**другая параллель**
Нира любила Астроград, как надоевший, но такой привычный по ноге башмак, который всегда жмет в одном месте, и ты даже знаешь, как правильно ступать, чтобы не замочить уже отклеившуюся подошву. Здесь она была своя ворона. В ее жизни было мало постоянных констант вроде родственников или старых друзей. Приемные родители так и не стали ее близкими людьми, и она как-то никогда об этом не жалела. И не задумывалась о настоящих предках, ей нравилась ее жизнь. Но… ей не хватало опорной точки, куда она могла бы прийти и сказать — это мое место навечно, оно закрыто на семь часодейных замков, и никакие змеи и лягушки, да и ящерицы не исключение — не белые и не красные, не прошмыгнут в замочную скважину, а если будут подглядывать — пусть завидуют молча. Но точка отсчета, куда можно было бы вернуться и начать все заново, заново настроить лиру, забыть испортившую слух песню, и попробовать другой стиль; точка сохранения и одновременно обновления никак не хотела закрепляться. Квартиры никогда не приживались своим образом в воспоминаниях, непостоянная работа тоже вносила свой вклад. Она как птичка или белка-летяга зацеплялась за ветку, делала очередной виток и летела дальше. Не было места, где бы ей захотелось остаться. И поэтому она решила довериться своей интуиции: вышла на улицу, загадала число, и остановилась перед шестом помещением по счету. Как и на всех центральных и оживленных улицах, первые этажи были отданы под лавки, магазины и разноцветные кафе. Ей же, невероятно как, попался книжный магазин. Название «Пять ветров» импонировало всей жизни Ниры, и она без раздумий вошла.«И только высшая степень часодейства дарит чувство предвидения, возможность верного выбора в бессчётном количестве вероятностей будущего и прошлого. Часодей высшего уровня повелевает сразу четырьмя уровнями свободы: разумом, чувствами, действием и интуицией» Если бы она обладала высшей степенью, то сказала бы, что Время подсказало ей верный путь
Что сразу понравилось Нире, никакого механического или работающего на эфирном масле колокольчика не было, а уши, словно медом, затопило лечебной тишиной. Понравились и сдержанные цвета переплетов, не пестрых, как в лавках с ширпотребовскими романами, раскрывающимися всеми цветами ядовитых оттенков, а приглушенных и не блестящих. Медленными шажками, поворачиваясь по сторонам к похожим друг на друга стеллажах, она продвигалась вглубь. Бредение по импровизированному лабиринту гипнотизировало все ее существо, она петляла и петляла, скользя незадерживающимся взглядом по всему, чего есть и нет. Пока внезапно ей не преградили дорогу пролетающие и распахивающиеся веером страницы. По привычке поймав тонкий томик руками в мягких вязаных перчатках, она развернулась. Дама была строгой и какой-то чересчур спокойной, будто так долго не выходила из этого заколдованного места, что пропиталась им вся. Наверное, она даже пахла книгами. Короткая сизая стрижка, бледные глаза и сухопарая фигура казались Нире галлюцинациями. Эта сухая женщина выслушала совершенно честный ответ на вопрос, что здесь делает Нира — она выбрала это место своим и хочет иногда сюда приходить. Нет ли у них вакантной должности? И четко ответила и даже отчитала Ниру, что здесь продаются редкие и раритетные книги, неужели она думает, что первая пришла проситься в этот солидный магазин. Нира только пожала плечами, еще походила мимо полок и, аккуратно натянув шапку, ведь стояла промозглая осень, ушла. Она действительно приходила много раз в ту лавку. Стараясь быть незаметной, садилось в самом дальнем углу зала и сидела. Думая. А потом была непонятно почему вдруг принята на работу. Владелица только сказала: «Книги не терпят суеты». Вот уже полгода, как она работает в этом месте. Оформляет новые книги, выполняет обязанности продавца. Ей нравится эта работа. Люди, забредающие туда, разнились в своих голосах, манерах речи и фасонов одежды, но все одинаково нервные. Это замечалось по сжатым или намерено легко лежащим рукам, по наклону головы или его полному отсутствию. Иногда мятежные эмоции, вспыхивающие на работе, приходилось гасить… чтением вслух. Она брала любую книгу, расскрывала на любой странице, и так натурально, будто настоящая актриса, воспроизводила голосом все несуществующие, но описанные в книгах звуки, никогда не произносимые, но написанные стремительной рукой слова. Зольда, та самая сухопарая хозяйка, практически все рабочие часы молчала, но Нира шестым чувством знала, что она слушает. Особенность этого магазина была в самих книгах. Все авторы писали их анонимно и в одном экземпляре. Обложки, хоть и были самых разных оттенков, но никогда не открывали секрет названия до ее покупки. Люди приходили, чтобы книга сама выбрала их. Очередные мягкие шаги перетекли как нервный импульс по невидимому каналу к Нире, мигом превратив ее в красивую улыбающуюся барышню с волнистыми каштановыми волосами. Широкая серебристо-серая шляпа смотрелась удивительно органично с окружающей обстановкой. Вообще, шляпы были одной, из немногих ее любимых вещей. Нира приняла аккуратную позу — не кокетливую и не слишком строгую — и сделала вид, что занимается перечнем посетителей, а краешком глаза незаметно — в этом помогала шляпа — следила, что же появится из-за косяка. И вздохнула про себя, потому что увидела начищенные тонкие ботинки и идеально поглаженные брюки. Ей, конечно, приятен мимолетный флирт мужчин, но ощущение, будто в этом шелесте, раздающимся с разных сторон, теряешь самое главное и важное. Словно в золотом, но таком холодном лесу, раз за разом прикасаясь к мерзлому металлу, уже не можешь почувствовать ориентир настоящего тепла. — Извините, я могу купить книгу? — холодный раздраженный голос заставляет вздрогнуть. И не поймешь, то ли этот голос только что отпечатался на внутренней коре, то ли она когда-то, в прошлой жизни уже слышала его. Но, как ни в чем не бывало, она спокойно смотрит на него, даже как-то скептически, мол, какой смысл тут тратить острые лезвия, прибереги для другого места. Здесь они ничего не разобьют, никому не нанесут колотые раны, а лишь пройдут насквозь, как затерянные. И видит ярко-зеленые с серым, похожие на ледяные норвежские волны, отражающие замерзшие фьорды, радужки. От таких глаз хочется поежиться, натянуть шляпу на уши, снова одеть те вязаные перчатки, оставленные до осени. Но в какой-то миг, что внутри взгляда вспыхивает, и стремительно закружились у зрачка искрящиеся смерчи, оставляющие жуткие ожоги на матрице глаз и сердце. Уголки губ блондина размякли, перестали недовольно поджиматься, мелькнула и до конца не погасла искра смятения и… узнавания? Наверно, ее серые глаза, обычно казавшиеся меланхоличными, были наполнены теми же чувствами, потому что на миллисекунду ее окутало чувство дежавю. Не в своих ли снах она видела этот ядовитый огонь? — Так что? Неужели потому как молчание — золото, здесь набирают только немых работников? — холодно усмехнулся незнакомец, разбив на мелкие осколки солнечные ощущения. Но не изъял из памяти отпечатки его зрачков. — Это непреложная истина, господин, — отчеканила с показной ядовитой улыбкой Нира, — Поэтому здесь принимают только золотыми эфларами.