***
- В начале света жили трое: Шанвай, Шанкоа, Шанка. Мужчина, женщина и дракон. Однажды трое послали трех лебедей нырять, чтобы достать для земли камней и песка. Птицы нырнули. Семь дней были под водой. Вышли, смотрят: земля растет, река течет. Тогда трое сделали мужчину по имени Кадо, женщину Джулчи и драконицу по имени Мамилжи. Когда рода размножились и подружились, Кадо сказал: «Есть три солнца на небе. Невозможно жить, слишком горячо. Я хочу застрелить солнце!». Его жена сказала ему: «Иди!», его драконица кивнула, и муж с драконицей пошли к восходу. Мамилжи укрыла Кадо крыльями, скрывая его от взора солнц. Увидел Кадо, как взошло первое солнце, и застрелил его. Выстрелил во второе солнце, но мимо и тогда Мамилжи проглотила третье солнце, так драконы получили свой огонь. Вернулись они домой — не так жарко. Мамилжи сделала рисунки на камнях пламенем. Джулчи сказала: «Теперь люди будут видеть, что мой муж и мой дракон убили два солнца». После того, как два солнца были убиты, камни стали твердыми. Потом Джулчи сказала: «Есть много-много людей и драконов. Не будет места для них, если они не будут умирать. Хочу умереть, показать им путь». Когда умирала Джулчи, горько плакали Кадо и Мамилджи, сказала женщина: «Человек должен родиться и умереть. Но умереть он может только после того, как встретит своего дракона». Так с тех пор и живём вместе. – Родной язык после нескольких лет скитаний Гриммелю было слышать странно. Почти так же странно, как и акцент бабушки Сагор. Нет, старейшину племени не зовут Сагор – так называют её внука, и за всё время пребывания в племенном поселении он так и не узнал настоящего имени этой мудрой женщины. Его приняли, как дальнего, но родича, одного из своих, но все также понимали, что он – иноземец, и духи, что он привёл за собой из других земель, ещё могли навредить кому-то из племени. - Ты правильно сделал, что прибыл к нам, внук Севера. – Такими словами закончила старейшина свою легенду. Закатывать на это глаза перед ней было как-то неприлично, но от вопроса охотник не удержался. - Почему вы все так меня называете? – Бабушка Сагора улыбнулась, обнажив крепкие желтоватые зубы, которые к своим годам смогла сохранить все. - А кто ты ещё есть? Зимою рожден, морем просолен, вьюгой отмечен. – Взьерошила она его белоснежные волосы. Что на Архипелаге, что в племени драконьих людей, короткие волосы были не в почёте, поэтому во время жизни и там, и там, Гриммель знатно оброс. - Так вы поможете мне найти моего дракона? – Задал он самый важный вопрос. Старейшина снова улыбнулась, передавая ловко налитую из котла пиалу с чем-то ягодно-сытным, снова улыбаясь. - А чего его искать? У нас только один дракон может быть твоим…***
Дракон был старым. Настолько, что уже не мог менять цвет чешуи, и та была полупрозрачно-белой. Когда Гриммель с бабушкой Сагора вошли в йатау((*)), тот приподнял голову и глухо зарычал, прищурив светлые, почти белые, с легчайшим намёком на голубизну, глаза. - Ой, Юнгани, не рычи! Вот тот человек, которого мы ждали. Он пришёл за твоим детёнышем. Дракон, оказавшийся драконицей, прищурился сильнее, оглядывая уже Гриммеля, фыркнула, опуская голову обратно и ещё крыльями прикрылась. Крылья приподнялись, открыв лежащее у бока перламутровое чешуйчатое яйцо. Бабушка Сагора очень быстро для своего возраста подошла к гнезду, без смущения и страха привычно подняла яйцо и кинула его в сторону травника. Уже лежа на сухой траве, покрывавшей пол и прижимая к груди яйцо, Гриммель всё-таки высказал всё, что он думает о драконах, о людях, и о полоумных старухах обоих видов. Он не был уверен, на каком именно языке это сказал, но судя по хитрой улыбке бабушки Сагора и выглядывающему из-под крыла глазу, его поняли едва ли не дословно, языковой барьер проблемой не стал. - Мы живём вместе