Острыми осколками

Капитан расслабленно прикрывает глаза, глубоко вдыхая запах леса. Сколько бы раз они не останавливались, везде он пахнет по-разному. Сыростью и хвоей, цветами и папоротником, прелой листвой и травой, высушенной на солнце. Он переводит взгляд на де Сарде и удивленно вскидывает бровь. В нескольких метрах от него она сидит на краю уступа, свесив ноги вниз, и рисует. Это тот редкий случай, когда во время их стоянок она не валится сразу с ног после бесконечных переговоров и не просматривает очередные дипломатические бумаги. Любопытство заставляет Васко приблизиться: он никогда не видел ни одного художника за работой. Закатные лучи еще пока ярко освещают поляну внизу и существ на ней. Свернувшиеся кольцами, зарывающиеся в землю в поисках кореньев — Васко вдруг понимает, что находит этих тварей удивительными. Впрочем, чем больше он на Тир-Фради, тем больше встречает удивительного. Обилие красок, многообразие флоры и фауны и, пока еще такие непонятные, коренные жители порой заставляют его теряться. В море с ним такого никогда не происходило. — Рисуете тенланов, миледи? — перегнувшись через плечо эмиссара, Васко попеременно смотрит то на тварей, то на набросок. — Любопытно. — Это для господина Курсийона, — грифель поскрипывает по шероховатой бумаге. — Я сопровождаю их заметками. — А это тоже для профессора? — капитан осторожно вытягивает еще несколько пергаментов из открытой дорожной сумки. На них изображены люди, среди которых он узнает Константина, Курта, едва намеченную Сиору и отца Петруса. Последний заставляет его слегка морщиться: святош он по-прежнему не любит. — Их вы тоже сопровождаете заметками? Что-то вроде: «Курт — за умеренную плату готов убивать все, что движется». Или: «Отец Петрус — приведет вас к свету, даже если вы того не желаете». Васко не боится, что его кто-нибудь услышит. Наемник отправился на охоту, а остальные остались в городе. Но в преддверии недоброго взгляда эмиссара, он предпочитает заткнуться и положить наброски на место. Затем осторожно садится совсем рядом с де Сарде, завороженно наблюдая за ее манипуляциями с карандашом: линии и штрихи легко складываются в узнаваемую фигуру. В этот момент ему непреодолимо хочется увидеть это — собственные черты на клочке бумаги, старательно вычерченные ее рукой. Посмотреть на себя ее глазами. — А мой портрет у вас тоже есть? Она отвлекается от своего занятия, почти полностью развернувшись к нему. Васко впервые видит ее настолько близко. Темно-зеленые глаза у нее почти одного цвета с отметинами на шее, они напоминают ему лес вокруг: густой и загадочный. Золотые пятнышки веснушек рассыпаны по всему лицу. Солнечный свет сумел сгладить темные круги под глазами и привычную напряженность, что делает ее, наконец, похожей не на сурового эмиссара, а на женщину его возраста. Красивую по-своему. — У меня еще нет вашего портрета. Я… Не слишком хорошо знаю вас. Не до конца понимаю. — Передо мной человек, который только и делает, что пытается понять остальных, — Васко горько усмехается, не то от обиды, не то от разочарования. — Вопрос теперь только в том, действительно ли хотите понять? Интуиция подсказывает, что спрашивать об этом де Сарде после всего того, что наговорил ей когда-то, не совсем честно. Ведь она и впрямь пыталась помочь ему, в то время, как он воспринимал это почти холодно. Не поздно ли ждать понимания? — Хорошо, капитан Васко, — эмиссар задумчиво улыбается. — Я готова попробовать еще раз. Но, чтобы понять, я должна чувствовать. Вы позволите? — она неуверенно вытягивает руку и касается его лица. — Для начала, расскажите мне о них. Эти линии, что они значат? Ее теплые пальцы скользят по татуировке, словно заново рисуют узор на шее. Затем перемещаются на скулы. Де Сарде слегка поворачивает его голову, внимательно вглядываясь во что-то. Она кажется сосредоточенной, словно ученый, изучающий новый материал, однако, Васко никак не может отделаться от мысли, что ему нравятся ее прикосновения. — Эти татуировки не какие-нибудь простые линии, — он чувствует, как она трогает область возле уха, повторяя вычерченные волны. — В них записана вся жизнь навта: наша биография, наши заслуги, бури, которые мы пережили. Те, что по бокам рассказывают о событиях. Например, у меня там вырезана история о сильнейшем шторме, который я пережил еще в раннем детстве. — А эти? — пальцы легко дотрагиваются до виска. — Эти повествуют об этапах, через которые проходит каждый навт. Чем больше этих линий, тем сильнее моряк предан морю. Это не совсем то же, что звания, которые мы читаем по самой нижней части лица. Васко почти вздрагивает, когда де Сарде проводит от щеки к подбородку и пальцами касается его губ. — Здесь проходит линия, — почти неслышно говорит он, — которая подтверждает, что я капитан. Он хочет рассказать ей куда больше, впервые он готов это сделать, лишь бы только ее прикосновения продолжились, но внезапно де Сарде отдергивает руку. — Я бы хотел, чтобы вы написали мой портрет, — стараясь прийти в себя, говорит он. — Пусть это будет набросок, простые линии… — Капитан Васко, — де Сарде становится серьезной и почему-то переходит на деловой тон, что случается с ней не так часто в путешествиях. — Портрет — это не простые линии. И это не набор определенных сведений о вас. Художник он как чтец душ — должен видеть сокрытое. Нельзя рассказать о ком-то, зная только его звания и события из жизни, так же как и нельзя рассказать о шторме, ни разу не побывав в нем. Я уже пыталась раньше нарисовать ваш портрет, но… Пока что я еще не готова передать вашу суть. Эмиссар замолкает, а напряженная тишина становится почти неприличной. Она длится несколько долгих минут, пока Курт, внезапно вернувшийся с охоты, не отвлекает внимание де Сарде. Она спешит помочь ему с добычей, так и не закончив до конца свою мысль. Во всяком случае, Васко кажется, что их разговор нуждается в продолжении. Он чуть хмурится, глядя на то, как просто де Сарде общается с наемником. Вот уж кого она, наверное, понимает прекрасно. Они с Куртом знакомы много лет. Смотря на его портрет, Васко может безошибочно определить, кто на нем изображен: вояка с определенными принципами. Так же и с отцом Петрусом. Рука де Сарде отлично передала его двойственность и хитрость. А что он может сказать про себя? Кто он? Капитан? Истинный навт, дарованный морю? Сын богатого аристократа? Или же… Васко гонит последнюю мысль прочь, шумно выдыхая. Но как только он вдыхает ароматы леса и осени, она пронзает его с новой силой. Он оглядывает поляну с тенланами, проводит рукой по пожелтевшей траве рядом с собой и вспоминает слова Сиоры, вечно твердящей, что остров способен влиять на людей. Три месяца он на твердой земле, и за это время он видел куда больше, чем за всю свою жизнь. Это знание изменило его, заставило поставить под сомнение все то, чем он жил до этого. Теперь ему становится ясно, отчего де Сарде отказывается писать его портрет. Потому что Васко и сам не знает больше, кто он.