Хороший, плохой, лжец

      Рождество в Нью-Йорке — это нарядные витрины магазинов и кофеен, шопинг с друзьями, поход в театр и на каток с роднёй, торжественные гимны, старые добрые песни Abba и Синатры, запахи печёных яблок в карамели и отгремевших салютов, пробки, пробки, пробки, давки в торговых центрах и всегда ожидание чего-то нового, светлого и волшебного. Минувшие праздники не были исключением. После череды столкновений с миллионными убытками для города, его жителей охватила лишь бо́льшая эйфория от сокрушительной победы над плохими парнями. Нью-йоркцы гуляли так, что убытки едва не удвоились, и даже спустя неделю ещё чувствовались отголоски их безудержного веселья. Для полного счастья не хватало разве что снега.       Квентин провёл рождественскую ночь один в старой съёмной квартире. Питер любезно предложил ему перебраться на время в Куинс — и ЭмДжей даже не возражала, — но он так же любезно отказался. Пожалуй, это Рождество отличалось от любого другого вечера лишь шампанским, которое он предпочёл вину. Он полюбовался фейерверками из окошка кухни, в сотый раз пересмотрел «Пятый элемент», а в полночь уже кемарил, сидя на диване с пустой бутылкой в руке.       Утром воскресного дня изумрудный «кавасаки» стоял на светофоре напротив длинной витрины магазина электроники. Из канализационной решётки у тротуара валил пар, а когда его развеивал ветер, ряд телевизоров с внушительной диагональю увлекал водителей сюжетом какого-то рейтингового шоу. Он уже видел этот выпуск или один из десятков таких же. Репортёрша брала у Питера интервью, расспрашивала, как тому живётся с таким наплывом популярности, а тот шутил, мол, на днях его зазывали на шоу Джимми Фэллона, но он дал заднюю.       С победой над Зловещей Шестёркой парня как подменили. Всё началось с того, что одним утром он вышел к прессе в куртке с «паучьим» принтом. Впервые он перекинулся парой приветливых слов с каждым подошедшим к нему журналистом. Он спокойно ездил в общественном транспорте, пешком прогуливался по улицам среди бела дня, здоровался с улыбающимися ему прохожими, жал руки, фотографировался, раздавал автографы. Вскоре на YouTube появился канал Человека-паука, собравший миллионы подписчиков. Instagram пестрил забавными снимками и видео, где он играет бицепсами, не стесняясь наготы и доводя девчонок до исступления, тягает гантели и нокаутирует грушу, даже затягивается сигарой с бутылкой виски на переднем плане. Словом, живёт полной жизнью.       После расставания в ту ночь на сахарном заводе бывшие напарники старательно избегали друг друга. С разгромом Мистерио и Шестёрки все лавры достались Пауку, он же остался не у дел. По сути дела, отныне его не существовало вовсе: ни на бумагах, ни в жизни Питера, вообще нигде. Он по-прежнему представлялся Фрэнсисом Кламом, однако был безымянным призрачным гонщиком на изумрудном «кавасаки», о котором местные бомжи и байкеры уже слагали небылицы. Причинив столько зла лишь затем, чтоб вернуться в начало с пустыми руками и разбитым сердцем, он мало-помалу смирялся со своей ненужностью.       Красный сигнал светофора сменился зелёным. Мерное урчание байка возвысилось до рыка, и он повернул вслед за колонной машин. Слух ласкала любимая старая музыка. Трек закончился, и за ним заиграла та песня, что звучала в номере гостиницы, где они с Питером впервые занялись сексом. С широкой Девятой авеню он выехал на 45-ю улицу, перестроился для поворота на Таймс Сквер. Снова светофор. Мелодия будила в душе воспоминания, и он только сделал громче.       Дальше петлял наобум: 7-я авеню, 50-я улица, плотные ряды машин движутся в объезд Рокфеллер-центра. Светофор. Темп песни нарастает. Как только загорается зелёный, он выкручивает газ до упора и дальше несётся вперёд, уже наплевав на светофоры.       51-я улица. Он петляет между еле ползущих машин, едва не сбивая зеркала и беспечных пешеходов на дороге. Рука сильнее нажимает на ручку. 60 километров в час, 70, 80…       Резкий поворот на 9-ю авеню. Почему-то сейчас вспомнились слова Питера о том, как он летит, рискуя расшибиться, но в решающий момент останавливается.       Кварталы пронеслись мимо за пару секунд. Вот уже байк приближается к тому самому переходу, к той самой витрине с телевизорами. Питер бы остановился. Но только не он, он дойдёт до конца.       