***
Они находились в тылу у врага в очередной стрелялке от первого лица, когда у Хосока зазвонил телефон. На рингтоне у него стояла какая-то танцевальная песня. Хосок взвизгнул, подкинув джойстик и поймав его снова как горячую картошку. Чангюн захихикал. Он достаточно развил чувство юмора за всё время работы, чтобы найти это забавным. Хосок закатил глаза и пихнул его, но всё равно игриво улыбался, заметив, что Чангюн вроде не совсем сумасшедший. — Проверь уже телефон, — Хосок что-то проворчал, набирая номер и прикладывая телефон к уху. Чангюн поставил игру на паузу, метнув глаза на Хосока, с любопытством, но не навязчиво. Он мог слышать тихие звуки Минхёка на другой стороне. — Нет, всё хорошо, — сказал Хосок, бросив взгляд на машину. — Я играю с Чангюному него дома. –Голос Минхёка стал громче. Выражение Хосока поменялось, брови поднялись, и он снова быстро глянул на Чангюна. — Заткнись, Минхёк, — отрезал он. — Иди и развлекайся сам, а меня оставь в покое! — Хосок посмотрел на Чангюна, извиняясь, и положил трубку. — Он на свидании, — объявил он потом. — Вернётся только вечером — ничего, если я останусь здесь? Чангюн быстро заморгал, обрабатывая новую информацию. Ещё на несколько часов. Он не возражает, совсем нет — просто это так странно, что Хосок хочет провести так много времени с ним. С роботом. Когда Чангюн сказал это, — естественно, без части о роботе — Хосок поднял голову на него с неподдельным удивлением: — Конечно, я хочу провести время с тобой, — сказал он. — Ты очень интересен. И я говорю это не в плохом ключе. Я имею ввиду — ты другой. — Другой? — переспросил Чангюн. Он пытался сфокусировать на беседе вместо тысячи других вещей, прыгающий у него в голове на фоне. Без паники, твердил себе Чангюн. Он может быть другим.Он не раскрыт. Быть другим не значит ничего. — Как — другой? — Все так много разговаривают, знаешь, да? — Хосок, светясь, пожал плечами и откинулся на диван, будто говорящий то, о чём думает. — Но не ты — ты тихий. И, я полагаю, внутри тебя многое происходит. Словно ты — наблюдатель, всё принимаешь и обрабатываешь, и, похоже, у тебя так много мыслей и идей в голове, но ты не показываешь их миру. Из-за этого мне хочется узнать тебя лучше. Чангюн смотрел на Хосока, а тот смотрел на него. Осознавал (как прозрение), что он существует. Что он не просто сбор разрозненных электрических процессов, а настоящее существо в своей целостности. Странное откровение — а как ещё описать? Одна вещь встала на место, и тысячи, миллионы, миллиарды других встали вслед за ней. Сложная паутина домино рухнула в совершенной синхронности. — Ты снова этим занимаешься, правда? — спросил Хосок. Чангюн вернулся в реальность, к его тёплой улыбочке. — Ты снова погружён в мысли. Я вижу это по твоим глазам. Перед ними будто совершенно новая вселенная. По глазам. По его лабораторным, роботовским глазам. Одна мысль о том, что человек увидел в его глазах что-то, кроме кáбелей и кода, заставила Чангюна задрожать. — Возможно, — произнёс он робко и улыбнулся Хосоку в ответ, пытаясь удержать энергию, бушующую внутри. — Спасибо. — За что? — Хосок нахмурился. А Чангюн не знал. Он пожал плечами, будто выученный людьми. Не считая этих минут, ему не нужно было думать об этом. Просто так вышло. Происхождение многих вещей уже не волнует Чангюна, прямо с того момента, когда он вышел в человеческий мир. Глаза Хосока были такими дружелюбными, и поэтому Чангюн затрепетал. — Спасибо за то, что смотришь на меня, — сказал он.***
Хосок предложил им поужинать вместе — я угощаю, — говорил он, светясь, — чтобы отблагодарить тебя. Чангюн пытался сбежать, но Хосок утащил их таки в кафешку, где, как он говорил, нечеловечески вкусно и весело. Эта фраза показалась Чангюну очень уместной, и он заулыбался. Чжухон ужинал с коллегами, поэтому там были только Чангюн и Хосок — в углу маленького душного ресторанчика, стуча под столом коленками. Чангюну, безусловно, еда не требовалась, есть он таки мог — положить что-то на язык, распробовать, пожевать и проглотить. Но человеческая еда для него бесполезна — просто ещё один продукт отхода. Ел Чангюн нечасто, а, значит, был не слишком хорош в этом. Он долго возился с палочками, пытался найти в сети видео людей, кушающих рамён. Поднял ложку правой рукой, как Хосок, сделал глоток супа… Неловко пытался брать рамён так, чтобы он не падал и доходил до рта, пока Хосок хихикал над