(Не) Праведник

Глава 3 МАКУСА живет как единый организм, каждая клетка которого беспрестанно движется. Персиваль Грейвс будто бы утерял этот ритм, но отыскать его снова не сложно — нужно просто двигаться настолько быстро, насколько сможешь. И ни в коем случае не останавливаться, даже если нечто вдруг вспомнилось, даже если кто-то с подозрением шепчет за твоей спиной, даже если дождь разыгрывается сильнее, когда вечером наступает время идти домой. Особенно, если руки становятся влажными от тревоги при одной только мысли о доме. Персиваль покидает здание одним из последних. Нью-Йорк никогда по-настоящему не спит, народ хаотично бродит по улицам, то ли в праздной радости свободы после трудового дня, то ли в попытке сбежать от косых ударов дождя. — Простите, сэр, — обращается вдруг кто-то к Персивалю, пока тот считает до пяти, прежде чем перейти дорогу, — у вас не найдется пары монет, сэр? Мне не хватает на автобус. Мне, право, очень жаль вас беспокоить. Персиваль поворачивается на голос: Заговоривший с ним молодой парень в пиджаке не по размеру промок насквозь. Нью-Йорк — занятой город — должно быть, бедолага давно уже пытается получить пару монет у его безразличных к чужому горю жителей. — Боюсь, автобусы уже не ходят… — Персиваль щурится сквозь капли дождя, снова набирающего силу. Образ молодого человека размывается. — Знаете что, возьмите мое пальто. — Ваше… пальто, сэр? — Вы без зонта, простудитесь. А я недалеко живу. Не спорьте. Бормоча какие-то аргументы Персиваль слишком поспешно, пожалуй, сбрасывает свое единственное пальто и с силой вручает его незнакомцу. От этой вещи давно надо было избавиться… Но иногда привычка намного сильнее воспоминаний. — Я верну его. Я могу зайти к вам завтра куда скажете, — не уступает и молодой человек, прижимая пальто к себе так, будто это миллион долларов. — Не стоит. Персиваль Грейвс разворачивается чтобы уйти — путь не такой уж и близкий, а он начинает замерзать. — А я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду*. — Простите? — Благодарю вас, сэр, — улыбка на влажных от дождя губах лишь на секунду озаряет лицо юноши. Он кутается в чужое пальто, которое кажется на нем короче, чем прежде, и сгорбившись ныряет в толпу прохожих. — Надеюсь тебе оно принесет счастье, приятель, — кидает Персиваль вслед. Чай слишком терпкий, но сахар кончился. Персиваль лениво делает пометку в блокноте. Когда-то ему нравилось вести бесконечные списки дел, но теперь в этом никак не разглядеть никакого смысла. В окошке «Вторник» лишь две пометки: · купить новое пальто · купить сахар Зачем писать о работе, если тело и так каждое утро просыпается ко времени подъема? Даже когда (перси милый тебе бы поэкономить силы право я не хочу чтобы ты умер сейчас почему бы тебе не поспать немного) в этом нет никакой необходимости. Зачем писать о чем-то еще, если вечерами тебе не хочется, да и некуда идти? Зачем вообще все это? Опустошив чашку мановением палочки, Персиваль выглядывает в окно. Нью-Йорк яркий, огненный, начинает гаснуть. Уже поздно — аврор снова не уследил за временем. Он не хочет спать, зная, что закроет глаза и не увидит на той стороне ничего, кроме бесконечного ужаса. Тело тяжелое, слабое. Персиваль чувствует себя стариком, но не может позволить себе отдохнуть — сначала безопасность. Гостиная с белым кожаным диваном безмолвна. Гостей, настоящих гостей, беседующих за коктейлями о светских глупостях, у Грейвса давно не было. Тем не менее, он обходит эту комнату по часовой стрелке, ни на секунду не выпуская палочку из рук. Слабое свечение заготовленного заклинания отражается от стекол. В комнате пусто и пыльно. Пусто и на кухне, где почти всегда горит свет. Пусто и в коридоре, и в ванной. Скрипят разве что перекрытия, да грохочет по подоконнику дождь. Персиваль стоит перед дверью спальни. Когда-то он решил, что ничего нет разумнее, чем купить в нее темные тяжелые шторы, и вот теперь он пожинает плоды. Распахивает дверь резко, направляет палочку внутрь — ее кончик становится зеленым. — Ava… Lumos! Конечно, в спальне тоже никого нет. Взгляд Персиваля падает на потерстость ковра в дальнем конце комнаты. Сжав зубы, мужчина хлопает дверью. — Нет, — собственный голос причиняет боль. (нет нет нет хватит повторять это перси неужели ты так жалок). Персиваль бросается к двери кухни. Лишь очутившись в этом крошечном пространстве он, наконец, обретает подобие покоя: небрежно бросает одежду на стул и сворачивается клубком на разложенном кресле. Когда-то он его поставил, чтобы можно было читать, с комфортом попивая кофе, ну, а теперь оно пригодилось для другого. Персиваль погружается в неглубокий тревожный сон, чтобы утром снова проснуться мокрым и дрожащим, будто выброшенная на берег русалка.