Осторожно, упоминание смерти фонового персонажа и группового секса!
Беззубик смотрит на облака, и Иккинг кивает: - Ты прав, братец. Пора. – Юный вождь прощальной лаской проводит по челюсти черного дракона. – Я так старался защитить свой мир, что напрочь забыл подумать о тебе. Ты всех нас долго оберегал, пора позаботиться и о… - Не смей, Иккинг Ужасный Карасик Третий! – Слышать этот голос сейчас, когда они победили, столь торжественным и громким, кажется настолько диким, что Иккинг первые секунды думает, что ему кажется. Но нет, вот он, стоит, появившийся на закате дня призрак, оживший ночной кошмар. Гриммель подходит ближе, не обращая внимания ни на ошарашенные взгляды, ни на оханье Валгалларамы, ни на сдвоенный рык Беззубика и Астрид, и тихие ругательства Плеваки, он идёт, продолжая смотреть Иккингу в лицо, прямо в глаза, продолжая говорить. - Не смей даже думать о том, что твое решение – правильно. Думаешь, если ты сейчас «освободишь» драконов, то сможешь их защитить? Хватит одного поколения, что драконьего, что человеческого, чтобы все рассказы о мирной жизни драконов и людей, о драконьих наездниках, стали байками и сказками, чтобы все забыли, что когда-то это было былью, и вражда между нашими видами началась снова. – Он оказался совсем близко, и, схватив Иккинга за грудки, подтянул к себе, едва ли не зашептав ему в губы. – Если ты так хочешь защитить свой мир для драконов и людей, то борись за него! Глаза у Гриммеля сейчас -- не привычные куски блеклого льда, и не бесцветная воздушная бездна – два узких, полыхающих сапфиром кольца, окамляющих широкие зрачки. Они не пугают, но Иккинга пугает уже то, что это не пугает его, и он отталкивается руками от груди охотника, падает на землю, во всех смыслах теряя под собой опору. Астрид пользуется этим, чтобы напасть, но ей дорогу к Гриммелю неожиданно преграждает Дневная Фурия, которая на неё… рычит? - Хорошая попытка, но не стоит на меня нападать, дорогуша. – Насмешливо произнёс Гриммель, ласково поглаживая Фурию, которая… терлась о его бедро головой? - Да, Астрид, это было слишком отчаянно для тебя. – Констатирует подошедший ближе вместе с Валкой Плевака. Выражение лица у матери сложное, но Иккинг видит в нём изрядную долю… смущения? Кажется, он ударился головой при падении… А, нет, у Беззубика, начавшего отходить от зелья, выражение морды такое же ошарашенное, как и у Иккинга. - Что всё это значит? – Тихо, даже не надеясь на ответ, спросил Иккинг. Но, всё-таки его получил, пусть и не очень внятный, от вглядывающегося в толпу Гриммеля. Помахав кому-то рукой (неужели на Новом Олухе у него были сообщники?), он произнёс: - Не беспокойся, я всё объясню, но чуть позже. А сейчас… - Он поднял руку, загибая пальцы под счёт. – Три, два, один… - ГРИММЕЛЬ ТОРСТОН! ГДЕ ТЕБЯ ХЕЛЬ НОСИЛА?!! – Будто того было мало, на уступ из толпы выбежала женщина. Лицом – почти вылитая Забияка, но если близняшка была худой, как доска, то у воительницы с громовым голосом была фигура, которой позавидовала бы даже Фрейя. - Заболталла, сестрица. – Гриммель сделал несколько шагов ей навстречу, пошире раскрывая руки, чтобы крепче обнять женщину. – Ты всё так же цветёшь борщевиком и пахнешь рыбьим жиром. Дочка – вся в тебя, жуткая красавица и балаболка! В жизни не встречал столь же невыносимой особы! - Даже не надейся задобрить меня своими льстивыми речами, братец. Где ты шлялся, Локин сын? – Пока эта парочка то-ли ворковала, то-ли ругалась, Иккингу всё-таки удалось встать, с помощью Беззубика. Но более понятной от этого ситуация не стала. Правда, близнецы в который раз вникли быстрее всех, но явно не в то, что нужно. - Так мы, выходит, всё-таки родственники?! Крутяк! – кажется, на это обреченно застонал даже Задирака. - Кто-нибудь может объяснить, что тут происходит?!***