ним, а затем открыто захохотал — звонко, как колокольчик. — Ты там как? — выжал он наконец. Чангюн состроил непонятную гримасу. — Прости, — пробубнил он. — Я нечасто кушаю рамён, — глаза Хосока стали до смешного огромными. — И почему же? — он снова начал задыхаться, словно Чангюн рассказал невообразимую тайну. Если он так удивился, то можно представить, в каком бы он был ужасе, узнав о тайне его существа. Но Хосок, конечно, ни за что, никогда в жизни не узнает этой тайны. — Не знаю, — сказал Чангюн, раздумывая. — Но рамён точно не моё любимое блюдо, — его тон повысился к концу фразы, словно это был вопрос, словно Чангюн не был уверен в том, что говорит. Хосок снова вытаращил глаза, будто Чангюн только что признался, что пинал щенков. — Не твоё любимое, — неуверенно повторил он, прижав руку к груди. — Тогда какое — любимое? Вопрос гораздо более сложный, чем Хосок думает. — Крабы, — быстро вспомнил Чангюн, — креветки. Морепродукты. Эти слова почему-то заставили Хосока засмеяться. — Замечательно, мистер ФэнсиПэнтс*, — сказал он, и голос его игриво зазвенел. Чангюн совсем не понял, что тут смешного, но что-то в поведении Хосока его успокаивало. Мыслительный аппарат не начинал жужжать, как всякий раз происходило, когда Чангюн сталкивался с непонятными вещами. Он лишь улыбался, уткнувшись в тарелку с рамёном, и кидал в рот одну ложку супа за другой. Бульон был лёгкий, но ароматный. Может, рамён и не так плох. — Классно, — сказал Хосок и тоже продолжил шумно кушать. — Я прощу твоё преступление с рамёном, но только потому, что мы друзья. Чангюн оцепенел. Друзья. Слово эхом отдавалось у него в голове. Хосок считает их друзьями. Чангюн поднял глаза. Хосок радостно поглощал блюдо, не обращая на него внимания. — Друзья? — Чангюн повторял сквозь туман своего разума. — Ты сказал, что мы — друзья? — Да, — сказал Хосок, остановившись есть. А потом, медленно, — а разве это не так? Что-то внутри Чангюна возбуждённо зажужжало. Так же, когда Чжухон назвал их друзьями, кажется. Почти в точности, как тогда. Да, это же точно он. Его второй друг. — Не совсем, — поправил быстро Чангюн — он не хотел, чтобы Хосок думал, что он не расположен к идее быть друзьями. Слова, которые он хотел сказать, застревали в горле, прежде чем он их озвучивал. Что за нелепость! Машина имеет в распоряжении всю информацию Интернета, бесконечное количество слов для использования. Но машина слишком озабочена подбором нужных, и все её процессы спотыкаются друг о друга. Хосок, наклоня голову вбок, улыбался и успокаивающе смотрел на Чангюна. Было что-то в этом взгляде — оно удобно усаживало и заставляло все мысли, выводящие из себя, остановиться. — Я просто.. У меня немного друзей, — сказал Чангюн нерешительно. — Только Чжухон, и потом, — он вдруг осёкся, не представляя, как рассказать об остальных его знакомых, утаив секрет. Пусть мысли зависнут в воздухе, а потом он тряхнёт головой и начнёт говорить заново. — Это ново для меня, серьёзно, — пробубнил Чангюн, опустив глаза. — Меня всегда защищали, а сейчас я впервые живу вдали от. дома. Я знал немногих людей, и друзей поэтому тоже немного. Повисла тишина. Чангюн свесил голову, вдруг забеспокоившись, что всё испортил. Помешивал лапшу палочками, чтобы занять руки. Но затем он почуял мягкое прикосновение к руке, останавливающее его нервные движения. Он поднял глаза и увидел Хосока, смотревшего на него. Его глаза заставляли Чангюна хотеть большего. Больше чего – Чангюн не понимал; просто знал, что хочет большего. Может быть, больше этой мягкости, этой нежности, этой неприкрытой привязанности. Чангюн вздохнул. — Я просто думаю, что — нет, я чувствую это — я никогда не жил, понимаешь? — Похоже, понимаю, — сказал Хосок. Чангюн сомневался, что он что-то понял, да и существует ли вообще человек, способный его понять? Но Хосок был уже близко к пониманию. А Чангюн здесь, в настоящем.Он готов столкнуться со всем лицом к лицу, чем бы оно не оказалось. Он перешагнул черту, покинул мир правил, рутины и всех понятных вещей и рухнул в кроличью нору, где ничто не имеет смысла. И ведь всё это только придаёт сил, заставляет задаться вопросом — как он довольствовался (а может, никогда и не был доволен) своим путём? Хосок отнял руку и подпёр подбородок. Улыбался Чангюну в своём стиле, и в его глазах горел свет. — Добро пожаловать, — сказал он, будто посвящая в секрет, — в остаток твоей жизни.