**настоящее время**
…За шторой раздался шорох, и Диару явственно чуть не перекосило, она смешно замахала руками, чтобы позорно не шлепнуться на пол, такой пыльный и потому наверно мягкий, упадешь — веками от веков не отмоешься. Лисса замерла на манер статуи, раздумывая, что делать. Горящий взор подруги мечтательно возвелся к древней вазе, сиротливо стоящей у окна. — Может, подарим? — злорадно шепнула Диара. — Не слишком ли щедр подарок? Мы даже не знаем, кто там. — Мне казалось, жизнь — высокий приоритет? Вот подарим — и узнаем. Ишь чего духи удумали, за феями следить! Хотя нет, здесь уже честь приоритетом! — Здесь у тебя уже драка приоритетом, — припечатала неумолимая Королева, — Может, там такая же фея, что тогда будем делать? Напомнить тебе о том случае в саду? — Ладно-ладно, — пробурчала Диара, сломленная не аргументами, а собственным зверем — смущением, который устроил где-то внутри великую смуту. Победа одержана внутренними врагами, подкупленные внешними заинтересованными сторонами в лице подруги. Она позволяет Королеве бесшумно, оставляя цепочку следов в пыльном покрове — как белка на снегу, подкрасться к шторе и резко отдернуть ее, так, что ужасно завизжали медные кольца на карнизе. Свет из окна не ослепляет, его просто нет, а окно кажется огромной картиной. И, будто из пустой рамы, выпрыгнул оттуда Войт Драгоций, выдвинув часовую стрелу на манер шпаги, будто собирался проткнуть Лиссу острием, будто она может так — фьюить — и сдуться до маленькой тряпочки, которую можно будет надежно припрятать в карман или оставить здесь за ненадобностью. Может, хотел спугнуть, как обычно вводит хищника в ступор необычное и наглое поведение потенциальной добычи, добычи, но пока еще живой и в состоянии отстоять свою жизнь безрассудством. Но волки никогда не охотятся в одиночку. Подарочек без упаковки посыпался острым ранящим дождем на голову взбрендившего зверька, который вообразил на мгновение, что родился с зубами побольше, чем у остальных. — Что-то он не похож на фею, — обвиняюще произнесла Диара, со скепсисом смотря на Королеву, которая не могла не согласиться — слишком уж характерная для мужчины челюсть, тут бы и парик не подошел, — Это диагноз, парень. И потому ты не можешь больше с нами идти, — разъяснила ему Диара, доставая стрелу и ставя блок на воспоминания. Жаль, что ничего нельзя забыть навсегда. Говорят, что даже в следующей жизни где-то в подкорке мозга сохраняется клочок твоей прошлой сущности, что там записаны все вероятности твоей жизни, только не каждому дано открыть ларец. Да и нужно ли? А как тогда вспоминают друг друга люди из разных параллелей? — А я говорила, надо сразу по баш… — подруга сконфузилась, она старалась не произносить при щепетильной подруге лишний раз слова, набранные ею еще от грубых фейских поварих и прислуги. Все-таки, что не говори о равноправии и предубеждении, все равно до самой смерти человек остается тем, кем его воспитали. Во всяком случае, привычки неискоренимы. Диара с грустью подумала, что ей, как бы она не возвысилась по карьерной лестнице, все равно останется служанкой, низшим слоем населения — хотя бы манерами. Ей никогда не стать такой, как Лисса, как Черная Королева, как Ми… Они шли молча, поглядывая в разные стороны — не затаилось ли еще какое-нибудь послание от госпожи подлости. Иногда их взгляды встречались и они осматривали друг друга — босоногая и чуток запылившаяся Королева и ее чистая, но немного грубая советница. Дверь деревянная, резная, знакомая. Лисса велит Диаре задуть импровизированную свечу на кончике стрелы, и та потухает, образовывая целое привидение из дыма. И тогда советнице тоже становится видно, что между полом и дверью струится полоска света, как будто кто-то опять, подождав, пока уйдут родители, зажег свечу, и пишет-пишет, скрипит пером по бумаге.***