И байк влетает в витрину на полном ходу, сшибая стекло, телевизоры и всё, что стоит на пути. «Кавасаки» переворачивает. Когда он оказывается на земле в горе осколков и заваленный бытовой техникой, переднее колесо ещё некоторое время крутится.       Пронзительный звон сигнализации заглушил крики прохожих, которых не задело лишь по счастливой случайности. Посетителей внутри не оказалось: в этот день продавцы припозднились с открытием. Кто-то подбежал к куче коробок, стал поспешно разгребать завал. Он не двигался. Чувствовал, как от малейшего движения стёкла вонзаются глубже под кожу. Больно было даже вздохнуть. С него стянули тяжеленную коробку с плазмой.       Перед глазами темнота, в ушах звенело то ли от сотрясения, то ли продолжала разрываться сигнализация. Чья-то рука сжала плечо, шлем стянули с головы.        Это Питер. Он снова спас его. Не в силах поднять голову Квентин едва разлепил веки. Над ним беззвучно хлопал ртом паренёк с бейджем. Должно быть, он говорил что-то о скорой, но ему слышится другое: «Не тебе решать, как принять смерть. Бежать бесполезно».       В кабинете доктора Райнхарта ничего не поменялось с тех самых пор, как тот проводил своего постоянного клиента по окончанию их последнего сеанса. Антикварные часы продолжали неспешно отсчитывать время приёма, диван был всё таким же мягким, а в воздухе витал знакомый аромат дорогого английского табака. Чернильное перо шуршало о страницу новенького журнала. Он взял в привычку каждый вечер запирать заметки в ящике стола, ключ же повсюду носил с собой в нагрудном кармане. После инцидента, который он не обсуждал ни с кем, кроме Паркера, желание работать вернулось к нему с удвоенной силой. Конечно, первое время к нему наведывались федеральные агенты и частенько мучили по ночам кошмары, однако, как и обещал, Питер вернул ему прежнюю спокойную жизнь и честное имя Людвига Райнхарта.       Растянувшийся на диване посетитель прошёлся ладонью по мягкой коже обивки, палец нащупал незаметную царапину, к которой он неизменно возвращался с самого первого сеанса. Возможно, она была тем якорем, что защищал от непостоянства этого мира. Царапина всегда была на месте, в чьей бы шкуре он ни оказался, и простое касание вдохнуло в душу Квентина спокойствие.       — Я не знаю, с чего начать.       Глаза Райнхарта за стёклами новых, таких же старомодных очков на миг оторвались от записей:       — Почему вы пришли ко мне, Квентин? Могу я так вас называть?       Ему не понравилась прямота дока, и всё же он ответил:       — Кроме вас, мне не к кому было пойти.       Пытливый взгляд скользнул на чужую забинтованную руку.       — У вас травма?       — Авария на мотоцикле, — он беззвучно посмеялся непрошенным воспоминаниям. Суицидальный мотив, в точку, док. — Не парьтесь из-за этого: мои кости крепче, чем у Росомахи, а порезы и гематомы заживут за пару дней. Я в норме.       Райнхарт перевернул страницу журнала, выпрямившись в кресле. Ногти забарабанили по столешнице:       — Не скрою, мистер Бек, что я питаю большой интерес к вашим… талантам. Собственно, это одна из причин, по которой я решился принять вас после всего случившегося.       — А другие причины?       Райнхарт уже свободно откинулся на спинку, поигрывая пером с затаённой ухмылкой на губах.       — Если откровенно… Вы всегда были моим любимым пациентом. Даже не Паркер. Вы, Квентин.       — В особняке мне так не показалось, — он недоверчиво поднял бровь. — Хотя начало было многообещающим, это да!       Тот подавился несдержанным смехом, ладонь захлопала по подлокотнику:       — Ох-ох, мы оба вошли во вкус! Кстати об особняке! Претенциозная безвкусица — я запомнил. И уже заказал современную меблировку.       — Не благодарите, док.       Рассевшиеся под пахучей нарядной елью Питер и ЭмДжей весело разворачивали коробки в цветной фольге. Праздники закончились, чего не скажешь о подарках от фанатов, которые никак не кончались. Не зря всё-таки их семья переехала в башню Мстителей: в старой квартирке все эти стопки открыток, игрушки, сладости и гаджеты на за что бы не поместились. С ростом популярности бойфренда предприимчивая ЭмДжей даже стала подумывать об открытии благотворительного фонда: и бедные детишки Гарлема обрадуются, и барахло будет куда девать.       — Директриса фонда помощи сиротам. Неплохо для первой работы, а? — она бросила комок обёрточной бумаги к горе блестящей мишуры.       — Уж лучше, чем на кассе в «KFC».       Питер выложил в Истории одно из десятков селфи с подарками от подписчиков, после чего коллекционная фигурка Чёрной вдовы полетела к своим новым пластиковым друзьям: Кайло Рену и снеговику из «Холодного сердца». Сидеть в темноте, окрашенной мерцанием гирлянды, было уютно и хорошо, однако обоих скоро потянуло ко сну. Банные процедуры в джакузи довершили дело усталости, и стоило ЭмДжей запрыгнуть под огромное одеяло, как из-под него донеслось сладкое сопение.       Питер пристроился на другом краю двуспальной кровати. Хотя для всех вокруг они с подружкой разыгрывали идиллию, в последнее время та скупилась на ласки. В чём-то она была права: заморочки не давали им быть до конца откровенными, отдаляли их друг от друга.       С этой мыслью он незаметно для себя провалился в сон. Ему привиделся до боли знакомый кабинет. Он нашёл себя на привычном месте как раз посреди сеанса. Со сложенными за спиной руками у чернеющего окна задумчиво застыл Райнхарт:       — Я думал, чем помочь вам. Мало кто поймёт всю тяжесть ваших душевных мук. Я взвесил все за и против, долго сомневался. И всё же выход один — новый курс терапии, разработанной под ваш особенный случай.       — От чего вы собрались меня лечить? — возмутился Питер, но не своим голосом.       — Параноидальная шизофрения, мой мальчик. Мне жаль…       — Нет, — едва произнесли губы Бека, чтобы тут же сорваться на крик. — Значит, я псих?! Может, и вы моя галлюцинация? Ха-ха!       Питеру, напротив, стало не до смеха. Этот сон слишком реалистичный: здесь явно не обошлось без паучьей телепатии.       — Нет-нет, Квентин. Я как раз связываю вас с реальностью и помогу отличить её от бреда. — Райнхарт порывисто развернулся к нему, но с места не сдвинулся. — Подумайте сами: ваша разработка М.О.Р.Г. Как хорошо изучено её влияние на психику после длительного использования? Ад, воскрешение, демон и боги отдают вам приказы… Сверхспособности, наконец! Клиническая картина типичного параноидального шизофреника.       Он звучал как никогда убедительно. Питер нутром чувствовал, как внутри Бека разрастается страх, а язык сковывает немота.       — Я давно подозревал у вас расстройство, Квентин, — уверенные шаги отмерили расстояние до другого конца кабинета. — Особо «тяжёлые» шизофреники иногда сочиняют себе целые отрезки жизни, которые проживают месяцами, пока длится эпизод обострения. Очевидно, ваш психический тонус ослаб, когда вы решились прийти ко мне за помощью. Мы воспользуемся этой короткой фазой, чтобы подробней изучить природу ваших маниакальных идей.       Он завёл метроном на столе, как делал перед сеансом гипноза.       — Вы про что, док?       — Ваши фантазии, Квентин. Расскажите мне о Старших, о Киндреде, о том, как получить силу богов обычному человеку.       Тик-тик-тик.       — Я не… Я сказал всё, что знаю! Они не посвящали меня, — беспокойство стремительно оборачивалось паникой. Здравый смысл в Беке боролся с первобытным началом, гнездящимся где-то в недрах лимбической системы мозга. Если Питер и был беспристрастным наблюдателем этой сцены, то повлиять на её исход не мог.       — Уверен, мы сможем достучаться до са-амых глубин подсознания.       — Не надо!       Тело бесконтрольно дёрнулось. Только сейчас он заметил, что не может пошевелить руками. Взгляд в ужасе опустился вниз, разглядев туго завязанную смирительную рубашку. Помрачневший Райнхарт подошёл ближе.       — Квентин, я не могу вас отпустить. В таком состоянии вы представляете угрозу для окружающих. В прошлый раз на мотоцикле вы чудом никого не сбили!       Тик-тик.       — Но ведь… Сородич, мои силы… это выдумка? Неправда?       — Верно, и всё-таки человека, который внушил себе что-то, опасно недооценивать. Квентин сдался. В нём не было больше сил сопротивляться — лишь леденящая опустошённость. Док прав или снова пудрит ему мозги? Не важно: он правда опасен для всех, кто рядом. Лучше быть одному, под чьим-то бдительным присмотром. Так всем будет спокойней. В конце концов, Квентин Бек — просто имя в старом некрологе. Призрак, вообразивший себя королём дорог. Тень.       