(Не) Праведник

Глава 12

Колдомедики предупреждали, что Obliviate имеет побочные эффекты: вкусы, звуки, запахи, приходящие вроде бы ниоткуда и напоминающие ни о чем. Не предупреждали они только, что Грейвс ничего так и не забудет. С Локвудом сработало лучше: он задумчиво причмокивает при виде Персиваля, а не бросается с криком прочь. — Доброе утро, мистер Грейвс — Доброе утро, мистер Локвуд. Доложите о проведенной операции. Локвуд ведет палочку полукругом, демонстрируя, как располагались силы аврората. Передвижение призрачных, сияющих крошечными искрами заклятья фигурок очаровывает Персиваля как в первый раз. Вот то, чего бы он хотел на самом деле — вернуться к оперативной работе. Вернуться и быть живым. Ему надоела осторожность. (ну-ну) (перси что это не смеши) Грейвс слушает Локвуда, отмечая в записной книжке удачные тактические ходы, шифруя их по привычке на случай попадания не в те руки. Медленно у него возникает свой собственный план. Когда Персиваль лично возглавляет бывшую группу Эддисона никто не задает вопросов. (Неделю назад Джон Эддисон, выслушав суд и присяжных: однозначное двенадцатикратное «виновен», отправился в ртутную комнату, на стул милосердия. Персиваль подал сигнал к началу процедуры и смотрел, как Эддисон умирает. Все мысли Грейвса были о Криденсе.) Осиротевшие авроры желают топить горе предательства в драке — и им везет. Сегодня под прицелом МАКУСА братья Блэквотер — их нелегальные зелья наводнили все мало-мальски крупные населенные пункты в окружении Нью-Йорка. Эддисон допустил это, в надежде, что финансовые ресурсы зельеваров послужат на пользу Общему Благу. Пришло время исправлять его ошибки. — Удостоверьтесь, что на территории нет гражданских лиц, — командует Грейвс. Руби Коулсон накладывает защитные чары на место облавы, пока не-маги не почувствовали, что происходит под самым их носом. Требуется немалое сосредоточение, чтобы охватить такую большую территорию разом, но Коулсон справляется безупречно. Грейвс быстро улыбается ей, прежде чем нырнуть в оцепленное здание. В детстве Персиваль, как и многие мальчишки, любил наблюдать за муравьями, которые часто досаждали жителям окраин. Авроры в слаженном за годы работы движении — те же муравьи. Проверяют комнату за комнатой, палочки наготове, бесшумные тени заполняют цеха, не позволяя работникам даже пискнуть, не то, чтобы поднять тревогу. Арни Блэкуотер — грузный мужчина в синей рубашке, успевает все же достать палочку, но Грейвс отбивает ее в сторону. Пригодится потом для суда. Блэкуотер-старший обвиняется ко всему прочему и в убийстве первой степени. — Für das Größere Wohl***, — выкрикивает второй брат, заклинанием отправив одного из авроров на больничную койку. Шустрый подонок. Бежать ему некуда: кабинет это финальная точка, но он может обороняться почти бесконечно, пока не свалится от усталости или голода. Временный запрет на аппарацию, наложенный Коулсон, не позволяет Блэкуотеру бежать. Не позволяет и аврорам застать его врасплох. Персиваль жестом велит своим подчиненным отойти назад. Ему хочется совершить глупость. Нацепив улыбку, он входит в комнату. — Мой мальчик, — говорит он добродушно. — Разве ты меня не узнаешь? Секундного замешательства Роберта Блэкуотера вполне достаточно. Он корчится от боли на полу, когда Персиваль подходит к его распростертому телу. — Вы ужасно говорите по-немецки, мистер Блэкуотер, — выдыхает аврор, подбирая чужую палочку. Шестнадцать сантиметров, сосна, перо гром-птицы. Теперь, вблизи, ее обладатель кажется моложе даже своего фото в досье. Еще один, такой же как Криденс. — Мистер Грейвс, сэр? — Коулсон, участливая, потому что новенькая в отделе, обеспокоенно заглядывает в комнату. — Забирайте. Не забудьте отметить, что он последователь. Кто-то хлопает Персиваля по плечу. Он, кажется, выдает какую-то хвалебную речь о командной работе. Руби Коулсон сияет красным, как ее имя, когда Форд отзывается о ней как о «лучшем новичке отдела за последние годы». Грейвсу мутно. Он надеялся, что, притворившись Геллертом, почувствует удовлетворение. Вместо этого он чувствует стыд и желание вернуться домой. И может быть, желание лечь на пол, чтобы умолять Криденса простить его за сделанное от его имени. И может быть, самую малость, желание содрать с себя лицо. — Мистер Грейвс, хотите отпраздновать с нами? — Простите, не могу. Персиваль возвращается домой необычайно рано. Криденс на кухне — спит, выронив из рук потрепанный том «Темной магии на службе закона». Персиваль помнит, что большая часть текста посвящена стулу милосердия, и что он зашвырнул наскучившее издание куда-то за шкаф почти сразу после возвращения из больницы. Осторожно подняв книгу Персиваль оглядывается вокруг в поисках места, откуда юноша мог извлечь ее. Перемены, до сих пор им незамеченные, вдруг обрушиваются на него селью. Слез слишком много. Хорошо, что Криденс спит. Когда в последний раз в квартире было так светло? Когда в последний раз Персиваль проходил по коридору, не спотыкаясь об обувь, раскиданную в беспорядке? Когда посуда слепила чистотой, выстроенная в ровные ряды? Когда на шторах в последний раз был виден модный когда-то мелкий рисунок? Когда с книг стирали пыль, когда натирали до скрипа паркет? Когда дом выглядел так, будто в нем живет кто-то, кому не плевать? Персиваль растирает слезы по лицу, но они, кажется, просто появляются из ниоткуда, как роса на траве. И Персиваль имеет над ними столько же власти. Грейвс заставляет себя обойти все комнаты, даваясь всхлипами, как ребенок. Криденс ловит его где-то на третьем круге по гостинной. — Вы делали все это, а я даже не замечал. Сияющая чистота комнаты осуждает. Персиваль видит со стороны все разом: свое искаженное (все в порядке перси не так) лицо, гостиную, где будто еще вчера сделали ремонт, Криденса, ступающего к аврору своим мелким, со следами прошлой нерешительности, шагом. Грейвс не чувствует своего тела. Он не сопротивляется. Криденс осторожно берет лицо Персиваля в ладони, прижимаясь щекой к его шершавой щеке шепчет доверительно: — Он был очень… заботлив. Я не знаю скопировал он это, такой ли ты, но вижу, что о тебе некому позаботиться. Геллерт не скопировал это. Персиваль никогда не умел заботится. Дурной сын, фанатичный работник, строгий начальник — да. Нежный супруг, ласковый любовник? Нет. Никогда. Юноша (обскур) ведет ладонью по шву позвонков под рубашкой. Персиваль позволяет себе допустить, что это и есть шанс исправиться. (с неба достанет для тебя перси только попроси) Именно поэтому он говорит: — Нет. И убирает руку Криденса.