Несколько часов разговоров, объяснений и срочных поисков спустя, Иккинг признавал, что всё ещё ничего не понимает. Нет, кое-что стало известным, но… То-ли знания шли вразрез с его мироустройством, то-ли их было слишком много для его уставшего организма. - Значит, ты - Гриммель Торстон, сын Крутяка Неимоверного, так? – Заболталла открывает рот, но Гриммель вовремя его прикрывает, своей ладонью. - Сестрица, я сам. Язык мне драконы ещё не отгрызли. Да, всё верно. - И ты же – Гриммель Ужасающий, лучший охотник на драконов вообще и Ночных Фурий в частности? – Продолжал допытываться Иккинг, на что Гриммель только развёл руками, кивая с улыбкой. Юный вождь застонал, опуская голову на стол. - Если ты являлся Хулиганом всё это время, то зачем воевал с нами и пытался поймать драконов? - Иккинг, я Хулиган, а не идиот. – Закатил глаза Гриммель, но тут же стал серьёзным и повернулся к Валгаллараме, спрашивая: - Небольшой резной сундучок с замком в виде головы Злобного Змеевика у тебя? Стоик должен был о нём упоминать. Иккинг хотел было спросить, почему это должен и когда бы он успел, учитывая то, что отец с матерью после своей встречи не так уж долго были вместе, но Валка вздохнула и засунула руку за пазуху, вытаскивая из неё стопку писем, произнося: - Теперь я понимаю, почему Стоик так хотел тебя поймать и приковать к Олуху – это и мне кажется единственным способом не дать тебе влезать в приключения, оправдываясь необходимостью. - Сказала та, что, имея на попечении целое гнездовье, нападала на корабли драконьих охотников, – хмыкнул Гриммель, а Валгалларама передала письма сыну, поясняя: - Вскоре после моего отлёта, Стоик узнал, что в будущем весь Архипелаг может оказаться в опасности. Однако из-за обязанностей вождя он сам не мог покинуть остров, но ему требовался тот, кто сможет отыскать нужную информацию и вовремя передать её на Олух. Кто-то, умеющий скрываться и вынюхивать, кто-то, кого не заподозрят, кто-то, кто… -… кто умеет лгать и обманывать лучше обычных викингов, как и спасать собственную шкуру, если станет совсем опасно, а не берсерком бросаться в бой. Я был идеальной кандидатурой, одиночка, пока ещё никому на Архипелаге неизвестный, а о том, что я Хулиган и Торстон и вовсе знали только на Олухе. – Подхватил Гриммель самодовольно, за что тут же получил посохом по затылку от Готти, но только поморщился и, потерев голову, продолжил. – По определённым причинам мне пришлось оставить Архипелаг на пару лет, а когда я вернулся, то узнал о том, что Армада собирается напасть на Олух. К счастью, они обратились ко мне, чтобы я поймал Ночную Фурию. - К счастью? – Прошипел под рык Беззубика Иккинг, но Гриммель оборвал вспышку его гнева одним взглядом. - Думаешь, было бы лучше, если бы они отравили все источники воды на Олухе в лучшем случае снотворным, достаточно сильным для Фурии и наверняка убившем всех детёнышей и драконов карликовых пород? – О таком Иккинг даже подумать не мог, выдохнул резко, лишь бы выкинуть ужасную картинку из головы, а травник медленно смежил веки, извиняясь. Это пугало – не только то, что Ужасающий говорил, а то, как Иккинг начинал его понимать. Словно отмеченное охотником в первую встречу сходство с каждым днём становилось всё сильнее, и уже сейчас каждую эмоцию Гриммеля юный вождь читал так же ясно и четко, как драконьи следы на песке, угадывая за игрой на публику суть. - Моя «охота» дала вам время для побега, хотя, я искренне считал, что вам стоило просто отправить гонцов ко всем своим друзьям : Армада и так вряд ли бы справилась с вами, а уж с помощью Защитников Крыла и Драконьих Дев победа была обеспечена. Иккинг почувствовал, как начинает краснеть. Почему-то эта идея ему даже в голову не пришла, да и до сих пор он считал её плохой, но только сейчас начал задумываться, почему: потому что письма к соратникам означали, что он не смог справиться сам, своими силами. Иккинг давно научился доверять драконам, но вот людям, кажется, так и не смог. Верил в них – но не доверял, особенно когда дело касалось его самого и его решений. А может быть, всё дело в том, что он не хотел и думать о том, что может быть в чём-то не прав. Ему тринадцать лет твердили о том, что его идеи безумны, а сам он ничего не стоит, а после он сделал то, что не смог сделать никто другой, он доказал, что прав, он стал героем, и пусть ему не сразу удавалось найти выход, но в конце, когда казалось бы, надежды нет, ему удавалось спастись самому и спасти других. А потом появился Гриммель. Который коротко и четко раз за разом доказывал