И тут внутреннюю пустоту потеснило чьё-то необъяснимое присутствие. Он ощутил, как в нём пробуждается воля, но какая-то инородная. Чужая. Мышцы рук налились силой, ткань рубахи затрещала.       — Что за игру вы ведёте, сэр?       Он больше не владел своим телом: кто-то перехватил контроль, говорил с Райнхартом через него, а самого дока так скривило от растерянности, что смотреть было жалко. Квентина наполняла злоба. Её знакомый горько-сладкий вкус буквально чувствуешь на языке, осязаешь так ясно и полновесно.       — Кажется, я понял, — напряжение мышц разорвало верёвки. — Дорвались до власти, безнаказанности?       Когда-то праведный гнев был обращён на него, а теперь разгорался внутри жарче пламени теней. Он знал эту восхитительную злость, жаждал её.       — Всего лишь научный интерес. — Райнхарт сохранял хладнокровие, но на всякий случай отгородился столом, заглушив рукой метроном, чьё тиканье теперь раздражало его. — Я считал вас более внушаемым, Квентин. Люблю клиентов, легко поддающихся методу.       Он поднялся, сбросив рубашку на диван. Вновь ощущался тонус тела, пропускаемые им миллиарды электрических импульсов, что приводят в движение члены. Он мог управлять собой, и в то же время второй хозяин внутри него удерживал контроль. Их воля, мысли, эмоции — всё слилось воедино. Отныне не осталось ничего слишком личного, слишком интимного. И это сводило с ума.       — Я обязательно сделаю вас моей подопытной крысой, Квентин, — рука Райнхарта рывком дёрнула ящик стола, чтобы достать оттуда трубку и с ней завалиться в кресло. За толстыми стёклами очков — беспощадность, с какой студент-медик разделывает лягушку на уроке биологии. — Тайна Старших богов, их безграничной силы… С моим научным подходом я постигну больше, чем все мыслители и учёные вместе взятые. Ну а вы… Ещё один псих с комплексом бога, который бредит о сатане, велевшем ему вырезать на руке номер игрока в регби, — он запросто пожал плечами, пересохшие губы сжали мундштук. — Кто узнает?  — С меня хватит, — скупо ответил Квентин.  — Попробуете меня убить? — он держался невозмутимо, но трубка у него во рту так и осталась без огня.  — Я ухожу. Когда тяжёлое молчание прервал хлопок дверей, Райнхарт едва не подпрыгнул в кресле. Его трубка задымилась сама собой, и здесь определённо не обошлось без чёрной магии. Кое-как добравшийся до дома в полном смятении чувств, Квентин выудил телефон из кармана, непослушный палец заводил по экрану в поисках номера Паркера. Долго искать не пришлось: тот набрал его сам первый раз за все рождественские каникулы:  — Нам надо поговорить.  — Да. И как можно скорее, — он не мог сдержать дурацкой улыбки. Мышцы лица свело от напряжения, а внутри его как будто щекотали лапки сотен маленьких паучков.  — Так. Хадсон-Ярдс. Встретимся там возле Воронки.  — Мы снова подерёмся? — смешливо выдохнул Квентин.  — Или займёмся сексом, — промурчали на том конце связи.  — Третьего не дано. Весёлого Рождества!  — Весёлого Рождества. Воронкой Паркер называл смотровую площадку Vessel, которая появилась на Манхэттене только весной 2019 года, однако быстро стала новым символом Нью-Йорка и любимой локацией для инстаграмщиков. Билетики туда разлетались, что горячие пирожки: туристы сновали туда-сюда по бесконечной глянцевой лестнице, растянувшейся на шестнадцать этажей, в поисках лучшего вида на лежащий вокруг сквер с причудливо переплетающимися пешеходными и зелёными зонами.       Он едва ли отыскал бы в столпотворении мелкого паренька, пускай и притягивающего к себе всеобщее внимание. К счастью, Питер оказался на самом дне Воронки, там, где ветвистые дороги раскинулись на все стороны света, уходя всё выше в небо. Сверху всё это походило на круги ада с круглым светильником, напоминающим ледяное озеро Коцит, по центру. А впрочем, в последнее время он перегибает с мрачными фантазиями.  — По-моему, это больше похоже на шаурму, чем на воронку. Паркер осмотрительно зыркнул по сторонам, после чего увёл своего спутника подальше от посторонних глаз и ушей. В сквере они уселись по разные стороны деревянного уличного столика, засыпанного прошлогодней листвой. Какое-то время они молча глазели друг на друга: каждый пытался разгадать в другом перемену, которую оставил недавний опыт переселения душ. Беспричинная улыбка вновь вернулась на ребячливое лицо Квентина. Он тщетно пытался облечь в слова бурю восторга, бушевавшую с тех пор, как Питер открыл в нём невидимую дверь и шагнул внутрь. Это было даже лучше секса.  — Паучья телепатия, значит? — он покрутил в ладонях оставленную кем-то трубочку из нержавейки. — И ты… прямо всё видел? Моими глазами?  — Абсолютно, — тот отвёл взгляд, то ли боясь выдать случайным свидетелям свой секрет, то ли не в силах вынести чужой ласковый взгляд, проникающий под самую кожу.  — Ты был во мне. Буквально! Я чувствовал твоё присутствие, — всё больше расходился Квентин.  — Только моё? — под отрезвляющим взглядом Питера он попридержал восторги. — Ты не чувствовал кого-то третьего? Кин… Прости, Сородича. В любом случае я хочу знать, кто или что пролазит в мои сны, — опёрший локти о стол Питер наклонился ближе. — Но сейчас не об этом. Вернуться к Райнхарту, серьёзно?! Почему ты не позвонил мне? Он развёл руками:  — У тебя своя жизнь. Я решил, мы порвали после того, как твоя девчонка нас застукала. Да, а ещё она до сих пор подозревает, что ты организовал её похищение, пробурчал внутренний голос Питера. Под прицелом бездонных глаз Бека хотелось провалиться под землю примерно на ту же глубину. Он осуждает и жалеет его одновременно — как же осточертели эти вечные метания!  — Что мы будем делать с доком?  — Ты меня спрашиваешь?! — возмутился Квентин. — Этот чокнутый профессор собрался сделать меня подопытным грызуном! Он пытал меня сколопендрой, Пит!  — Даже не хочу знать, что это значит.  — Интересно моё мнение? Зря ты с ним носишься, как со святым мучеником! Как много вы провели сеансов? Один-два? Я с ним куда дольше, и, можешь поверить, док никогда не был наивным простачком. Мне стоило только подтолкнуть, а он уже и банду сколотил, и с М.О.Р.Г. освоился похлеще меня, и в новом костюме чувствовал себя превосходно! Думаешь, сбросив мантию Мистерио, он сразу стал белым и пушистым? Как бы не так! Это расчётливый, умный и крайне любопытный хрен, который манипулирует не хуже самого Гудини!  — Кстати о манипуляциях. Как ты, грандмастер иллюзий и гуру притворства, мог повестись на это?  — Дважды. — пристыженный Квентин спрятал лицо за ладонью. — Док говорит, что я внушаемый. Ты не представляешь, как он умеет обрабатывать… Питер не дослушал:  — Есть один тест на внушаемость. Хочешь попробовать? — заинтересовав его, он выставил руки вперёд. — Сцепи пальцы вместе. Вот так. Теперь представь, что они сжимаются всё сильней с каждой секундой, — и он продолжил повторять за гипнотизёром из древней передачки, которую Мэй смотрела по телеку ещё в молодости. — Окей. А сейчас попробуй расцепить пальцы. Руки Квентина суетливо задёргались, лицо смешно скривилось от натуги, но ладони будто приклеились одна к другой. Питер сам подивился своему скрытому дару внушения:  — И ты ещё называешь себя суперзлодеем? Когда он вдоволь отсмеялся, Квентин невозмутимо закончил предыдущую мысль:  — Райнхарт не остановится, но сдавать его федералам — не лучший выход. Если ты этого не понимаешь, то поймёшь. У меня есть план, как подрезать ему крылышки, и есть человек, который поможет в исполнении. А главное — ты получишь стопроцентное алиби по делу о моём убийстве, — он поймал тревожный взгляд Питера. — Обойдёмся без шума, пыли и крови. Никто ничего не поймёт. Питер помолчал с минуту. Вокруг беззаботно прогуливались местные и приезжие. На него никто не обращал внимания: всё благодаря иллюзиям Бека, которые и не сразу-то заметишь.  — Квентин. Не знаю, что ты там задумал, но, когда всё кончится, я хочу сделать одну вещь, — он потянулся к нему, тот сидел замерший, как истукан. — Мы с тобой покончим с Киндредом. Ты и я. Плевать, демон он или пробудившийся Ктулху — нам хватит сил устроить ему поездку в ад в один конец! Он больше тебя не тронет, — он отстранился, грозный вид сменила добродушная улыбка. — Я звучу слишком пафосно, да? Ну ладно, мне пора домой, пока родня не разбушевалась. Нервничают, если пропадаю дольше чем на полчаса. Растерянный взгляд Бека проследовал за вышедшим из-за стола Питером.  — Так план в силе, Пит? И… как мне руки-то расцепить?!