и умираем вместе. И рождаемся тоже вместе. Это яйцо Юнгани снесла на месяц позже остальной кладки, и мы не могли понять, кому оно предназначено – все в нашем племени уже получили своих драконов. Поэтому, получается, что дракон внутри этого яйца – твой. Подтверждая его слова, послышался хруст – Гриммель сначала подумал, что слишком сильно прижал к груди яйцо и раздавил его, но это оказалось не так. Вниз рухнул небольшой кусочек скорлупы, в дырочке показался любопытный голубой глаз и прозвучал писк. Остальная скорлупа буквально в считанные мгновения осыпалась, оставляя в руках сверкающего серебристой белизной дракончика. - Она родилась для тебя. Дай ей имя, чтобы она продолжала жить для тебя. Слово скользнуло с языка само, едва он различил серебристый оттенок невозможно-светлой чешуи. Приподняв дракончика, так, чтобы их глаза оказались на одном уровне, Гриммель улыбнулся шепча неожиданно мягко: - Луна. Твоё имя – Луна(*). Дракончик моргнул голубыми глазищами поочерёдно, мурлыкнул и согласно лизнул охотника в нос.***
В поселении пришлось задержаться на несколько месяцев. Полгода ушло на то, что окончательно приручить к себе и обучить Луну, а так же изучить всё, что местные знали о драконах. Ещё на пару-тройку месяцев пришлось задержаться из-за неожиданного пополнения в семействе Смертохватов – прошло всего пара недель после их прибытия, как Юнгани в йатау сменила Тирлич. Сава кругами ходил у йатау, не в силах сдержать беспокойства. Смертохваты живут долго, но кладки у них редкие, раз в пару десятков лет, а в их паре она и вовсе была первой и за свою самку тот беспокоился. Однако, детёныши появились в срок, все четыре, и Гриммелю снова пришлось думать над их именами. В обратный путь Гриммель отправился только тогда, когда все дракончики достаточно окрепли и подросли. Путь занял почти два месяца, и на Архипелаге они оказались уже зимой – только и успели, что добраться до гнездовья, где их тепло приняла Валгалларама. От дракончиков, что маленькой Фурии, что Смертохватиков, женщина была в восторге, настолько, что её Шторморез, уже получивший имя Грозокрыл, начал ревновать ту к детёнышам. Но если уставшие Тирлич и Сава вполне были готовы отдать своих детей на воспитание человеку, лишь бы наконец-то выспаться, не вскакивая каждый час, когда их хвосты зажуют не по-детски цепкие челюсти, то Луна продолжала ходить за Гриммелем тенью. Тот, впрочем, не был против этого, сам не отпуская свою маленькую белую драконицу надолго от себя. К этому маленькому белому комочку травник испытывал ту же нежность и любовь, что и к Иккингу. Но сын Стоика был далеко, поэтому дракошке доставалось ласки за двоих. И уроков –тоже. Гриммель и Луна учились действовать сообща, понимать друг-друга не то, что с полуслова – со взгляда или звука, самого мелкого и незаметного движения. Обучать чему-либо серьёзному Луну было пока рано, но основы взаимопонимания следовало заложить уже сейчас. Ближе к Сноглтогу Гриммель выбрался на Олух – оставил письмо, налаживая связь со Стоиком, и отчет о возможных угрозах и слухах. Ну и, конечно же, подарки, и ему, и Иккингу. Ничего такого, что он хотел бы им подарить и что вызвало бы вопросы, однако несколько видов шоколада, который так любили все викинги, всё же отправил. Сам праздник отметил вместе с Валкой и драконами, после чего всерьёз задумался над тем, как же ему подобраться к Драго. К счастью, весной у него появился неожиданный союзник.***
