(Не) Праведник

Глава 13

Квартира над булочной Ковальски похожа на дом, в котором вырос Персиваль. Очарование эмигрантских кварталов никогда по-настоящему не отпускало его, и он с долей наслаждения ловит взглядом мелочи, дорогие сердцу пекаря. — Так значит, вы поляк? — Так точно, сэр. Персиваль поднимает руку в знак протеста. (Та) война уже окончена. Воспоминания о ней уже начали тускнеть под гнетом других. Не всем, впрочем, так повезло. В лице Ковальски Грейвс видит следы той же бессонницы. — Не могу поверить, что вы сидите и нарушаете закон вместе со мной! Куинни, напротив, сияет от счастья. Она накрывает на стол, не переставая говорить. — А затем мы поедем в Париж, у них, правда, такой странный язык, но ничего, как-нибудь справимся, все-таки Англия холодновата для медового месяца… — Она просто волшебница, не так ли, мистер Грейвс? Персиваль усмехается коротко. Это семейная шутка не для него, он знает. Он случайно забрел на чужой праздник, но ему приятно, что не-маг не стесняется шутить при нем. — Вы точно решили, Кью? — Думаете, лучше все-таки Италия? Кудри Гольдштайн кокетливо пружинят, но улыбка холодна. У Куинни своя война. Кто теперь в безопасности? Персиваль опускает взгляд в тарелку, притворяясь, что не в силах разрезать нежный медальон свинины, если не следит за руками. — Нет, Италия не для вас. Любой леглимент сойдет там с ума. Краем глаза Персиваль ловит лживое отражение собственного лица в окне. Стемнело. Криденсу, должно быть, не по себе в черноте дома. — Почему бы вам не поехать в Польшу? Когда я женюсь, то поеду на Родину. Это правильно. Якоб скользит вилкой по фарфору. Грейвс вздрагивает. — Боюсь, Польша не та страна, которую хочется показать молодой супруге. Да и моя Родина уже давно здесь, в Америке. — Понимаю. Окна квартиры Ковальски выходят на улицу, узкую и будто косую — окна соседнего дома лежат на иной линии, провалившись чуть ближе к земле. На улице пусто — приезжие засыпают быстрее других, утомившись черновой работой. Одна лишь фигура портит идеальную пустоту. Грейвс отворачивается от окна, уже зная, что Куинни услышит имя сестры в его мыслях. Девушка подается вперед, но остается на месте, лишь с силой сжимает бокал. — И кто счастливица, мистер Грейвс, Бэтти из отдела судебных запретов? — Мисс Бэрбоун из Вторых Салемцев. — Разве она не погибла? Якоб улыбается, кажется, все время, даже сейчас, когда он сбит с толку. — Он говорит о Криденсе, дорогой, — Куинни поправляет салфетку на шее жениха движением палочки, — У нас с Якобом нет секретов. — Теперь мы с вами точно преступники одного толка. Рот Якоба складывается в розовую «О», но к его чести, она беззвучна. Якоб кончиками пальцев касается ладони невесты и возвращает себе улыбку. В ответ девушка поводит плечами, будто подстраиваясь телом под движение мыслей: неровное, но спокойное. — Вам бы сначала сделать предложение, мистер Грейвс, — тонкими пальцами Гольдштайн без труда извлекает одну мысль аврора за другой, — Вы же в этом ничего не понимаете. Вот, глядите. Кольцо, что заметил Персиваль еще в день его появления, слабо блестит. В этой части города электричество никогда не работает как надо. Куинни лишь потому не зажигает Lumos, что бережет чувства Якоба, и Грейвс тоже не касается палочки. — Не думаю, что дарить ему, — Персиваль останавливается, — ему кольцо это нормально. Он хмурится, понимая запоздало, что Куинни говорит о другом, не о кольцах и клятвах, венках и фате. Лишь о том, что она увидела в его скованных воспоминаниях. Снова (пригодится мне) без спроса. (- Почему нет? — спросил Криденс, паучьими пальцами цепляясь за рубашку. — Потому, что знаю, почему вы это делаете. — Вы говорите, что знаете, но вы не знаете ничего. — У вас есть право злиться. За искаженным гневом лицом — искаженная душа. Персиваль позволил обскуру ударить, и сила, обратившая в пыль половину города, пришлась прямо в грудь. Но не лопнули легкие и не треснули кости. Криденс осыпался на пол. Тяжело поднявшись, он оттолкнул Персиваля плечом, оставив того в рекламном проспекте гостиной.) — Вы говорите без слов? — интерес Якоба разбивает сосредоточенность Куинни, и Персиваль практически ощущает, как она бросает его мысли. — Боюсь мне это не под силу, мистер Ковальски. Персиваль щурится под моросью дождя. Не-магские магазины неприветливо закрываются, но маги часто полуночничают, словно сохранив эту привычку еще с веков, когда лишь в темноте было безопасно. Город поддатлив. Персиваль легко находит дорогу. Три удара палочки. Пауза. Еще один. Лицо Энтони кажется чужим. Будто пространство сдвинулось на пару градусов вправо. — Перси? — говорит незнакомый Абернети, и это тоже странно. Грейвс делает полшага назад. — Не ждал тебя так поздно. Что-то случилось? — Хочу попросить тебя об одолжении. Без свидетелей. Абернети оглядывается назад, в желтую прорезь квартиры, и выходит на площадку, прикрыв за собой дверь. — Я не один. — Тогда до завтра. Персиваль начинает жалеть о сделанном на тридцать пятом шагу от квартиры Энтони. Что-то не так, что-то (ужасно) не так с тех пор как (вообще кто-то знает тебя перси) Персиваль вернулся с того света, и не стоило обращаться к Энтони. Кем бы он ни был прежде, теперь он чужак. Персиваль ускоряет шаг. Криденс один слишком долго. Дом на месте. Лифтер клюет носом и, кажется, вовсе не узнает Грейвса. — Последний этаж, — привычные слова отдают привычной тревогой. На последнем этаже все по-прежнему. На месте дверь и соседи. Персиваль поправляет влажные от дождя волосы и лишь затем заходит домой. Криденса нет на кухне. Нет в ванной. Нет и в гостиной. Персиваль не заходит в спальню безоружным, но он должен извиниться перед (послушный мальчик) Криденсом. Он должен объяснить. «Что если Геллерт снова там, что если Геллерт пришел забрать Криденса?» Персиваль выбивает дверь собственной спальни.