**настоящее время**
Вечное лето охмуряло головы и размягчала языки. Никому на собрании у фей не хотелось ругаться друг с другом и осыпать чужие головы проблемами и оскорблениями, а уж тем более — повторять заученные фразы приветствия перед каждым встречным — знакомым и незнакомым. Вечернее ослепляющее солнце превращало золото на одеждах в медные оттенки. Над людьми, угрожая сомкнуться на потолке как бутон, ползли тени цвета кленового листа. Будто сами их души вставали силуэтными идолами, открывая в этот редкий час их истинное лицо. Гудение разморенного собрания становилось даже приятным. Лисса и сама бы растеклась как патока, не отрезвляла и явно перетянутая шнуровка на спине. Не было и Диары, чтобы толкаться с ней взаимно туфлями. Под ласками солнца даже сегодня тихо сидящая Мортинова казалась не более чем необходимой статуэткой в ее интерьере, в ее жизни. За ее спиной простиралась тонкая и извилистая, как принятая ею поза, тень. Ее ядовитые лианы-змеи, прячущиеся в изящных изгибах, тоже дремали, усыпив свой нюх. От тени Нортона виднелся только жалкий клочок — его тень, не стремясь показать свою сущность, растворилась в другой. И эта мелочь почему-то беспокоила и привлекала внимание королевы каждый свободный миг. Он сидел, во всех отношениях не похожий на Мортинову — прямой, четко в профиль, наблюдая за лицами, которые не могли похвастаться такой стойкой мимикой. Задавая простой, но скрывающий в себе очередную каверзу, вопрос, он пристально смотрел на собеседника и тот волей-неволей выдавал свои истинные чувства. Как же Лиссе были знакомы эти его происки! Мортинова иногда приподнимала змеиное веко и бросала взгляд на фигуру Огнева у окна, повернутую к ней спиной. Из-за этого она необыкновенно тиха? Змея ли взбунтовалась в руках у факира и теперь ищет его прощения, факиру ли надоела однообразная ее окраска? Завел себе новую? А ведь Лисса ведет себя точно также. Тоже посматривает на статную фигуру, на четко очерченный профиль, на странную складку на рубашке вдоль всей спины. — Что вы думаете об этом, Ваше Величество? — один и тот же вопрос задается ей. Никто не признается на таких собраниях, что прослушал очередную речь, но для таких случаев есть волшебные слова: — Мы подумаем, господин. Уголки губ Нортона дрогнули, конечно, обо всем знающие. У него взгляд самоуверенного дельщика — «Ты же знаешь, что меня не обмануть. Я ВСЕ о тебе знаю». Лисса делает ошибку — трусливо отводит глаза. Ей не хочется разговаривать. Ничего не хочется. Нортон сразу суровеет и становится прежним. Его глаза останавливаются на пустом месте Миракла. Королева внешне была спокойной и даже улыбалась. Нортон хорошо знал это ее состояние — когда она, прикрыв глаза от наслаждения, впитывала лучи солнца и пропускала их по венам, словно кошка. И даже руки чесались погладить по рыжей шерстке. Ее единственный друг выходит последним. Константин становится на самое светлое место, его тень принимает образ длинной свечи, которая падает на стул Дианы, иногда касается королевы. Нортон хмурится, когда тень накрывает фею, прекращая игру бликов на волосах, и они из морковных превращаются в бордовые. Тень Лазарева — столб, который не имеет рук и пальцев, прицепок репейника или лианы Елены, но все равно являлась его слугой. И Огневу казалось, будто Лазарев спрятал Лиссу в пространственный карман, за пазуху. Присвоил ее, скрыв от чужих глаз. А может, от него, своего бывшего друга? Они оба предатели. Остался лишь Миракл, да и тот где-то постоянно шляется после того злополучного праздника. Мортинову избегает? Или досточтимую советницу, эту безолаберную прогульщицу? А королева, что удивительно, удостоила своим вниманием уважаемое собрание, а точнее докладчика. Вон как внимательно наблюдает за его словами, перестала щуриться и неслышно мурчать. Как легко забыла про дневную звезду и всецело поглощает теперь Лазарева! Значит, он важнее солнца?! А Нортон — нет?! И она первой начала аплодировать, встав и подав всем пример. Собрание было окончено. Проходя мимо Белой Королевы, он шепнул ей так незаметно, как умел только он. Не про солнце, и не про Лазарева. И не про то, что она в тени