Магмар сплёвывает себе под ноги, и спрашивает: - Ну так что, возьмёшь? Гриммель оглядел корабль за его спиной и просто решил уточнить: - Ты как меня вообще нашёл? - Так когда ты пропал, сестра весь Олух на уши поставила. Стоик пытался её успокоить, говорил, ты сам решил на родину уйти. Брехал, конечно, ну, мы его потом втихую с Плевакой подпоили и разговорили. – На этом месте Гриммель сам едва сдерживается от того, чтобы сплюнуть с досады. Викинги! – Пока пару бочек не осушили, он даже мычать отказывался, а потом буркнул что-то про драконов, да свалился. И тут я смекнул – ты ж на них охотишься! Стал быть, нужно найти драконов, а там и ты явишься! - Действительно… - Гриммель покосился на Саву и Тирлич, всё ещё смущенно прикрывающих морды крыльями и жавшихся к нему за спину. Нет, в этот раз Магмар действительно вышел к ним по чистой случайности, но теперь алхимик всерьёз начал обдумывать, что смертохватов скрывать не стоит, наоборот, сделать их своим отличительным знаком. Всё равно, рано или поздно кто-нибудь на них наткнётся, как и кузен, но куда менее дружелюбный… - Да, я охочусь на драконов, но я же их и использую – как ты к этому относишься? - Да никак. – Снова пожал плечами викинг. – Драконы – это ж звери, вроде кошек или яков, люди всегда с животиной сначала дерутся, а потом и приручают, вон, ты уже до драконов дошёл. Главное, чтобы в сапоги мне не гадили – и поладим. – Тирлич так выразительно вытаращивает глаза, что становится ясно, что к обуви Магмара она даже не приблизится, если на то не будет приказа. Гриммель издаёт нервный смешок – простая, но тем не менее, логичная истина Магмара не выбивает из колеи лишь потому, что он её осознал пару лет назад. - Ладно, давай попробуем. – Кивает охотник, протягивая свою руку, чтобы скрепить союз. Магмар сплевывает себе на ладонь и пожимает ладонь кузена воистину по обычаю викингов – до костного хруста. Перекосившийся от боли и легкой брезгливости (к некоторым вещам никогда не привыкнуть) Гриммель крепко пожимает его руку в ответ, подавляя в себе желание приказать Тирлич всё-таки как-нибудь испортить кузену обувь. Не загадить, так сожрать. Останавливает только то, что те и без драконьей мочи пахнут так, что он опасается за желудок Смертохвата.***
Магмар – чёртов Дедал среди викингов. Нет, до философии ему далеко, но руки – золотые, а в голове, кроме техники очищения селёдки от костей через нос, явно спрятано множество семейных ремесленных секретов. Гриммель о таком подозревал (всё-таки, они родня, некую предрасположенность к труду он должен был унаследовать от кого-то ещё) ранее, но сейчас, осматривая корабль, на котором приплыл кузен, признаёт это окончательно. Большой, действительно большой, нечто среднее между снеккаром и драккаром, но при этом Магмар умудрялся управлять им в одиночку благодаря мастерству и обилию своих механизмов, заменявших ему команду. Гриммель не мореход (как бы Стоик не пытался из него его сделать), но с чисто технической и механической стороны творения он в восторге. Магмар сияет, как маленькое солнышко, рассказывая, как ещё он хочет обставить корабль, что добавить, уточняет также у Гриммеля, что нужно изменить для него. Обсуждение обустройства затягивается не на час и не на два, но оба этим довольны – чем точнее всё обсудят, тем лучше узнают друг-друга и быстрей притрутся. А то, что они будут сотрудничать – вопрос решённый. Перестройка корабля затягивается ещё на полтора месяца, оставляя и Магмара и Гриммеля, почти забывшего, как это бывает, без гроша, но оба довольны, как объевшиеся мрамора громмели. Магмар – новыми сложными устройствами, которые он сделал по чертежам и рассказам кузена, алхимик – тем, что успокоил свою паранойю и корабль больше походит на плавучий капкан по количеству ловушек. Первый совместный морской поход затевается для простейшей цели – для наживы. На Архипелаге редко где используют деньги, предпочитая бартер, но для обмена нужно иметь хоть что-то, имеющее цену. Когда Гриммель в первый раз сообщает, что он является охотником на драконах в порту одного из крупных островов Архипелага, его берут на смех. Но смех тут же стихает, когда они на пару с Магмаром вытаскивают