их сходство и то, насколько они были похожи, бесило Иккинга. Потому что он был всем, что сам Карасик ненавидел: охотником, выпендрёжником, убийцей. А значит, таким мог стать и Иккинг. - Ты пытался поймать Беззубика. Ты притащил с собой целое войско. А теперь ещё и пытаешься убедить всех, что мое решение было ошибочным? - Потишше, юный вождь. – В тон ему прошипел, зеркально наклоняясь над столом травник. Сейчас глаза у него были точь-в-точь как у Скользкокрыла, ядовито-голубые. – А то скоро перестанешь им быть. - О, ты всё-таки попытаешься меня убить? Прямо сейчас? – Иккинг ухмыльнулся, едва не пропев это. Гриммель невообразимо мягко, бархатно-зло хохотнул, отвечая ему тем же удушающе-ласковым тоном: - Если бы моей целью было убить тебя, я сделал бы это раньше, у меня было много возможностей. Нет, всё будет согласно законам. Готи, Иккинг же не предъявлял право на Сьюунде*? И на тризне с девой он не возлежал, так ведь? Значит, и официально его вождём не делали и другие наследники могут предъявить своё право на титул вождя. - Какие другие наследники? У моего отца не было других детей! – Возмутился Иккинг, пока Готти выводила на песке ответ. - Детей – нет. – Согласился Гриммель, всё ещё не отрывая от него взгляда, а позади него Плевака шумно откашлялся, будто не верил в то, что собирался говорить, но произнёс: - Ты прав, Гриммель сын Крутяка. Иккинг не подтверждал ритуалами своё право наследования. Право Старшего родича за тобой. – Кузнец поднял голову, растерянно моргая. - Иккинг, он действительно может. - Что может Плевака, ты о чем? - Гриммель входит в два клана: Торстонов по рождению, и Карасиков по признанному родству – твой отец принял его в семью как своего кровного брата. Он действительно может лишить тебя титула вождя… став им самим. На десятый день тело отца достали из кургана. Иккинг, занятый собственным горем, почти не участвовал в подготовке к ним, люди понимали, что ему не до того. Появление матери, потеря отца, невольное, но всё-таки предательство собственного дракона сильно сказались на нём. К счастью, были те, кто позаботились о Стоике. О том, что Валгалларама должна сопровождать мужа, и речи не шло. Но была проблема - Хулиганы не держали трэллов, и тир у Стоика не было. Однако, и это решилось быстро - одна из родственниц Обширного, лишившаяся своего жениха до свадьбы и так и не нашедшая нового, согласилась сопроводить вождя в Вальхаллу. Её не стали запирать с вином, позволив до последнего дня помогать другим женщинам ткать праздничные одежды. Лишь накануне ей был выдан хмель, дабы радостными песнями она могла его почтить. Готти, приняв обличие Хель, обрядила вместе с Валкой вождя в новый наряд и положила под голову ему подушку, а в руки - лиру. Остальные возложили рядом с ним фрукты и вино, дабы путь не был скучен. Сложили оружие и остальные дары, после чего загнали на ладью двух яков, вскрыли им шеи, пуская кровь на палубу. Когда животные пали, порубили их на куски, расположив их вокруг ложа. Последней жертвой была белоснежно-белая курица и черный петух - всё самое лучшее для дорого вождя. Шатров было не так много, всего с десяток, на самых близких. Был и для Иккинга, но в него спутница посмертия так и не вошла - в нём Плевака пояснял будущему вождю и остальным порядок ритуала, да и, как она знала, смысла её приход не имел. "Скажи ему, что я сделал это из-за любви к нему." - Произнёс Первый, как должно, как прочие, но смысл это имело иной. Гунн, как должно имени, жертвенная, только кивнула, увидев руны на его руке, сплетённые в знакомом всем имени. Его поцелуй, сухой, короткий и холодный, жёг ей губы до самой смерти, ощутимый даже после следующих сотен поцелуев. Трижды мужские руки поднимали её в небо, и трижды она произносила то, что боги ей показывали. В первый раз она видела своих уже погибших родителей. Во второй ей явился её наречённый. В третий раз она увидела Стоика, ожидающего её на пороге Вальхаллы, подающего ей руку. Гунн подошла к ладье, на ходу снимая браслеты. Скульдовы Руны блекли, исчезая, чувствуя её скорую смерть. Отдав Готти браслеты, а Валгаллараме - кольца, ей передали чаши с крепким вином. Испив их, Гунн спела, сердечно простилась со всеми, вздохнула, но твердым шагом прошла к шатру, под пологом которого почило тело Стоика под шум щитов. Шестеро шагнуло следом: Плевака, Спайтлоут, Хофферсон-старший, Элвин, Безымянный... И Первый, сильнее всех отличавшийся от остальных худощавой статью и снежной сединой. Он снова сделал к ней шаг первым, целуя и распуская завязки платья. ...