - Сейчас он ушел, но он вернётся – Блудвист не прощает насмешек. Он вернётся ещё более сильным, на Материке есть много людей, которые поддержат его. Пока к борьбе не готовы ни мы, ни он. Поэтому, нужен кто-то, кто сможет за ним следить, хотя бы издалека. Стоик вздохнул, утер ладонью влажное от натуги лицо – ему даже сидеть пока ещё было трудно, но викинг со слабостью героически боролся. По мнению Гриммеля – слишком героически. И если бы не подзатыльник посохом от Готи, он бы ещё пару дней продержал брата на успокоительных и снотворных настоях. - И что ты хочешь сказать? Чтобы мы послали к нему… соглядатая? Травник на это только поморщился. Мысль-то дельная, но… - Викинг-соглядатай? Это так же нелепо, как и честный сборщик податей. Твои люди, Стоик, слишком прямы и простодушны. Да и в качестве кого ты собирался послать их к Блудвисту? И кого именно? Кто из них сможет лгать ему в лицо? Кто согласиться покинуть племя и семью? И кто, если его раскроют, сможет вынести ответный удар? Гриммель не кричал, не настаивал и не намекал. Если и убеждал – то только самого себя. Отказаться от жизни, к которой только-только начал привыкать, было тяжело. Но травник понимал – если они не смогут быть готовыми к Блудвисту, ему просто некуда будет возвращаться. Он сравняет с землёй Олух. Стоик посмотрел на него влажными, как у ручного яка, глазами. Всё только-только начало налаживаться, вождь едва начал привыкать к жизни без своей Наречённой. Он даже мог, через раз, но брать Иккинга на руки – собственный сын казался ему настолько крохотным, что любое движение собственных рук – да что там рук, дыхание! – казалось ему, могло того убить. Гриммель помогал ему, сильно помогал, и вождь слабо представлял, как будет без него. Но и правду его слов не мог не признать. Блудвист – бешеный пёс. Не уследишь – покусает всех, распространяя своё безумие по всему Архипелагу. - Ты хочешь уйти? Гриммель мотнул головой и ощерился. - Нет. Не сейчас. Но мне придётся.***
Гриммель смог выторговать у своей совести ещё полгода – как раз хватило на то, чтобы обустроить Валку и согласовать поставки продуктов на один из островов неподалёку от гнездовья, откуда она могла забирать их, навьючив своего Штормореза, зарисовать подробную карту островов и перечень драконьих видов, их населяющих. Не забыл и про людей, познакомившись с теми, кто мог ему помочь. Сделал с Плевакой новые боевые машины, собрал нужные материалы и травы, и, самое важное, -- научил Стоика не бояться сына. Хотя бы не бояться, что он убьёт того лишним печальным вздохом. Валгалларама, честно говоря, сына сама побаивалась. И, как и должно викингу, кинулась на борьбу со своим страхом с головой – теперь у неё вместо одного человеческого детёныша было несколько сотен драконьих. О Блудвисте, как Гриммель и думал, вестей не было – тот ушёл на Материк, собирать соратников. Это было ему по силам, Архипелаг у многих западных владык стоял костью в горле – уж слишком викинги были свободолюбивыми и беспокойными соседями. Но это затишье было временным. Охотник чувствовал это, как зверь чувствует человеческий запах от капкана, скрытого в траве. И так же, как и зверь, Гриммель чувствовал, что ему пора уходить. Раз за разом, по утрам он стоял на обрыве, смотря на Восток – тот снова его звал, только не знойным южным теплом и щедростью, а русым оттенком спелых полей родины и холодом суровых зим. В канун дня рождения Иккинга охотник закончил все приготовления. Весь следующий день он посвятил имениннику, буквально не отходя от того ни на шаг. И первый подарок тоже подарил ему он.***