из трюма несколько туш попавшихся им по пути драконов. Всё это и знакомо и ново. Новые земли, точнее, воды, новые люди, новые драконы… Но сам механизм подтверждения своей репутации Гриммель давно вывел и следует ему безукоризненно. Во-первых, ничто никому не стоит доказывать намеренно, лишь «как-бы невзначай», так эффект сильнее. А учитывая расстояние между островами, не стоит торопиться, ожидая, когда слухи дойдут до всех, нужно просто делать своё дело. На Архипелаге нет Ночных Фурий, уже нет: единственную особь, которую ему всё-таки удаётся выследить, даже не приходится убивать – изможденная, полубезумная самка с воспалённым узором на боку, щурит горячечно-горчичные очи, криво усмехается беззубым ртом, и тут же роняет голову на землю, больше её не поднимая. Не чувствуя больше живого присутствия, Гриммель подходит ближе к телу, осматриваясь и выстраивая все находки в единую, не слишком приятную цепочку. Рядом с драконицей, кроме осколков чешуйчайто-антрацитовой скорлупы, кости нескольких скелетов – четыре маленьких, с едва оформленными конечностями и хрупкими, почти прозрачными черепами, драконьи, явно детёныши, судя по костям – мертворожденные или погибшие вскоре после вылупления, и один с ошмётками одежды, человеческий. Более-менее целая, даже с остатками высохшей плоти, только рука, на которой можно различить стремительно тускнеющий рисунок Ночной Фурии. Когда человек убивает своего дракона, на него накатывает такая апатия и боль, что даже жить не хочется, слишком тоскливо. Когда дракон убивает своего человека – он просто сходит с ума. Что ж, у этой Фурии поводов было предостаточно. Судя по всему, инстинкт Наречения вступил в борьбу с материнским, когда человек подошёл к кладке, и проиграл. Драконица обезумела и, то ли впала в ступор, то ли в буйство, но в итоге погибли не только её Предначертанный, но и малыши, из-за чего та окончательно лишилась разума… Раз поддерживала свою жизнь плотью их тел. Гриммель, кроме привычного злорадства, испытывал потаённую мерзость пополам с ужасом. А ещё – облегчение, в котором не хотел признаваться себе сам. Здесь четыре драконьих скелетика. А в кладке было пять яиц. Предначертание всё-таки оказалось сильнее. Пусть не у матери, но у её ребёнка, достаточно для того, чтобы его спасти. Гриммель теперь знает, где он точно сможет найти последнюю Ночную Фурию. В окрестностях Олуха, куда её инстинктивно манит к себе Иккинг.***
На большом корабле привольно чувствуют себя не только два чудака-изобретателя, но и все семь драконов, пять из которых изрядно подросли, и пора начать их обучение, развивая индивидуальные таланты. Те уже начали проявляться – например, Орлихин*, хоть и малокрыл**, но уже перегнал в холке отца, и явно не собирается на этом заканчивать. Его брат наоборот, одного роста с сёстрами, но проворнее и быстрее остальных. Хотя, Гриммель должен признать, что все молодые драконы, находящиеся под его опекой, отличаются смышлёностью – то-ли особенности их видов, то-ли это ему так повезло. Особенно радуют самки. Алхимик с улыбкой не в первый раз про себя отмечает, что хоть ему самому приятнее мужское общество, именно с самками у него получается взаимодействовать эффективнее. Интересно, это влияние того, что его Предначертанный – мужчина, и они чувствуют в Гриммеле товарку по несчастью и условного соперника? Хотя, без ошибок не обходилось, да.***