Его поцелуи жгли кожу до самой смерти, пока он всаживал ей кинжал под рёбра. Когда ладью спустили на воду, подошли лучники и остальные из племени. Он замешкался, натягивая лук, но этого почти никто не заметил. Так же, как сам Иккинг не заметил того, что его стрела не была первой. Отстрелявшиеся Валгалларама и Плевака переглянулись, отходя в сторону уступа, откуда пролетела первая искра. Когда они дошли, Гриммель только-только опускал руку с луком. Валка кинулась к нему, обнимая: - Как хорошо, что ты здесь! Не знаю, как бы мы справились без тебя. Парализованные смертью вождя викинги просто не знали, что им делать. К счастью, Гриммель прибыл на Олух быстро, взяв на себя обязанности: помогал лечить раненых, организовал подготовку погребения, приготовил сюмбел и провёл Сьюунд, на котором мягко намекнул прочим, что сейчас не до смены правящего рода. Всё это Торстон провернул настолько ловко, что даже ни разу не попался на глаза Иккинга, да и другим запретил о себе говорить. Мягко отстранив от себя Валгаллараму, Гриммель бросил взгляд на пылающую ладью и произнёс: - Это ненадолго. Я остался только для того, чтобы проводить брата. - Гриммель, о чём ты говоришь? Ты сейчас как никогда нужен племени! Ты должен остаться либо для того, чтобы стать вождём, либо чтобы помочь Иккингу им стать. - Заверил его Плевака. Травник повернулся к нему, и кузнец понял, почему ему дали прозвище Ужасающий. - Что точно племени не нужно, так это сходящий с ума регент! - Прошипел он, и огонь в его глазах был ярче, чем погребальный костёр, после чего снова повернулся к морю, через несколько секунд злой тишины добавляя. - Драго... он забрал Луну. - Валгалларама охнула, понимая, о чём, он. - Я должен вернуть её. - Но как же Иккинг? Гриммель сжался, ежась от упрёка. Одно имя Наречённого избавляло его от безумия, пусть и ненадолго. Он улыбнулся, пожимая плечами. - Он жил без меня столько лет - сможет прожить ещё. Но я должен её вернуть. - Свистом подозвав Тирлич, Гриммель вскочил в седло, улетая. Ни Валка, ни Плевака просто не успели напомнить ему о том, что Иккинг жив столько лет только благодаря ему. * Сныть-борщевик, или шнитка - растение, на самом деле не имеющее отношение к настоящим борщевикам, но внешне схожее. Является лекарственным растением, листья и стебли подходят для супов, салатов. Сок сныти помогает при ревматизме, заживляет раны. А сныть, принятая внутрь, защищает от авитаминоза, повышает иммунитет, помогает работе почек и печени. Сныть используют для лечения анемии. Снытью питался преподобный Серафим Саровский. Сныть управляется Юпитером, такие растения часто считают добрыми и обладающими замечательными свойствами и это действительно так. Они, как правило, враждебны обитателям чужих миров, злым духам и колдовским чарам. В контексте главы больше интересно её сходство с борщевиком, и сами борщевики. Борщевик - это целый род растений,на латыни названный в честь знаменитого Геркулеса за силу и мощь. Многие виды съедобны и полезны, используются в медицине, но в большей степени известен Борщевик Сосновского, очень ядовитый и опасный вредитель, способный вызвать даже мутацию. В магии борщевик используется в некоторых целебных смесях, либо в ритуалах, предназначенных для нанесения вреда,(вызывает ожоги, и у женщин может поспособствовать выкидышу и/или уродству плода). Сныть-борщевик в этом мире является полезным видом, который драконы ценят больше, чем люди, опасающиеся перепутать его с борщевиками. Является частью естественного рациона травоядных драконов, особенно тех, что используют вместо огня яд, или сами пострадали от яда и кислот или имеют слабость в лапах. Снытью Валка и Гриммель подкармливали больных драконов и некоторых драконят. Сныть - это обманчивость того, кого ты считаешь врагом, но на самом