была блеклой, и чтоб больше не садилась в таком открытом и доступном для чужих теней месте. Нет, почему-то говорим мы всегда не то, что думаем, или в безобразно искаженном виде. — Лазарев не совсем правильно выразил мысли по поводу одной вещи, — ядовито шепчет он, — Любая деталь, однажды подло выскочившая из механизма у одного мастера, выскочит и у другого. — О нет, — солнечно улыбнулась Лисса, — Каждой шестеренке найдется свой мастер, который, в отличии от остальных, подберет к ней нужный ключ. И легкой походкой она ушла подобно прибою. Белка, посчитав себя птицей перелетной, оставила гнездо замерзать. Теплое дыхание заменила пустота вечернего заката. Солнечные блики сменились тенью, как дневная звезда сменяется ночной. Одинокой. Как цветок, что обжигал плечо тоской. И злостью.***
О Эфларус! Почему любые поцелуи Нортона — что для нее, что для других, — пощечина ей? Или Огнев — одна большая пощечина Лиссе от Времени? Раз твое сердце такое черствое, что за все юношеские годы в Чернолюте и Змиулане не смогла никого полюбить, а только отвергало редкие привязанности, так вот тебе! Полюби духа! Полюби своего сводного брата! То, что заставило руки свести судорогой, случилось неожиданно. Гости разбрелись по саду, который был расхвален через край, но ничего не значил для Лиссы, которая никогда в нем и не бывала до коронации. Цветы живые, но незнакомые для души, окружали ее и были не лучше толпы незнакомых людей. Даже хуже — они молчали, будто изучая королеву, чтобы неожиданно схватить в тиски, заблудить, заворожить. Память ли это о Змиулане или о том, что неподалеку бродит дух? В сумерках — самое время для огненных номеров, что дают фиры-актеры. Фонтаны огня опаснее водных и потому завораживают, и тебя охватывает страх потерять на мгновение разум и подойти слишком близко к ним. Красиво оно только на расстоянии, вблизи — коварно. По плиткам скачут пламенные драконы, повинуясь рукам кукловода, неестественные огненные русалки и острые бабочки. Фиры в одних брюках и рубашках, шеи блестят от пота. Какой-то симпатичный фир с черным хвостом поворачивается прямо к Белой Королеве, которая стоит в сторонке, молчаливая и искрящая лишь глазами, и выдувает для нее гигантский огненный цветок. Он висит в воздухе, постепенно уменьшаясь, и рассыпается лишь на руке у рыжеволосой, благодарная улыбка которой звучит громче, чем все крики толпы. Фир изящно кланяется, не переставая смотреть в глаза сегодня нереально красивой королевы. Фир очень элегантен и красив, а еще не выходит из головы у Нортона. И вряд ли когда-то он сможет подружиться с духом, с тех пор, как Белая королева одарила его персональным поцелуем в щеку, выпив не первый бокал. По публике пошли смешки: а не дождалась ли королева свой огненный цветок? Не он ли? — Нашла, — не понимая, что делает, отвечает королева, замечая ускользающую тень, которая несомненно принадлежит обладателю цветка. На сцене тишина. Королева ставит бокал на поднос и направляется в противоположную от сцены сторону, оставляя ошеломленных советников.***
А недалеко от светящихся огней, в закутке лабиринта, где листва высоких кустарников мягка, где все шипы опадают под ноги, целовались два человека. Вернее, никому было неизвестно, люди, феи они, или люты — это бессмертным растениям было не интересно. Высокая худая женщина в темно-фиолетовом платье неистово прижималась к мужчине, тоже блондину, но имеющему в отличие от его спутницы холодный и мрачный вид. На земле валялись осколки пролитых бокалов, пиджак, повисший подобно шинели на одном плече мужчины, его мутные глаза создавали впечатление, что он хорошо напился. Кустам было не интересно знать, что делает здесь босая Белая Королева, прислонившись к холодной каменной стене и глотающая слезы. Может, наступила голыми ногами на осколки. Но тем не менее, опухшие глаза тоже не хотели открываться и видеть, как блондинка пытается стащить с шеи мужчины старый медальон, который мог бы показаться королеве знакомым, и не может, потому что что-то мешает. Возможно, часодейство синего цветка, который замечает блондинка, гневно шипя. Который когда-то заставит Мортинову убить Белую Королеву.