- ГРИММЕЛЬ!!! Травник был уверен в том, что его рука с резцом не дрогнула – привык уже к рёву Магмара, но линза всё равно треснула. Про себя отметив, что стоит попробовать другие виды веществ для линз или лучше подобрать состав самому, Гриммель повернулся к кузену. - Ну что, что он опять сожрал?! - Мою наковальню! - Нако…- Гриммель остановился на полуслове, жестом попросил Магмара подождать, потёр другой рукой глаза и переносицу, а после, на выдохе, с усилием провёл ладонью по лицу, выражая отчаяние. Когда Ярогнев говорил о том, что Смертохваты «не привередливы в пище», как выяснилось на практике, он говорил не только о способности к безвредному каннибализму, а выражался буквально. Смертохваты могли есть всё, буквально всё, что и являлось основой их выживания. Но в зависимости от того, что они выбирали основой своей пищи, менялись некоторые их свойства. Например, Сава предпочитал рыбу, причем донную – из-за чего часто ссорился с местными Шокерами и Кипятильниками, да пару раз чуть не попал на обед Потрошителю. Но, как раз благодаря этому, он лучше всех из семьи плавал. Ну, и сопротивление к току у него было выше. Тирлич, наоборот, предпочитала дичь, особенно крупную, и их плоть давала ей дополнительную ловкость и увёртливость. Их дети, откровенно разбалованные безопасной жизнью, тоже выбрали пищу по себе. Причем, обе девочки взяли, к удивлению Гриммеля, растительную основу – одна поедала сплошь ядовитые растения и просто вещества, регулярно совершая небольшие набеги на его лабораторию и кладовую, другая тоже предпочитала цветочки и траву, но её схему травник пока не понял. Третий по возможности питался птицей и летучими рыбами, а вот четвёртый… Точнее, первый, Орлихин. У этого драконыша любимым лакомством были минералы, словно он не Смертохват, а какой-то Громмель. И чем тяжелее и прочнее материал – тем лучше. Не имея пасти-камнедробилки, но обладая ядом, что плавил даже мрамор, с любым минералом и сплавом он справлялся мастерски. Чем одновременно и помогал, и вредил Магмару. Осмотрев место, где раньше была наковальня, а теперь лежал, лениво перебирая лапами, обожравшийся Смертохват, Гриммель, под причитания кузена, задумался. Если так пойдёт и дальше, то он разорится на покупке металла. Пожалуй, стоит подумать о сплаве, что не был бы подвержен влиянию драконов, во всяком случае, это действительно будет полезная штука, не ему – так другим охотникам, и на производстве можно будет заработать.***
Месяц экспериментов спустя, Гриммель продемонстрировал Магмару зеленоватый слиток. - И что эта хельдова штука делает? - Этот сплав, как удалось выяснить на практике, выдерживает полный залп Фурии и не плавится. При этом, сам прочен настолько, что выдержит рывок Землетряса. - Короче, больше этот охламон мою наковальню не сожрёт? – Уже более благостно посматривая на сплав, уточнил Магмар. Гриммель вздохнул, но ответил. - Не сожрёт. Но только потому, что я его отучил. Кислота Смертохватов сплав всё-таки плавит, пакостная штука. Выдерживающие кислоту, слабы по прочности. Те, что подходят по прочности – не выдерживают кислоту. Магмар снова покосился на заглядывавшего в кузню Орлихина и погрозил драконьей морде кулаком. Теперь распробовавший драконеупорный сплав малокрыл доставал не его, а Гриммеля, выпрашивая лакомство. * - одна из девяти самых волшебных трав Руси. Настолько волшебная, что в интернете даже нельзя узнать, что же это за трава. Но само слово Орлихин иногда используется как синоним Перунова Цвета, то есть, папоротника или Адамовой головы-Мандрагоры. Обладает сильными защитными свойствами. ** - третья стадия развития роста драконов. Дракон, который уже научился летать, но всё ещё нуждается в опеке. Такой дракон "ребенок-подросток" может натворить много бед, из-за того что любит шалить. И, как видно, Орлихин полностью этому соответствует. (*) - Луна (англ. Luna) — это молодая самка Моредраконуса Гигантикуса Максимуса, которая впервые появляется в последней книге цикла: «Как приручить дракона» как второстепенный персонаж. Является предводительницей всех драконов. Сияет лунным светом, из-за чего получила своё имя. Автор ненавидит название лёгкая-дневная фурия! ((*)) - Йатау - это что-то вроде искусственно созданного гнездовья.