деле является твоим другом) И да, встречайте Заболталлу, мою любимую ожп в этой истории! Пожалуй, это единственная женщина, которая действительно может дать Гриммелю в морду - и просто так, но больше от большой семейной любви. Матриарх рода Торстон, что как-бы намекает на то, что она самая безумная в этой семейке. * - ох уж эти викинговские погребальные ритуалы! Но, для начала, небольшой экскурс: в мультфильме нам показан обряд погребения с ладьёй, и, честно, когда я смотрела на ту кособокую лодочку, мне Стоика было жалко потому, что подобное погребение для вождя можно было счесть насмешкой. А учитывая то, что у викингов при несоблюдении ритуалов мертвый имел все шансы вернуться, дабы отомстить... Я решила исправить несправедливость, переработанный ритуал похорон, описанный выше, сделан по описанию Ахмеда ибн Фадлан из википедии, но вполне соответствует канону похорон из мультика. Из того же мультика ясно, что у викингов с Олуха отсутствуют трэллы как каста, то есть, рабы, но судя по всему, у остальных племён это есть, так что, автор в моём лице выкрутилась, решив сделать это фишкой племени Хулиганов. Ну а поскольку нет трэллов, то и тир, то есть, рабынь и наложниц, тоже нет, пришлось делать спутницей Стоика его родственницу - и прошу помнить о том, что такая участь для девушки считалась почётной, а не казнью или наказанием. Три основные вещи, которые я изменила для текста таковы: первая, что в случае живых взаимных Предначертанных среди близких вождя делается исключение - по обряду, выбранная женщина должна заняться сексом с приближёнными вождя, но Наречённым чисто физиологически трудно заниматься сексом с кем-то кроме друг друга, так что в первый раз Гриммель ограничился поцелуем с Гунн. Во второй, правда, не прокатило, но для этого Гриммель принял очень, очень много афродизиака. Вторая - вместо дочери, в последний путь Гунн провожала Валка, как воплощение той силы, что должна оберегать Гунн до прибытия в мир мёртвых, за что и получила в плату её кольца. Третья - что Гунн убил Гриммель, а не Готти, как это должно быть в ритуале. Готти, кстати, как я недавно выяснила до конца, это не имя - это должность. Готти, точнее, Годи, древнескандинавский термин (преимущественно древнеисландский) для обозначения общинного вождя или лидера, совмещавшего в себе административные, судебные и религиозные функции. Причём, Годи - мужское обозначение, для женщин были термины гидья, или гюдья (gyðja) (похоже, кое-кто из создателей недоучил некоторые факты о викингах)). Я знала о Годи ранее, но меня смутило то, что и в русскоязычной вики, и в английской, Готти обозначено как имя. Ещё одним интересным и спорным фактом является символ, что Готти нарисовала в конце второго фильма на лице Иккинга - Плевака говорит, что таким образом у них появился новый вождь, но у символа точно другое значение. Его самого мне найти не удалось, но наиболее близкие аналоги этого символа встречаются в более сложных рисунках, имеющих значение оберега в бою, исцеления, освобождение и покоя, и не несут смысла как символ власти, то есть, можно трактовать его как то, что Иккинг освобождён от боя, он исцелился, отомстив за смерть своего отца. Сьюунд - ещё один связанный с похоронами праздник, проходящий на седьмой день после смерти покойного, его ещё называют Погребальным Элем, из-за распиваемых спиртных напитков-сюмбел. Проведение этой церемонии завершало земной путь усопшего. Только после её проведения наследники могли предъявить права на наследство, и если почивший был главой семейства, то происходила смена власти в семье. Викинги вообще изображали смерть и похороны как сексуальный акт между почившим и проводником смерти. Подобные аллегории были не просто шалостями скальдов, так как они встречаются в самых ранних поэмах. В произведении IX века, Инглингтала, встречается несколько стансов, где утверждалось, что конунг происходил в «объятьях Хель». Традиция связывать смерть и секс является у скандинавов древней. Найдены, в основном на юго-западе Норвегии, 40 белых камней в форме фаллоса, установленные на вершинах курганов. Так что, смерть очень даже можно любить, да. Особенно если ты викинг)))