Тем временем две фигуры окутанные тенями и специфическим запахом кулинарных специй, крались по тому же самому коридору и закрывали рты руками, боясь чихнуть. — Сними куртку, а то я боюсь, чего бы там у тебя еще случайно не «забылось»! — шипит один. — Нортон, не говори о том, чего не знаешь, — повышенным голосом отвечает другой, пятясь подальше, — Ты с детства ничего не понимал в часодейных настойках! Так не суй, куда не надо, свои духовные лапы! — Ты готовишь настойки из молотого перца и куркумы?! — Все гениальное просто, сказал кто-то! И ничего не бывает простым, сказал я! Это перец, который я одолжил на фейской кухне. В нем содержится десять времен, а тот, который я нашел у тебя, просто атавизм кулинарного искусства по сравнению с этим! — Миракл понял, что сам сказал, и повернувшись, быстро пошел вперед, разбирая совершенно ничего в темноте. — Где это ты нашел его у меня? Причем в таком количестве?! — донеслось усиленно шагающему часовщику в спину, и глухой чих, заглушенный ладонью. — Там было совсем немного. — И все это немного посыпалось, разбившись, нам на головы, пока ты искал ключ! Куда ты прешь, сейчас наткнемся на кого-нибудь из Драгоциев! Наверняка, да кто-нибудь ошивается по приказу Астрогора, раз никого не прислали с нами! — разъяренным шепотом произнес Огнев, но его друг странно крякнул, послышался глухой удар и зажегся огонек. — Ты про этого? — кивнул с полу зодчий на распластанную тушу с явными признаками беспамятства. Они оба не заметили, как на стене позади, словно темное пламя, похожие на чернофигурную роспись, поднимаются неясные силуэты, принадлежащие женщинам, точно там, куда отбрасывали недавно свои тени феи. Одна женщина падает, они ругаются, скачут как будто в ускоренной съемке, другая бросает какой-то предмет. Память стен работает безотказно и неотвратимо, не то что у людей и прочих бестолковых существ.***
Свет не погас, как только дверь распахнулась. Комната выглядела совершенно иначе, обжитой, точно за тот час, что отсутствовали феи, ее успел кто-то присвоить, но никого все равно видно не было. Воск на свече еще грел ладони, дым не колыхался сквозняком, и строчки блестели жидкими чернилами. Лисса наклонилась над столом и с удивлением поняла, что читает детские каракули, скромные потуги копировать сложные факты из раскрытой книги. «Однако, согласно древним источникам ордена розенкрейцеров, считающихся одновременно необыкновенной ересью для современности и величайшим примером служения богу, фениксы — иначе огнежары — обитали повсеместно на материках… — О, святой Эфларус, благодать! Ни пылинки! — Диара потерла любовно чистый подлокотничек замшевого дивана. «…Австралия…» — Пряники. Три штуки. — отрапортовала советница, протянув руку, но тут же ее отдернув, — Вот же Черная ведь… Королева! И зачем говорила про блюда неизвестно из какого времени! Теперь боюсь. «…Африка…» — Лисса, тут игрушка. Белка плюшевая, кстати, — смешок, — Тут что, жил ребенок? «…и на далекой неземной Эфларе, если она, конечно, существует». — Откуда здесь моя любимая книга? — произнесла Лисса, проигнорировав все реплики подруги. — Что? Твоя любимая книга? Какая это? — «Incognita»*, — почти прошептала Королева, осторожно листая дорогие ей страницы. Издано тиражом в смехотворные десять экземпляров, один из которых стоит и поныне в чернолютовской библиотеке. — Ох уж эти шторы, — Диара подошла к ближайшей портьере, отдернула ее и тут же задернула, — Ужас какой. Зачем изображать человека без лица? А здесь что… — Дэлш замерла, но так и не