Я, мечтатель

      Лениво проплыли следующие несколько месяцев. Чангюн перестал напряжённо думать обо всём. Он не забыл, какими словами выражать чувства, только знал уже, что это — хорошие чувства. Это — чувства, в которых он хочет греться в течение всей вечности. Он чувствовал, что живёт, и не хочет ничего менять.       Чангюн витал в облаках и не был готов просыпаться.       Но все мечты заканчиваются.       Шесть месяцев минуло с того дня, когда Чангюн встретил Хосока, и ему пора было возвращаться в лабораторию.       — Это не навсегда, — говорил Хосок, проводя Чангюну по волосам. — Ты ведь упоминал, что, может, они вновь выпустят тебя ещё на полгода.       Чангюн упоминал. Но лучше от этого не становилось.       — Могут и не выпустить.       Хосок мягко улыбался. Щекой он прижимался к подушке, чёрные волосы торчали в разные стороны. Чангюн не спал, но это не мешало ему заползать в кровать и обнимать Хосока. А сейчас Чангюн смотрел, отчаянно пытаясь запечатлеть в разуме его, лежащего перед собой. Машине не нужно для этого слишком стараться — она может вспомнить всё, что только видела. Но что-то подсказывало Чангюну, что ничто и никогда не сможет сравниться с тем, что он сейчас чувствует здесь, рядом с Хосоком, в эту незабываемую минуту.       — Если я не вернусь, — сказал Чангюн, — просто знай — встреча с тобой — это лучшее, что когда-либо могло со мной произойти.       — Не говори так, будто умираешь, — ответил Хосок. Чангюн заметил блестящие слёзы у него в глазах.       — Ты можешь никогда больше меня не увидеть, — настаивал он. — Хосок, так же может случиться.       Тот дотронулся до губ Чангюна самым нежным поцелуем.       — Я знаю, — прошептал потом Хосок, будто боясь что-то обрушить. – Поэтому давай не будем портить наши последние дни прощаниями.       Это, вероятно, была лучшая человеческая фраза, которую Хосок произносил. Но Чангюн не сразу понял, что это значит.       — Хорошо, — сказал он потом. Закрыл глаза, поцеловал Хосока и провалился в мечты.

***

      — Как ты думаешь, о чём они говорят? — спросил Чжухон, качаясь вперёд-назад. Они у двери в лабораторию, где провели кучу времени вместе; возвращаться туда для Чангюна было, как возвращаться домой. Но сейчас стерильные стенки и флуоресцентные лампы выглядели слишком чужими.       — Наверное, можно ли доверять словам робота, — Чангюн передёрнул плечами.       — Знаешь, с тех пор как тебя выпустили в мир, ты неплохо поднатаскал себя в шутках, и я даже не знаю, что думать.       Вопреки себе, Чангюн улыбался. Чжухон выглядел ещё более нервным, чем когда машина поняла, что её будущее решается в соседней комнате. Но они с Чжухоном сделали всё, что могли. Осталось только ждать и волноваться. Хотя, Чангюн не волновался. Он просто пытался замедлить процессы — а что, если, что, если, а если это — в голове, думал о Хосоке, и как тот улыбался, когда они попрощались прошлым утром.       — Что бы не случилось, ты всегда будешь здесь, — сказал тогда Хосок, тыкая себе в сердце. — Отсюда тебя никто не вытащит.       В его глазах светились слёзы, но Хосок не плакал. Пока что. Но Чангюн знал его слишком хорошо, после тех месяцев, знал, что Хосок заплачет, как только он отвернётся.       — Дрянное дело, — ответил Чангюн и всё равно поцеловал его.       И теперь он ждал, чтобы узнать, позволят ли ему жить с Хосоком, в его сердце. В его жизни.       — Они же согласятся, правильно? — спросил Чжухон, расхаживая взад и вперёд. – У этого есть прекрасное научное назначение. Ты продемонстрировал такой большой прогресс в развитии способности не только думать и вести себя по-человечески, но и чувствовать как человек. Они не могут отказаться от возможности, это может быть передовым исследованием.       Это — речь, что они готовили для выступления перед группой, которую возглавлял главный директор Кей Уилл — приведение таких вот доводов в пользу продления эксперимента на неограниченное время и, естественно, позволения Чангюну остаться среди людей. Теперь Чжухон повторял её из чистого волнения. Чангюн потянулся и взял его за руку, как бы прося перестать ходить туда-сюда. Его разум вернулся в то время, кажется, в прошлом году, когда Чжухон сам брал его за руку, чтобы успокоить. Сейчас они поменялись местами.       — Всё будет хорошо, — сказал Чангюн тихо.       Одна часть его разума чувствовала словно укол — мыслью о том, что если Чангюн не вернётся, Хосок станет грустить. А он не любит, когда Хосок грустит.       Но другая часть разума думала о том, что Хосок знает его всего полгода. Он погрустит, но не будет страдать до конца жизни. Чангюн знает достаточно о людях и об их привязанностях, чтобы понимать — разбитые сердца со временем исцеляются. Между ними что-то зарождалось, безусловно, и не получить шанса увидеться снова — кошмар, но это отнюдь не конец света для Хосока.       И для Чангюна тоже.       — Как ты можешь быть таким спокойным? — спросил Чжухон, скривив лицо и нервно крутя головой в разные стороны. Посмотрел, как машина села на один из стульев у рабочего стола. — Это же всё, о чём ты мечтаешь.       Так и было. Так и было, в точности. Чангюн грезил об этом очень долго. Думал о том, как быть человеком. Было так много жизней, которые он желал бы прожить, так много образов, которые могли бы его представлять. Но Чангюн кое-что выучил за эти шесть месяцев. Даже самые чудесные мечты — ничто по сравнению с реальностью. Ничто не сравнится с опытом выхода в человеческий мир, не имея ни малейшего представления о том, что произойдёт, какие люди повстречаются на пути. Ничто не сравнится с печалью и восторгом существования.       Чангюн возмущался, вспоминая людей, которые спрашивали у него про жизнь робота. Они не понимают, что машина всю работу задаётся таким же вопросом о людях. Почему? У Чангюна только те переживания и эмоции, которые ему дали. Что есть, то есть.       «Я — это я», — думал Чангюн. Это его реальность, и он гордится этим. Чего бы там не случилось — его жизнь принадлежит ему, и никому больше.       Его имя — Чангюн, и он — машина.       — Мечтать нет смысла, — сказал Чангюн. — Что есть, то есть — будь, что будет.       Чжухон странно сморщился, а машина вернулась на стул и продолжила ждать.       Дверь лаборатории открылась. Перед ними стоял Кей Уилл.       — Чжухон и Ай.Эм, — сказал он. — Мы сделали решение.       Чангюн поднялся. Мечты закончились. Пора просыпаться.