**настоящее время. Диара**
Белый замок — большой колокол, когда-то разбитый на много маленькие мелодичных колокольчиков, звон которых сливается в один гул. Как большая паровая машина, облака которой — дым, кроны древних деревьев за мастерские. Диара и Лисса — звонари, которые управляют этим хрупким инструментом. Нужно знать наизусть каждую ниточку в твоем сжатом кулаке. И две подруги не знали, как бы обошлись они друг без друга в управлении этой громадной машиной. Разбили бы, полопали тысячи жизней? Сами бы истекли кровью от порезов? Нет, ничего бы не было. И Диара никогда не просила подругу посмотреть другие вероятности. Все знают, что это вредно. Несбывшиеся надежды, непрожитые дни заставляет душу тосковать, рвет судьбу человека, который живет прошлым. И она перестала. Вырвала его из сердца, но не из памяти. Попыталась и с тела, но лишь четче обвела контуры… Но настроение было приподнято. Диара собиралась сбежать с общего собрания, да-да, в очередной раз бросив подругу. Но с ней ведь ничего не случится. Она не пироженка в хрустальной вазочке и не фарфоровая статуэтка, которую можно столкнуть на пол или прихватить под шумок. Хотя некоторые не против сделать один из этих пунктов. А то и все вместе. Но у кого не бывает врагов? А Диара и на вид не слишком на пироженку похожа. Душу разбила давно, стащив затерявшиеся осколки со дна илистых морей. Осталось потерять гордость — но она пока что держит бастион. На ней одной и живем. А в фейском саду как всегда не хочется думать ни о чем. Ароматы бессмертных цветов пьянят, околдовывают, шепчут забыть обо всем. Лисса как-то рассказывала ей одну остальскую сказку, где красные маки притягивали запахом блуждающих путников, и те засыпали навсегда. Это так всегда напоминало поле старочасов, что Дэлш как всегда передернула плечами, вспомнив об этом. А еще сад — отличное место побыть в одиночестве. Или с кем-то наедине. Иногда Диара приходила тренироваться сюда с разным оружием на старых оградках и массивных пнях, в которые невозможно воткнуть нож или оставить царапину: пни за столетия почти окаменели как те, что стоят в музеях. В редких случаях даже Диара приходила сюда поплакаться на судьбу безмолвным, но живым растениям, хоть и не роняя ни одной слезинки. Вместо этого она выкорчевала всю лютиковую клумбу. На ее месте фея попросила Лиссу посадить дуб, символ несгибаемости. Фея задумчиво изучала узоры на мощном дереве, которое успело подрасти за тринадцать — именно столько лет назад короновали Лиссу, а Диара сделалась ее бессменной советницей.***
Одной теплой, как парное молоко, летней ночью, в дверь главмастера постучались. Две фигуры, освещаемые лишь тусклым светом камина, обернулись. Кто-то на руках у женщины тихо зашуршал. Может, кошка, может, ребенок — мрак не открывал свои тайны. На столе лежала немытая посуда, изображая пирамиду, которую здесь когда-то собирала фея, лицо которой выпало из памяти, голос обесцветился, слова позабылись. Лишь лучи тогдашнего солнца помнят ее длинные рыжие волосы, скрывающие хозяйку. И, словно подзабытое воспоминание, местами скрытое темными пятнами, местами сохранившееся — тонкие запястья, необычные волосы, — в комнату вошла еще одна фигура. Капюшон спал, и два сидящих человека охнули — на веснушчатый щеке кровоточил порез, усталое лицо бледнее обычного. Из-под накидки виднелся разорванный подол. — Лисса! — охнул мужчина. — Что с тобой случилось? — Поверь, — довольно усмехнулась Лисса, — Эта гадюка выглядит намного хуже. Вряд ли мужчина и женщина поняли, о ком та говорит. Но парочка молчала, ждала, что скажет гостья. Тут кто-то на руках у Диары — а это была она, — пошевелился. Рыжая замерла, и с усилием сжала зубы, чтобы не завторить плачущему ребенку. Потому что она узнала звуки, к которым привыкла за несколько месяцев… — Это Ник, — замялся главмастер, — Мой сын. Рыжая так и села на стул, устало покачивая головой, будто пытаясь проснуться от неприятного сна, а потом резко вскочила и подошла к ребенку. — Так ты что, женился на Диаре? Все, казалось даже ребенок, замерли и уставились на незваную гостью. — Его мать… умерла, — четко, словно стараясь не проглотить ни единого звука, произнес Константин, — Диара помогает мне с ребенком. — Долго же меня не было, — ошарашено прошептала Лисса. Мастер лишь согласно кивнул. Она не была на Эфларе, с которой повторно перебралась на Осталу пять лет назад и поступила на службу к Астрагору. И опять вернулась на родину, и снова все повторяется. Дьявольский замкнутый круг. Только Остала, успевшая стать второй родиной, теперь для нее отравлена, зачумлена. Покрыта белым пеплом, в который превратилась частица души. Белый-белый, как снег. — А я… В все стороны брызнули черные осколки. Диара вскрикнула и отпрыгнула, закрывая ребенка, к стене. В середине этого безобразия, понуро оглядывая разноцветно блестящие кусочки, стояла Лисса. — А я — вот что.***
