***
Они уже посмотрели полфильма про дурацкого дружка копа, когда кто-то постучал в дверь. Чжухон издал непонятный звук и потянулся к Чангюну: — Посмотри, кто это, — сказал он, тыча ногой в друга. — Ты иди и открывай, — возразил тот. — У меня сердце разбито, помнишь? — Я думал, у тебя нет сердца, — дразнил Чжухон, но потом вытянул руку. — Камень, ножницы, бумага. Чангюн пытался отпихнуться, но Чжухон начал трясти кулаком, а тот, кто не тряс кулаком — проиграл. Руки инстинктивно вытянулись, ладони раскрылись, пальцы растопырились. Чжухон захихикал и чикнул ножницами из пальцев перед лицом Чангюна. В дверь их квартиры вновь настойчиво застучали. — Ну кто там может быть? Уже десять вечера, — ныл Чангюн, выпутывая конечности из одеяла и шаркая к двери. Посмотрел в глазок. Неловко почёсывающий затылок и мотающий головой в разные стороны, за дверью стоял Хосок. — Это Хосок, — прошипел Чангюн, повернулся и прошагал обратно в комнату. Чжухон смотрел на него в замешательстве. Чангюн скорчил морду, — Это Хосок, — повторил он. — Что мне делать? — Открыть дверь? — тот пожал плечами. — Послушать, что он скажет? Чангюн издал коротенький странный звук, показывая, как он относится к предложению Чжухона. — Я же не смогу! — воскликнул он в смятении. — Он знает, что я — робот! Чжухон вроде хотел сказать что-то, но Хосок застучал ещё громче. Чангюн запрокинул голову назад, а потом уставился на входную дверь. Им показалось, что Хосок закашлял. — Я слышу всё, что вы говорите, — вдруг сказал он. Чангюн беспомощно повернулся к Чжухону. Тот лишь пренебрежительно махнул рукой, будто говоря: «просто открывай дверь уже, балбес». И поэтому, не знав, что ещё можно сделать, Чангюн дошёл до двери, щёлкнул замком и распахнул её. И продолжил стоять, скромно смотря на гостя. Д — Я же могу войти? Позади Чангюна Чжухон трещал от смеха. — Какая оказия, — заявил он, выключил телевизор и поднялся. — Я полагаю, вы не захотите, чтобы я тут оставался, поэтому я иду спать, — Чжухон прошагал через комнату; одеяло волочилось за ним. Он остановился на секунду, повернулся и посмотрел на Чангюна и Хосока. — Ведите себя хорошо, детки, — сказал он напоследок и исчез в своей комнате, тихо закрыв дверь. Чангюн отошёл, позволив Хосоку войти, неопределённо показал на диван и пролепетал что-то, похожее — он надеялся — на «присядь», но говорить по-нормальному он не мог, ведь факт того, что Хосок здесь, ошеломлял. В его квартире, с Чангюном, с роботом Чангюном, не кричит и не пытается сбежать. Хосок расположился на диване и похлопал рядом с собой. Его улыбка приводила Чангюна в восторг, словно ему можно притворяться, что всё хорошо, когда это решительно не так. — Я… — начал Хосок, пока Чангюн контролировал выход дежурного «чего ты тут делаешь». Хосок замолк и тихонько посмеялся. Его глаза словно приподнимались, и Чангюн захотел сделать что-нибудь, чтобы рассмешить его снова. Хосок сглотнул, собираясь с духом. Чангюн тихо ждал. Когда Хосок всё-таки начал говорить, его слова звучали отработанно: — Я хочу извиниться, — говорил он. — за то, как ответил тебе, когда ты сказал — ну, сам знаешь что. Что ты — робот. Нелепость мыслей Хосока заставила Чангюна замереть. Он просто стоял и глядел на Хосока в недоумении. — Это было… сюрпризом — конечно, я очень мягко говорю, — продолжил Хосок, мило улыбаясь себе. — Но когда ты ушёл, я кое-что осознал. Он остановился, сосредоточенно смотря Чангюну в глаза. А тот не мог заставить себя посмотреть куда-нибудь в сторону. Взгляд упал на мягкий изгиб губ Хосока. Что-то в их цвете и их движении невероятно