Малыш до сих пор умудрялся по ночам переползать к нему. Но в этот раз Гриммелю это было даже на руку. Тихонько одев того потеплее, охотник взял своего Наречённого на руки и вышел из дома за несколько минут до рассвета. - Главное – не бойся. Точнее, не бойся так, чтобы показывать свой страх. Пока я рядом, ни один дракон не навредит тебе. – Шептал он Иккингу, потихоньку подойдя к Тирлич. Если Гриммель хоть что-то понял из науки наследования, то сын Стоика слишком многое взял от Валгалларамы. Даже сейчас, находясь в нескольких шагах от дракона, одного из самых опасных видов, тот не плакал и не жмурился, наоборот, широко раскрыв глаза, тянул к драконице маленькие ручки. «Этот ребёнок когда-нибудь меня уничтожит» - внезапно пришло в голову Гриммеля. Мысль была странной, но верной, она должна была его пугать, однако опять - страха не было. Если Иккинг действительно унаследует от Валгалларамы её любовь к драконам, а ещё и силу Стоика, из-за которой люди шли за ним, то… Быть Иккингу вождём, не только людей, но и драконов. И если такой вождь когда-нибудь объявится, надобность в охотниках на драконов пропадёт. Сава, на опасность имевший больший, чем у спутницы, нюх, аккуратно выглядывал из-за дерева, как маленький Иккинг знакомится с Тирлич, поглаживая ту по морде. Но на командный свист Гриммеля, уже севшего в седло и усадившего малыша перед собой, среагировал мгновенно, взлетая следом и страхуя людей снизу, на всякий случай. Когда драконы набрали высоту, Гриммель освободил одну руку, наклоняясь к Иккингу и показывая ему ладонью вперёд: - Смотри, Иккинг, смотри. Такой вид, такой восход, такой мир можно увидеть только с высоты драконьего полёта. Солнце поднималось из холодных вод огромным огненным шаром, золотя воздух теплом. От этого вида действительно захватывало дух. А когда Тирлич, следуя его команде, сделала крутой вираж, ныряя вниз, даже у привычного Гриммеля перехватило дыхание. А уж Иккинг… Рассветную тишину Олуха расколол звонкий детский смех. Подарок Гриммеля пришёлся его Наречённому по душе.***
Вечером, когда уставший за насыщенный праздник Иккинг уже спал в своей колыбели, Гриммель сказал Стоику. - Завтра я ухожу. Вождь сначала не понял, о чем речь, нахмурился. - Может, повременишь? О Блудвисте пока ничего не слышно, опасности нет… - Нет. Это только пока, он вернётся, это точно. Тем более, если я не уйду сейчас, скоро ты сам меня выгонишь. - О чем ты… - Он не договорил, буквально подавившись словами, когда травник снял наруч и повернул предплечье к огню, чтобы руны стали виднее. Гриммель поневоле усмехнулся его растерянности. - Вождю племени нужна жена. Нужны потомки, те, кто переймёт его титул и власть. А с Наречённым-мужчиной это вряд ли получится. Особенно если они будут знакомы с детства. - Но ведь вы уже знакомы с ним. Ты рядом с Иккингом с самого его рождения. Ты и помог ему появиться на свет. – Сдавленно и сипло, но твёрдо ответил Стоик, на что Гриммель оскалился – улыбаться мягко или печалиться сил не было. - Детская память коротка – Валгаллараму Иккинг уже забыл, а скоро забудет и меня. Брат, я не буду тебя подставлять и ставить под удар. Предначертание – это ещё не всё. Я уже его люблю, не могу не любить, но Иккинг не обязан любить меня в ответ. Он сам решит, кем я буду для него, когда станет взрослым. Я не буду ему мешать. И вернусь, только когда он сам станет вождём. – Цепляя наруч обратно, ответил он. - Всё равно, я больше пользы принесу за пределами Олуха. Мне здесь тесно. Он не стал говорить Стоику, что даже если он уйдет сейчас, у Иккинга всё равно не будет выбора. Связь между ними уже образовалась, но Гриммель знал – время и правильное воспитание смогут её ослабить, настолько, чтобы Иккинг успел завести себе семью и детей. Когда охотник вернётся к нему, это всё равно не будет иметь значения. Вождь не нашёл, что ему ответить, в тот вечер. А утром, когда нашёл слова, сказать их оказалось некому – Гриммель исчез ещё ночью. * Азалия - на языке цветов "Береги себя для меня", была показана в одной из короткометражек. Строение в реальности и в мультфильме отличается, так что отвела в отдельный ботанический вид. У викингов данное растение считается одним из самых красивых, а его аромат - одним из самых приятных. В магическом плане растение помогает сосредоточиться на главном, воплощая замысел в жизнь, и защищает от сплетен и кривотолков. Летучие вещества, которые распространяет азалия в период цветения, обладают противовоспалительным и бактерицидным действием, лечат воспаление глаз, заряжают энергией и помогают от похмелья.