протянула руку к малиновой ткани, а стала бесшумно пятиться к письменному столу, — Лисса, — едва различимый шепот. — М? — Там опять кто-то есть. Пообрывать бы все эти шторы к чертовой матери! Не успели они отдернуть портьеру, как кто-то завопил, попытался убежать и рухнул на Диару, запутавшись в тяжелой бархатной ткани, поеденной не одним поколением моли. Это был ребенок, девочка, она тяжело барахталась, пытаясь слезть с ошалевшей от такого развития сюжета феи. Диара же обхватила ее за руки, сжала коленями ноги и заставила ее прекратить кататься по бедной советнице. «То же мне, скалка нашлась» — бурчала она, — «Ничего мы тебе не сделаем, тихо!» Лисса осторожно подхватила подмышки семилетнюю девочку со светлыми растрепавшимися косичками. — Привет, все хорошо, — она ласково погладила ее по щеке, затянула покрепче резинку на косице, и та действительно затихла, неверяще рассматривая королевское лицо. — А моль, оказывается, и на потолке водятся, — подозрительно пробормотала сзади еще не отошедшая Диара, — Так еще и невидимые. — Что? — Привет, говорю, моль, — она помахала потолку. Девочка и Лисса одновременно посмотрели на Диару, а потом вверх, к белому потолку, озаренному светом. — Приветствую представителей наземной фауны, — приветливо помахал из ниши под потолком Миракл, — Слава богу, уже все суставы затекли. Девочка вдруг сбросила руки Лиссы со своих плеч, пересекла комнату и резко распахнула белые двустворчатые двери, из-за которых невозмутимо шагнул мужчина с зелено-серыми глазами. Лиссе резко стало плохо. — И правда, просто виварий, — откомментировала Дэлш, поднимаясь с пола.***
— Скажи, девочка, как тебя зовут? — осторожно спросил Зодчий. Ребенок, примкнувший к боку Лиссы, молчал без всякого выражения на лице. Нортон остался стоять в стороне, Миракл встал за спинку дивана, внимательно изучая незнакомку. Ноги босые, но без единого следа пыли, что покрывает все помещения в Расколотом замке, простое белое платьице и пшеничные косы-змейки. Типичная девочка для Эфлары, нетипичная для Раскола, если тут вообще водятся какие-то людские расы. — Как тебя зовут? — повторила Лисса, стараясь приветливо улыбаться. Девочка секунду разглядывала ее улыбку и складки на скулах, будто надеясь отыскать там что-то забытое, словно попугай накрытое платком и замолчавшее. — Николь. — Скажи, ты тут одна живешь? — Нет. За стенкой, в буфете, живут два затерянных. Муж и жена. Они иногда принимают меня за свою дочь, — просипела Николь, никак не желая встречаться взглядом с госпожой советницей, которая, видимо, ее немного пугала. — Скажи, а откуда у тебя эта книга? — Лисса кивнула на стол. — Incognita? Откуда? — прорезался голос у духа, но он тут же пожалел об этом — все дружно повернули головы в его сторону: Миракл со скепсисом на лице, Диара с полнейшим изумлением — почему какой-то часовщик знает, а я это нет? Лисса лишь прикусила губу и отвернулась. Цветок уже ощутимо расползался по спине, разворачивал бутон, причиняя беспокойство. — От мамы, — опять погрустнела девочка и опустила взгляд. — А кто? Как ее зовут? — Опять стрельнула взглядом в Лиссу и спросила, набравшись смелости: — А вы меня не узнаете? Их глаза опять встретились, и у Лиссы в голове опять пронеслась болезненная вспышка, какой обычно сопровождались все видения о будущем, эти странные косицы показались ей странно знакомыми, она протянула руки и в который раз бессознательно поправила резинку. И столько надежды было в ее голосе, что Лиссу посетило недостойное Королевы желание солгать. — А должна? — Нет, — Николь и сама это понимала, но ведь память людей такая непостоянная — то забывает первые пять лет своей жизни, то вспоминает то, чего