притягивало. — Я осознал, — голос Хосока был мягким, словно он говорил шёпотом, — что мои чувства к тебе совсем не изменились. Чангюн хотел дотронуться до Хосока, провести пальцем по его нижней губе. Чангюн не знал почему, но всё равно хотел. Он думал, что Хосоку это понравится, ведь казалось, что Хосок оставил в тишине то, что нельзя выразить словами. Чангюн ничего не понимал. Он сжал руки в кулаки, чтобы не поддаться порыву. — Но я — робот, — указал Чангюн. Он ничего не мог сделать со своим унылым тоном в голосе. — Я долго думал, что это значит, — сказал Хосок, передёрнув плечами. Повёл рукой по волосам, ища слова. — И ведь если бы ты не рассказал мне, что ты — робот, я бы никогда не догадался. Никогда. И разве это не всё, что ты хотел знать? В голосе и во взгляде Хосока виднелось напряжение, он ждал, что будет. Но Чангюн не понимал. — Серьёзно? — спросил он. — Тебе это о чём-то говорит? — Говорит, — повторил Хосок, протянул руку и положил её Чангюну на колено. — То, что ты — робот, — не важно. Эти слова имели смысл, но Чангюн не мог поселить в себе надежду. Хосок просто не понимает. А когда поймёт, ему будет больно. — Но… что, если я просто очень хорошо притворяюсь? — спросил Чангюн. — Что, если я на самом деле ничего к тебе не чувствую? Что, если я играю?.. Хосок кивнул. Он будто уже рассматривал этот вопрос раньше: — Дело в том, что это беспокоит тебя не потому, что ты — робот. Люди так же не знают, что чувствуют. Мы все слепо верим первому же предположению, — Хосок криво улыбнулся. — С этой стороны, всё, о чём ты беспокоишься — не что иное, как опыт жизни среди людей. Чангюн прикусил губу непроизвольно, пока пытался разобраться в паутине мыслей, запутавшейся в голове. Он не понимал — не понимал! — как Хосок может быть таким спокойным. — Ты боишься? Хосок выпустил короткий смешок. — Я знаю, ты — робот, Чангюн-и, — сказал он, — но ты не страшный. Может, если бы ты был крупнее и без таких милых щёчек, — Хосок тыкнул ему в лицо. Эти дразнилки были так знакомы и так нравились Чангюну, что он хотел просто наклониться и упасть в Хосока, и забыть про всё остальное. Притворяться, что реальность — если он — тот, кто есть — не смотрит им в лицо. Но он не мог. Он отстранился от Хосока. — Но я — лишь сталь и провода. Как такое может быть — ты меня не боишься? — Ты не сталь и провода, — игривая улыбка ушла с лица Хосока, оно приняло суровое выражение. — В тебе есть сталь и провода, так же как во мне — плоть и кровь. Они составляют тебя, но ты не только лишь они. Хосок говорил так, будто Чангюн и правда существо, отдельное от своего машинного существа. Это зарегистрировалось в сознании Чангюна огромными буквами — Я, Я, Я. — Смотри, — сказал Хосок, — Я думал об этом, не переставая, как только ты мне рассказал. И, по правде говоря, я охуеть как напуган. Но я не позволю нашему глупому происхождению диктовать, как мы должны ему потакать. — Ты храбрый, — пошептал Чангюн, опустив глаза, и сцепил пальцы на коленях. Почему Хосок такой идеальный? Как может кто-то вроде него интересоваться роботом? Хосок потянулся, чтобы накрыть беспокойные руки Чагюна своими. Он унимал тревогу, которая утешала Чангюна, но и служила спусковым крючком для его не унимающихся мыслей. — Ты хочешь знать, почему я такой храбрый? — спросил Хосок. Чангюн поднял на него внимательные глаза. — Потому что я смотрю на тебя, и я думаю — Чангюн-и — самый храбрый из всех, кого я знаю. И он даже осмелился быть со мной дружелюбным; он заслужил того, чтобы я тоже стал храбрым. Впечатление обдало Чангюна, он не смог бы это описать. Его всего