В штате королевских сотрудников появилась новая фея. Никто не знал, кто она, откуда. Ведь имя легко поменять, слухи — просто не распускать. Слава Времени, крылья не подделать. Но способности у этой рыжей штучки были совсем не фейские. Она играя работала с временными вероятностями, временной нечистью, которой обычные феи боялись до жути. Как-то рыжая отправилась на поле старочасов, что уже было не нормально, и принесла бессознательного жаха, когда пыталась доказать, что все существа становятся безобидными, если знаешь к ним подход. Тогда кто-то выкрикнул предложение отправиться для доказательства к старочасам. Что ж, Лисса сходила, только феям это не понравилось. Больше она так не делала. Разбиралась в часовых механизмах, чего отродясь не делал фейский народ. А в травах и часодейных настойках понимала не больше того самого жаха. Так что большинство фей обходило ее стороной, и за фею в общем-то не принимало. А вот фиры охотно ловили ее после работы, привлекаемые редкой внешностью, тонкими прозрачными крылышками с искрами и милым личиком. В Змиулане она давно бы уже скрутила им гнусные пальцы, но проклятая конспирация… Сегодня же абсолютно все обходили ее стороной, многие смотрели удивленно, некоторые — с откровенной злобой. Привыкшая к намного гадким пакостям полудухов, но непривычная к такому открытому проявлению чувств. Все-таки феи и духи — слишком разные существа. Лисса с полным пакетом бумаг направлялась к администраторской стойке, когда услышала оклик Диары. Та имела сумасшедший вид, несясь как на крыльях прямо к ней, и Лисса остановилась. — Ты не представляешь, что сегодня сказали на собрании, — почти прокричала ей взъерошенная фея, — Знаешь, кого хотят посадить на трон? — Неужто тебя? Будешь отказываться? — удивилась Лисса. Диара давно стала больше чем служанка при королевском дворе, теперь она входила в число помощников самого совета. Дэлш уже успокоилась и достала из запазухи конверт с золотой каймой. Он шмякнулся на стол перед рыжеволосой феей. — Тебя.***
— Не ожидал с вами здесь встретиться, лучшая подруга Королевы. Диара открыла глаза. Над ней стоял Миракл, заслоняя, можно сказать, ее тотемное дерево. Вся нега улетучилась как водяной пар, остались только отсиженные ноги да травяные следы на светлых брюках. — Я умею удивлять, лучший друг Огнева. И она также может указать ему его место. На щиколотке вдруг болезненно потянуло кожу, она рукой почувствовала, как запульсировала кровь на этом месте. Когда-нибудь эта тварь на ноге убьет ее. Так почему бы не попробовать? — Это правда, что вы специалист по любым нарушенным явлениям, развивающимся во времени? Ну, кроме временных параллелей. — Так и есть, — кивнул Миракл, — У вас что-то произошло с дорогим предметом? Или неправильно выросло какое-то растение? Что-то серьезное? — Да, — Диара закусила губу, — Я хотела бы попросить вас посмотреть мой цветок. Да-да. Вы не ослышались. Мой цветок. Молчание, как реприза между цирковыми номерами, заполнил шум дубовых листьев, на которые так удачно налетел ветер. Налетел, покрутил-покрутил, стараясь открутить побеги как электрические лампочки, да не смог. — Вы думаете с ним что-то не так? — выдавил Миракл после ошеломленного молчания. — Можно сказать и так, — согласилась фея. — И вам не боязно доверять такое знание лучшему другу Огнева? — удивился часовщик, попутно доставая часовую стрелу. — У меня нет выбора. — вздохнула Дэлш, забывшись, но тут же добавив жестко, — Нельзя, чтоб про это кто-нибудь узнал. Особенно из Долины. Вы наверняка помните, как относятся феи ко всему такому. Никто не должен знать, вы поняли? Миракл ответил молчанием, но этого фее было достаточно. — Вы позволите? — немного смутился Миракл. Диара хотела хмыкнуть, но передумала. Неприятное чувство дежавю заставило затвердеть воздух в легких, но она, как тогда, без стеснения поставила ногу на бордюр клумбы и задрала подол. Миракл насмешливо усмехнулся и присел рядом с ногой, но Диара не отреагировала. Вечерние сумерки мешали часовщику разглядела, что за темные размывы на икре у феи… Часовщик потрясенно вскочил на ноги. На щиколотке набухал черный цветок, вены вокруг него почернели, став дополнением к рисунку. Сразу было понятно, что это не просто цветок такой уродился… — Вы… вы… — Да, я пыталась избавиться от «дара». — ответила на незаданный вопрос Диара Дэлш, — И не жалею об этом. Я сама убила свою любовь. И это не из-за простой невзаимности. Он был подонком, уж поверьте мне. Я не хотела иметь с ничего общего с тем, кто загубил сотни жизней. — О ком вы говорите? — хмуро спросил часовщик. — А вот это уже не ваше дело, — замотала головой фея.