не было. Или что могло бы быть? Каждое утро мы просыпаемся и думаем, что еще живем в той реальности, что видели во сне. Может быть, и красивая рыжеволосая женщина вспомнит то же, что и она? Но в ее глазах много чего нет, нет и толики узнавания, но они все такие же синие и успокаивающие, как штиль, как глубокое озеро. На воду можно смотреть вечно… — Хотите, я покажу кое-что? — Конечно! — почти хором промолвили часовщики, ведь это может пролить свет на ее темные тайны, воздержался лишь отец… Но ему тоже интересно, Николь знает. И кривится, ведь она хотела показать это только ему и… Она подошла к столу и достала объемную коробку, непримечательную, с тонкими серыми стенками и надписью «имущество Лазоря», но, конечно же, никто не обратил на это внимание. Только, может быть, кому-то приснится это во сне. В коробке обнаружились тонкие листы бумаги, изрисованные тонкими линиями, в которых узнавались силуэты каменьев, тонкие силуэты веточек. Все ахнули — это были эскизы украшений. А Николь продолжала рыться в коробке, пытаясь добраться до дна, выкладывая все больше и больше бумаги. Косицы постоянно ей мешали, гладя кисточками поверхность стола. Наконец она достала что-то и сунула в руки Лиссе, и стала ожидать реакции. Ладони почувствовали что-то обжигающе холодное. Это была невидимка с наконечником из свернутых в цветок металлических жгутиков. И вроде бы свет на кончиках стрел и пламя свечей был теплым, а отражался он на металле каким-то потусторонним светом, зеленоватыми оттенками. — Часы, какая красота, — против воли восторженно произнесла Королева, и отсветы волшебного света заиграли и в глазах Николь. Огнев тоже рассматривал изделие со скрытым интересом. — — Недурно, — обронил он, и Николь почувствовала себя самой счастливой тенидой. — Это подарок, — сказала она и задула свечу.***
Все разом померкло, сквозняк зашумел и вынес их в коридор, и они больше не смогли зайти в ту комнату, как бы не старались. Комната опять стала казаться нежилой, опять превратилась в подобие иллюзии, так и не дав никаких ответов. Холодная невидимка жгла руки Лиссе, никак не желая нагреваться живым теплом пальцев. — Я думаю, это какая-то разновидность тенид, — прокряхтел Миракл, собирая свои кости, — Телесная и небесплотная, надо же! Видимо, она — именно то, что питает эту комнату Временем. У тенид ведь его полно, неистраченного, непрожитого времени. Несчастные существа. Лиссе стало противным слушать, как часовщик беспристрастно и с научной точки зрения обсуждает ту девочку. Вот кому надо обрушить вазу на голову и не одну. — Но я буду еще более несчастным, если вы, госпожа советница не соизволите отпустить полу моего плаща, в этом кармане у меня важные… хм… — продолжил зодчий, и, о боже, на щеках Дэлш заиграли краски. Она тут же отпустила, отползла и встала подальше. Во избежание всяких замечаний. Но Лисса ничего и не заметила, заколка в ее руках вдруг потрескалась, из ее сердцевину, будто из яйца, проклюнулся синий цветок, скорлупа осыпалась на пол и смешалась с пылью. А цветок скоротечно расцвел, явив слишком яркий цвет лепестков в этом сером замке, и так же быстро умер. Заколка за пределами комнаты оказалась ненастоящей, как и все, что могла бы сделать тенида в своем времени. То, что могло бы быть и не сбылось, Лисса знала про это очень много. И внутри поселилась грусть, которую она не смогла вытравить больше никогда. А Нортон Огнев смотрел на ромбовидные обои и вспоминал точно такие же у себя в прихожей дома, не такого большого, как в этой параллели, но уютного и наполненного детским смехом. Там бегают Норт и Дейла, там в кресле сидит Нира и читает очередную книгу, взятую с работы — «Incognita».