покалывало, и разум не мог сконцентрироваться ни на чём, помимо Хосока, его голоса, глаз. Он рисовал круг на ладони Чангюна. — Роботы не могут быть храбрыми, — сказала машина. Хосок лишь ухмыльнулся. — Бьюсь об заклад, ты считаешь, что и заставить человека умирать от любви робот тоже не может. И Хосок незаметно наклонился ближе, положив ладонь Чангюну на подбородок. Жар его кожи притягивал внимание машины. — Умирать от любви? — повторил Чангюн, потому что не смотря на огромную мощность его аппарата, в тот момент всё это будто отказывалось работать. Хосок мягко засмеялся. — Я люблю тебя, Чангюн-а, — прошептал он как секрет. — И не думаешь ли ты, что любишь меня тоже? Этого достаточно. Этого для меня хватит. Этого достаточно. Чангюн столько всего хотел в жизни, но тогда он подумал, что для него самого тоже ничего больше не нужно. — Я думаю, я люблю тебя, — сказал он в стеснении. Улыбка на лице Хосока подобна Солнцу, поднимающемуся над горизонтом. Он провёл по щеке Чангюна. — Это же глупо, что я хочу сейчас тебя поцеловать, да? Да, и нет в тоже время. Чангюн несколько раз видел человеческий поцелуй, знал, что он значит. Он всегда рассеянно думал, что ему тоже стоит когда-нибудь такое попробовать. Но сейчас, кажется, что-то внутри него взорвалось от слов Хосока. Мысль о том, что Хосок хочет поцеловать его — это уже слишком. Чангюн не мог поверить, что этот человек, тот самый, который ему нравится так сильно, любит его в ответ и хочет поцеловать его. Его!Красивый, отзывчивый, весёлый, совершенно идеальный Хосок хочет поцеловать маленького и старого Чангюна. И Чангюн — он хочет тоже. — Я не знаю… я не знаю, как, — пробубнил он, спотыкаясь о слова. — Но я хочу поцеловать тебя. Я хочу, чтобы ты поцеловал меня… я хочу… Хосок остановил его жестом и успокаивающе прошептал что-то непонятное. — Всё хорошо. Просто делай как я. Так-то Чангюн знал, что у него такие же чувствительные, благодаря сенсорам, губы, как и у людей. Но это же первый раз, это — совершенно иное. Его разум, кажется, не в себе от количества обрабатываемой информации, от Хосока, от тёплого и мягкого прикосновения его губ к губам машины, не говоря уже о том, что он делал руками. Или, может, дело не столько в физических ощущениях, сколько в том факте, что это — Хосок — тот самый, чей смех для Чангюна — самый любимый, чьи глаза смотрят ему прямо в сердце. Тот самый Хосок, присутствия которого достаточно, чтобы распугать все мысли в голове. А может, дело в том, что именно этот человек отдаёт Чангюну столько любви и внимания, что отправляет его в состояние блаженства, которого, Чангюн думал, вообще никогда не испытает. Когда Хосок наконец отодвинулся — Чангюн совершенно не представлял, сколько времени прошло — его губы были ещё полнее и краснее, а зрачки расширились; это Чангюн распознал как желание. Ему хотелось снова поцеловать его, чтобы Хосок смотрел так всегда. Но нет — Чангюн остановил себя. — Что… что мы делаем? — спросил он. Хосок только улыбался. — Без понятия, — сказал он и обхватил руками лицо Чангюна. — Но мы живём и вольны делать всё, что захотим. Даже если это глупо. Даже если это приведёт к катастрофе. Так что давай просто забьём на всё?.. Всё шло ровно противоположно тому, чему всегда учили Чангюна — продумывать всё до мелочей, просчитывать все возможные последствия, использовать разум по максимуму, чтобы всегда выбирать лучший ход действий. Но Чангюн уже другой. — Да, — сказал он, улыбнувшись Хосоку в ответ. — Давай забьём на всё. Затем Чангюн наклонился вперёд, обхватил шею Хосока и поцеловал его.Дикий и свободный.